словно сон — утром воспоминание живо и свежо, а уже к обеду почти ничего не вспомнить. Дойдя до того места, когда они повернули на восток, Глеб запнулся и умолк.
— А потом?
Он попытался заставить себя вспомнить. Вызвать в уме хотя бы какие-нибудь образы, но все оказалось бесполезно. Глеб кое-как продолжал говорить, но скоро опять замолчал, понимая, что больше фантазирует, чем действительно вспоминает.
— Я забыл, — наконец сказал он.
— Что значит забыл?
Глеб пожал плечами.
— Аленка тоже ничего не помнит, — заметил дядя. — А ты уверен? Утром ты больше рассказал.
— Да. А теперь не помню.
— Ой не нравитесь вы мне, ребята, — сказала тетя. — Как-то все это неправильно. И врачи ничего не говорят.
— Совсем ничего?
— Сказали, что такое может быть при высоком внутричерепном давлении или вследствие травмы.
Тетя повернулась к Глебу
— Она точно не ударялась головой?
— Не помню.
— Ты сказал мне, что кровь пошла еще до того, как она упала, — сказал дядя.
— Наверно.
— Она могла обо что-то удариться.
— Или кто-то ее ударил!
Глеб встал с кровати.
— Идемте, я вам кое-что покажу.
Они смотрели на фотографию и молчали. Глеб ждал, решив не мешать им своими комментариями. Если в кадре что-то есть, они сами это увидят.
— Какое-то пятно.
«Ты удивительно наблюдательный, дядь Сереж», — язвительно подумал Глеб.
— Это то самое место? — спросила тетя.
Он кивнул.
Дядя отвернулся от экрана и шумно вздохнул.
— Уфф… Так, ладно. Завтра я пойду туда. И ты, — он указал на Глеба, — покажешь мне дорогу. Посмотрим что там такое.
— Хорошо.
— Сереж, мне как-то не по себе, — сказала тетя.
— Не говори ерунды!
— Я серьезно. Мне это не нравится. Эта штука выглядит опасной. Мы не знаем, что это такое.
— Вот я и хочу узнать!
— Не ходите!
— Оно находится рядом с нами! И мы не можем сидеть дома и делать вид, что там ничего нет! Может быть, понадобится вызывать специалистов.
— Охотников на привидения, — пошутил Глеб.
— Что?
— Охотников на приведения. Как в фильме.
— Не смешно. Совершенно не смешно.
Глеб смутился и замолчал.
Тетя наклонилась к экрану.
— Может быть, он прав. Может, нам надо звать священника, а не…
Дядя взял пульт и выключил телевизор.
— Хватит уже! А то мы сейчас черте до чего договоримся! Завтра все выясним. Думаю, там просто свалили какую-нибудь дрянь. Теперь она испаряется, и ребята надышались этими испарениями.
— А пятно? — спросил Глеб.
— Дискуссия окончена. Все.
Дядя отсоединил фотоаппарат.
— Хватит на сегодня.
День третий
Он шел через лес, дрожа от страха, еле сдерживаясь, чтобы не закричать. Деревья вокруг изгибались и раскачивались, словно живые. Будто они пытались вырвать из земли свои корни и ходить, превратившись в огромных кровожадных сумасшедших.
«Кто знает — может, им это уже удалось. Может, они бродят где-то рядом, невидимые в общей массе, и они ищут меня. Они приближаются».
Глеб застонал от страха через плотно сжатые губы. Крик рвался изнутри и, не находя себе выхода, скапливался где-то в районе солнечного сплетения, ощущаясь, как большой болезненный шар. Еще немного и он просто разорвет грудную клетку и вырвется наружу.
«Нельзя кричать!»
Сам не зная почему, но Глеб был уверен, что, пока он молчит, безумные трясущиеся деревья не смогут увидеть его. А стоит только вскрикнуть, как они набросятся и тогда…
«О черт!»
Глеб задел ногой за вывернувшийся из земли корень, не удержал равновесия и упал лицом вниз, прямо в холодную мокрую траву. От удара он непроизвольно вскрикнул и сжался. Скрипы и перестуки вокруг сделались громче.
