растерялся. Немного отвернувшись, он ловко имитирует баранье блеяние.
— Шутник, — понимающе подмигивает милиционер Шурику и, уезжая, кричит: — Будете жарить шашлык из этой невесты, не забудьте пригласить!..
Красная машина похитителей стремительно проносится мимо дорожного указателя «Орлиное гнездо» и вскоре подъезжает к уединенной даче Саахова в горах. Джабраил пропускает машину во двор и наглухо закрывает ворота. Все! Нина стала «кавказской пленницей».
Шарфик Нины, тот самый, который она повязала на шею Шурику, сейчас держит в руках Саида. Перед ней растерянный, подавленный Шурик.
— Так это был не обряд... Ее действительно украли, — произносит Шурик. — Кто украл? — грозно спрашивает он и тут же виновато спохватывается: — Ах, да... Кто жених?
— У нас женщины иногда узнают об этом только на свадьбе...
— Свадьбы не будет! — взрывается Шурик. — Я ее украл, я ее и верну!
Он стремительно выбегает из дома и, перемахнув через перила лестницы, в классической ковбойской манере прыгает прямо в седло своего ишака. Но, в отличие от героев дикого Запада, всадник на бешеном галопе не скрывается в облаке пыли. Обиженный осел, несмотря на все понукания, не трогается с места. Совершенно ясно, что сейчас никакая сила в мире не заставит его подчиниться хозяину. Шурик вынужден бросить его и бежать на своих двоих.
Запыхавшийся Шурик подбегает к отделению милиции. Он готов уже войти в подъезд, но его останавливает голос Саахова:
— Товарищ Шурик!
Шурик оборачивается и бежит к стоящей у тротуара «Волге». От волнения и быстрого бега он не может произнести ни слова.
— Что случилось? В чем дело? — осторожно спрашивает Саахов.
— Преступление... Украли...
— Ишака вашего украли? Да? — пытается шутить Саахов, но на самом деле он не на шутку встревожен.
— Да нет! Девушку... Нину похитили...
— Нину?! — притворно ужасается Саахов, лихорадочно соображая, что же делать.
— Я единственный свидетель! — объясняет Шурик и снова порывается войти в милицию. Саахов резко хватает его за руку и вталкивает в «Волгу»...
Но падает Шурик не на сиденье машины, а в мягкое кресло на квартире Саахова. Здесь и продолжается их разговор.
— Нет, вы не свидетель, вы — похититель, преступник! — говорит Саахов, заговорщицки опуская жалюзи.
— Ну я же не знал! — оправдывается Шурик.
— Какой позор, какой позор! Клянусь, честное слово! — патетически возмущается Саахов. — На весь район! Я лично займусь этим делом. Этот таинственный жених — подлец ничтожный!.. А кстати, вы не знаете, кто это?
— Нет.
«Фу, отлегло! Самого главного этот разоблачитель не знает». — Очень жаль, очень жаль, — бодро говорит товарищ Саахов. — Он подлец! Аморальный тип! Большое спасибо за сигнал. На этом отрицательном примере мы мобилизуем общественность, поднимем массы...
— Правильно! — одобряет эту программу доверчивый Шурик. — А я пойду в милицию...
Саахов останавливает Шурика и чуть не силой вдавливает его обратно в кресло.
— В какую милицию? Слушайте, арестуют немедленно... Они же формально обязаны вас посадить... Посадят.
От этого неожиданного варианта Шурик растерялся.
— Деньги есть?
— Зачем? — недоумевает Шурик.
— Вы должны немедленно исчезнуть. Я все сделаю сам. Нина будет спасена. Этих негодяев мы будем судить показательным судом. А вы приедете на этот процесс действительно как свидетель...
— Нет! — восклицает Шурик. — Я не имею права злоупотреблять вашим благородством.
— Каким благородством? — почти искренне удивляется Саахов.
— Вы же рискуете из-за меня, формально вы прикрываете преступника. Нину-то украл я, и я должен сам искупить свою вину! Спасибо, огромное вам спасибо!
Шурик горячо трясет руку Саахова, затем быстро направляется к двери.
— Товарищ Шурик! — Саахова осеняет спасительная идея. — Зачем в милицию? Не надо этих жертв! Прямо к прокурору. Он все поймет...
Шурик и Саахов поднимаются на крыльцо дома. Дверь распахивается широко и радушно. За ней — шум, дым и звон пира. На пороге Шурика и Саахова встречают добродушный хозяин дома и члены его семьи.
— Дорогие гости, добро пожаловать! — радостно приветствует он пришедших, держа большой рог с вином.
— Скажи, Марим, прокурор у вас? — спрашивает Саахов.
— У нас, у нас, все у нас, весь город у нас, только вас ждали. Вина дорогим гостям!
— Нет-нет, спасибо, я не пью, — слабо защищается Шурик. — Нам бы прокурора...
— Отказываться нельзя... — шепчет Саахов. — Кровная обида.
Гостеприимные хозяева подхватывают Шурика под руки и увлекают в дом. Саахов с удовольствием следует за ними, предвидя дальнейшее развитие событий.
Вскоре он выходит из дома и, настороженно оглядываясь, звонит по телефону-автомату:
— Райбольница, да?.. Приезжайте, пожалуйста, немедленно на улицу Гоголя, сорок семь... Да, дом Капитанаки... Да-да, где именины... С одним из гостей совсем плохо... Немедленно, прошу...
Два санитара в белых халатах выносят носилки, на которых возлежит Шурик, как одалиска. Глаза его закрыты, он томно бормочет нечто нечленораздельное. Товарищ Саахов безошибочно рассчитал: Шурик действительно мертвецки пьян.
Санитары ставят носилки в санитарную машину. Любопытные гости и прохожие наблюдают и комментируют:
— Он еще песню поет, да.
— Что случилось?
— Человек немножко много вина выпил, ничего не случилось...
Саахов сообщает женщине-врачу симптомы болезни:
— Вы понимаете, это очень тяжелая форма заболевания. Надо спасать человека — так стоит вопрос, честное слово, клянусь! Вы понимаете, на почве алкоголизма у него появляются какие-то навязчивые идеи. Какая-то украденная невеста. Он рвется все время кого-то спасать... просто помутнение рассудка, честное слово.
— Ясно, делириум тременс, — ставит диагноз врач. — Белая горячка.
— Да, белый, горячий, совсем белый, — сочувственно подтверждает Саахов.
— Ну, вы не волнуйтесь, через три дня поставим на ноги.
Это не устраивает товарища Саахова.
— Э-э, нет, торопиться не надо. Это наш гость. Важно вылечить. Важно вернуть обществу полноценного человека. Торопиться не надо.
— Постараемся. До свидания!
Высоко в горах, на краю отвесной скалы, прилепилось «Орлиное гнездо» — одинокая сакля, переоборудованная в загородный домик товарища Саахова. Одна стена сакли с большим окном и балконом висит над пропастью. Крыльцо и веранда выходят во фруктовый сад, отделенный от внешнего мира глухой
