— А мама?
— А мама поехала к нему.
— Вот это да! Как же она тебя оставила?
— А у нас соседи хорошие.
Павел Васильевич не все понял, но больше не спрашивал.
— Тогда, может быть, пойдем к нам? Это удобно? — спросил он Гену.
— Почему неудобно! Только надо скорей, а то мама скажет, что уже поздно.
— Ну вот, удобно, — сказал Павел Васильевич. — Найдем мы тебе пионеров. Чего-чего, а пионеров у нас... А сейчас мы тебя познакомим с нашей мамой. Она никогда не была первой пионеркой, но она тоже неплохой человек.
Однако дома никого не было.
— Я говорил, что она обиделась, — сказал Павел Васильевич.
— Может быть, она к Наталье Дмитриевне пошла? — предположил Гена.
— Наверно, к Наталье Дмитриевне. Хотя нет, у нее отпуск. Наверно, забежала к Наташе.
— Может быть, к Наташе, это скорее всего, — согласился Гена.
Павел Васильевич вспомнил о Тане и засуетился.
— Что же мы? Привели человека и бросили на произвол судьбы. Вы побеседуйте, а я пошурую насчет пропитания.
Он вышел на кухню.
Гена встал, походил по комнате и прислонился к стене. Таня тоже прислонилась к стене. Так они постояли, пока Павел Васильевич не вернулся. Накрывая на стол, он сказал:
— Твоей маме жилось нелегко, поэтому сейчас к ней надо относиться очень внимательно.
— Ладно, — сказал Гена, видимо, не желая разговаривать на эту тему.
Павел Васильевич стоял, глядел на него и думал, что еще следовало бы сказать сыну по этому поводу.
— Вот Таня тоже обижается на маму, что она от нее уехала. Обижаться легче всего.
— Я не обижаюсь, — сказала Таня.
— И правильно. Поставь себя на минутку на мамино место. Папа уехал на полгода, может быть, на год, а она неделю не может без него прожить. Тебе это непонятно, но представь себе, что она без него погибает. И она едет к нему.
Таня усмехнулась.
— А там она целые дни только и делает, что строчит мне письма.
— Видишь, значит, без тебя она тоже не может! — воскликнул Павел Васильевич.
Он увлекся и продолжал:
— Видите ли, в жизни многое обстоит совсем не так, как кажется на первый взгляд. Вот стол и стол. А на самом деле в нем происходит бог знает что — вращаются атомы! Вы уже взрослые, верно? Вы уже должны различать, что видно только на первый взгляд, а что на второй взгляд и на третий... Вы меня понимаете?
В это время щелкнула дверь в прихожей, и Павел Васильевич поспешил туда.
Это пришла мама Гены.
Пальто она сняла в прихожей и, пока муж его вешал, вошла в комнату. Она была красиво одета и еще молода, но казалась больной. Она села на стул, переменила туфли, расстегнула маленькое ожерелье, и все это делала машинально, словно думая только о том, чтобы поскорее уйти и поболеть вволю.
Павел Васильевич принес в комнату кастрюлю.
— Вот и хорошо, большой семейный ужин, — весело сказал он.
Но жена не ответила и ушла в соседнюю комнату. Павел Васильевич пошел за ней и прикрыл за собой дверь. Они разговаривали тихо и думали, что их не слышно.
— Я же тебя просил: не надо к нему ходить! Я вижу, чего это тебе стоит. Ты каждый раз возвращаешься больная. И все равно ты ничему не поможешь.
— Как я могу ему помочь? — отвечала женщина. — Он делает это как будто мне назло. Если бы ты видел, как он опустился! Он держится, ты знаешь, он умеет держаться, но я вижу — он распадается на глазах. Паша, он опять пьет!.. Хотела его успокоить, хоть немного прибрать в комнате, а он меня обругал. Я разнервничалась, начался никому не нужный разговор...
— И Гене неприятно, — еще тише сказал Павел Васильевич. — О Гене надо думать.
— Я понимаю, я все понимаю!..
Гена и Таня стояли молча, не глядя друг на друга.
— Я пойду, — сказала Таня.
— Да, верно, уже поздно, — согласился Гена.
Но не успела она надеть пальто, как в прихожую вышел Павел Васильевич и сказал:
— Это что такое! А ну-ка сейчас же раздеваться!
— Я лучше в другой раз зайду, — пообещала Таня.
— Все уже на столе. Ну-ка!..
И все сели к столу и стали молча есть.
— Очень вкусный суп, — сказала Таня.
Гена ждал ее на бульваре.
— Здравствуй! — сказала Таня.
— Здорово.
— Слушай, ты не поможешь мне? Здесь одного излупить надо. Не бойся, у нас в классе все мальчишки коротышки. Вот он. Ты его подзови и валяй, а я пока спрячусь, ладно?
Она отошла и спряталась в телефонную будку. Отсюда ей было все видно.
Вот она увидела приближающегося Бардукова. Он шел вихляясь. На боку его болталась сумка,
— Эй! — позвал его Гена.
Бардуков остановился.
— Поди-ка сюда!
— Ну чего? — спросил Бардуков, не подходя.
— Иди, не бойся.
— А чего мне бояться? — не двигаясь, сказал Бардуков.
Гена оглядел его с головы до ног.
— Ого, да он кулаки сжимает!
— Я не сжимаю, — сказал Бардуков, распрямляя ладони.
— Ну подойди тогда, чего же ты струсил?
— А чего мне трусить? — стоял на своем Бардуков. Он морщил лоб и смотрел обиженно, с видом покладистого человека, которого оклеветали или с кем-то спутали.
Гена шагнул к нему, и Бардуков отступил назад, наткнувшись на прохожего. Он испугался и даже не собирался защищаться. Гена усомнился вдруг, тот ли это, и оглянулся на Таню.
Таня из будки махнула ему рукой — мол, тот, лупи!
— Дядя, чего он ко мне пристает! Чего он! — пронзительно взвыл Бардуков.
— Иди-иди, — сказал прохожий Гене. — Не приставай.
И пошел дальше, бросив Бардукова на произвол судьбы.
Таня увидела из будки, как Бардуков побежал, а за ним побежал Гена, но она не слышала, как Гена, догнав Бардукова, крикнул ему:
— Беги, дурак!
И Бардуков побежал дальше, и Гена не стал его преследовать.
— Ну что же ты? — с досадой спросила Таня, подходя к нему.
— Да ладно, я его хоть напугал. На первый раз довольно.
Но она побежала по улице, свернула в ворота дома, где жил Бардуков, и крикнула:
— Толя!
Он остановился.