«Меня увидели! Увидели!»
Глеб попытался поднять голову, чтобы осмотреться, и едва успел закрыть глаза, когда тонкая гибкая ветка стегнула его по лицу, оставив длинный красный след. Из земли возле него выпростался еще один корень, за ним новый. Они раздвигали холодную землю и скользили по траве, словно змеи. Глеб почувствовал, как они обвились вокруг его предплечий, стягивая мышцы, словно веревочные петли. Другие уже добрались до ног, и все больше и больше их стремилось к нему, дрожащих, покрытых грязью и шелестящих гнилыми листьями. Корни опутали его тело и потащили Глеба вниз, в рыхлую почву, податливо проседающую и жадную. Он попытался вздохнуть, и не смог. Солнце стало меркнуть, заходя за край его могилы. Уши наполнились каким-то жужжащим звуком, словно целая стая насекомых стремилась присоединиться к убийству. Глеб почувствовал, что теряет сознание.
«Я умираю. Как жаль…»
Глеб судорожно вздохнул и проснулся. Он лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку, весь покрытый испариной. Тело тряслось от холода.
«Это сон — слава тебе, Господи!»
Он перевернулся на спину и натянул на себя сползшее одеяло, почувствовав облегчение и слабость. Кошмар медленно растворялся в сознании, словно фотография, проявляемая наоборот. И среди меркнущих образов вдруг выплыло на первый план громкое жужжание. Глеб нахмурился и повернулся на звук. Жужжание доносилось со стороны окна. За тонкими белыми жалюзи мелькали темные точки.
Кровать сразу показалась сырой и неуютной. Наполовину сонный, Глеб вылез из-под одеяла и шагнул к окну, чувствуя кожей теплый солнечный свет. Он нащупал веревку и потянул, раздвигая жалюзи. То, что он увидел, было словно продолжением ночного кошмара.
Все стекло покрывали ползающие, взлетающие и вновь садящиеся мухи. Их были десятки, может быть даже сотни. Словно живое полотно, они двигались и жужжали. Черные спины и крылья блестели, вызывая тошноту.
«Ни хрена себе! Откуда они взялись?».
Глеб отступил на шаг и медленно отпустил веревку, боясь побеспокоить этих тварей.
«Если они начнут летать по комнате, мне останется только бежать».
Но мухи не взлетали, они продолжали сновать по стеклу и подоконнику, перелезая друг через друга и жужжа.
«Дрянь какая!»
Часы на тумбочке показывали пять минут седьмого. Солнце уже взошло над деревьями, и в комнате было светло. Отвратительными тенями, отражаясь на полу и стенах, сновали мухи. Мысль о том, чтобы доспать еще час-полтора не вызвала особенного энтузиазма. Под такой аккомпанемент все равно невозможно заснуть. Глеб подумал, что именно эти маленькие гады и спровоцировали его кошмар. Первый за многие годы.
Лет в десять-двенадцать у Глеба был период, когда он подолгу не мог заснуть. Он лежал, натянув одело до самого носа, и напряженно прислушивался. Квартиру наполняли звуки: тихое поскрипывание, шорохи; иногда ему даже казалось, что он слышит сиплое приглушенное дыхание, словно что-то уродливое и страшное подбирается к кровати. Это что-то приходило каждую ночь, и Глеб боялся закрыть глаза, потому что во сне оно могло добраться до него.
Чудовище.
Чудовищ не существует, говорил ему отец. Сидя на залитой утренним солнцем кухне, слушая новости по телевизору и неторопливое бульканье кофеварки, ощущая приятный аромат готовящегося кофе и цветов на подоконнике, Глеб с готовностью с ним соглашался. И даже верил, что никаких монстров нет, а все это — просто воображение. А потом наступала ночь, и чудовища возвращались. Они выползали из своих тайных нор под шкафами, свешивались с антресолей в коридоре. Они шептали и шуршали рядом с кроватью, заставляя маленького мальчика дрожать, затаив дыхание, и натягивать одеяло, будто оно могло защитить. Глеб был уверен, что они владеют колдовством, способным усыпить взрослых, чтобы те не смогли
