Славяне и арийский мир

французский, потому что в Италии было меньше посторонних элементов, чем в Южной Галлии, а в Южной Галлии меньше, чем в Северной. Разница в этих языках скорее фонетическая, чем лексическая, и получилась она главным образом от иного ударения, с каким говорили по-латыни все вновь усвоившие себе этот язык.

Наречие Иль де Франса стало литературным языком Франции благодаря обстоятельствам, сделавшим то, что Капетинги основали свою резиденцию в Париже. Умбрийский, осканский и мессанийский диалекты уступили место латинскому, потому что Римская республика подчинила себе остальную Италию. Потому, что Афины были умственным центром эллинского мира, потому, что в Мадриде говорили по- кастильски и что Магомет родился в Мекке, местные диалекты Аттики, Кастилии и Мекки стали литературными языками, которые мы называем греческим, испанским и арабским.

Когда устанавливается литературный язык, то местные диалекты стремятся к исчезновению.

В силу, вероятно, политических причин диалекты, которые должны были когда-то заполнять собою промежутки между языками: славянским и иранским, армянским и греческим, латинским и кельтским, исчезли. Так следует объяснить развитие в языке местных наречий и исчезновение промежуточных разновидностей.

Часто случалось, что наречие, одержавшее верх в борьбе за существование, было именно то, которое включало в себя наибольшее число чужеземных слов. Латинское наречие вовсе не было самым чистым из италийских диалектов. Аттический диалект греческого языка был дальше от первоначального языка эллинов, чем дорийский или эолийский.

Английский литературный язык есть скорее смешанный язык Данелога, чем чистый саксонский язык Вессекса или чистый язык англов Нортумберланда, а фризский язык более приближается к первоначальному тевтонскому языку, чем литературный немецкий.

Исчезнувшие арийские языки

Склонность местных диалектов исчезать, делая более заметными различия между теми, которые сохранились, поможет нам объяснить исчезновение лингвистических семейств, образовывавших в прежнее время связь между существующими языками.

В некоторых случаях мы даже можем делать предположения о природе исчезнувших языков, которые могли заполнить промежуток между отдельными семьями арийского языка.

Думают, что армяне были восточной ветвью фригийцев, которые в свою очередь отожествляются с бригами Фракии. Так между несколькими известными нам фригийскими словами встречается Βαγαΐος, фригийское имя высшего Бога, которое есть не что иное, как иранское Bhaga и славянское Бог^{232}. Из этого мы можем заключить, что фригийский и фракийский языки могут снабдить нас некоторыми из связей, отсутствующих между греческим, армянским, славянским и иранским. Оба последние, вероятно, находились в связи через посредство сарматского и скифского. Едва ли можно сомневаться, что многие из иранских языков исчезли. Существующие иранские языки: пушту, персидский, курдский и балучи, походят на песчаные слои Бегшота, увенчивающие возвышенности окрестностей Лондона и представляющие остатки формации, в прежнее время бывшей сплошной, а теперь в большей части своей разрушенной размыванием.

В старинном языке даков, известном нам лишь по географическим именам и нескольким названиям растений, сохраненным Диоскоридом, окончания были подобны или почти подобны окончаниям кельтского, иллирийского, фракийского и литовского языков; дакийское название propedula напоминает кельтское pempedula. Дакийский язык, вероятно, принадлежал к фракийско-иллирийской семье, и если бы он уцелел до наших дней, то он образовал бы драгоценную связь между языками кельтским, албанским, греческим и литовским. Албанский язык произошел из древнего иллирийского. Его лингвистическое положение сомнительно. Ген находит, что он сильно приближается к греческому; Блау считает его более близким к иранскому; но так как греческий больше всех других приближается к индоиранской семье, то старый иллирийский язык, будь он нам известен, мог бы помочь нам заполнить этот пробел. Иллирийский язык оставил, однако, следы в той стране, где на нем говорили.

Мы уже видели, что албанский язык, наравне с болгарским и румынским, обладает определенным склонением, получаемым посредством прибавления к члену суффикса. Эта особенность происходит, вероятно, от древнего иллирийского, образовывавшего, быть может, связь между италийскими, эллинскими и литовскими языками. Таким образом, кажется, что между европейскими языками отсутствуют три посредствующие: дакийский, иллирийский и фракийский.

Дакийский и фракийский образовывали, по-видимому, переход между славянским на востоке, кельтским на западе и греческим на юге. Фригийский и фракийский могли бы заполнить пробел между армянским и греческим; сарматский язык соединил бы славянский с иранским.

Гибель столь большого числа промежуточных форм помогает нам объяснить, почему языки севера и юга Европы имеют так мало общих черт. Если бы исчезнувшие языки уцелели, связи, по всей вероятности существовавшие между арийскими языками, могли бы быть представлены следующей диаграммой.

Теория волн

Было доказано, что арийские языки, по всей вероятности, произошли из наречий точно таким же способом, каким образовались тевтонские диалекты, или неолатинские языки.

Вероятность того факта, что арийские языки образовались, так сказать, in situ (лат. «на месте»), была доказана Шмидтом в трактате, о котором мы уже упоминали. «Теория волн» Шмидта имеет, однако же, такую важность в вопросе о месте происхождения арийских языков, что надо посвятить несколько страниц ее более подробному изложению. Фикк и Шлейхер, основываясь на некоторых словах или некоторых формах, принадлежащих исключительно европейским арийцам, утверждали, что существовало первоначальное основное разделение между арийцами европейскими и азиатскими; с другой стороны, Грассман, Паули, Зонне и Шпигель утверждали, что греческий язык более приближается к азиатским, чем к латинскому или тевтонскому; а Бопп и Потт утверждали существование тесных фонетических отношений между языками славянскими и индоиранскими.

Шмидт показал, что все арийские языки образуют звенья одной цепи, что славянский не может быть отделен ни от немецкого, с одной стороны, ни от иранского, с другой, и что греческий служит связью между санскритским и латинским.

Допуская, как все ученые, тесную связь между зендом и санскритом и признавая их языками- братьями, Шмидт показал, что три семьи языков, находящиеся на берегах Балтийского моря: тевтонская, литовская и славянская, связаны 143 словесными связями, из которых 59 общи трем языкам, 50 общи тевтонскому и славянскому, а 34 литовскому и тевтонскому. Он показал также, что восточная группа, или индоиранская, соединена с группой северной, или балтийской, 90 связями, из которых 61 специально соединяет их со славяно-литовской семьей и только 15 с семьей тевтонской.

Если три семьи балтийских языков тесно связаны этими 143 связями, то, с другой стороны, две семьи средиземноморские, италийская и эллинская, соединены 132 связями, то есть числом почти равным; азиатская группа соединяется со средиземноморской 123 связями, из которых 29 соединяют ее с эллинской семьей и лишь 20 только с семьей италийской и 4 с обеими этими семьями. Существуют также 10 связей между семьями славяно-литовской, индоиранской и эллинской.

Эти связи существуют в одном лишь словаре, но есть и другие, доставляемые грамматической конструкцией. Таким образом тевтонский и славяно-литовский сходствуют не только в словах, обозначающих серебро, ячмень, пшеницу, пиво и число тысячу, но и изменением первоначального bh в m в некоторых падежах. Литовский и славянский