пусть дерется!' — 'А твой диплом и приход, Тафти, мальчик мой?' — напомнил милорд; и они стали прохаживаться. Через несколько минут, в течение которых мистер Фитч оглядывал Брэндо-на с головы до пят, или со шляпы до башмаков, в точности как мистер Уиддикомб мистера Картлича, перед тем как эти два джентльмена сойдутся в сражении на арене цирка Астли (да и то сказать, что еще бедняга Фитч мог бы взять за образец рыцарственного поведения?), — итак, когда Фитч прекратил наконец этот осмотр, смысла которого Брэндон так и не понял, лорд Синкбарз подошел к художнику и слегка кивнул головой.
— Сэр, — сказал он, — поскольку вы явились, не позаботившись о секунданте, я, с вашего соизволения, послужу за такового. Меня зовут Синкбарзом: лорд Синкбарз! И хотя я пришел сюда, чтобы быть секундантом моего друга, эту обязанность берет на себя мистер Тафтхант; и так как мне кажется, что в этом злополучном деле другой исход невозможен, мы сразу и начнем.
Удивительно, как только лорд Синкбарз сумел произнести такую поистине джентльменскую речь! Услышав, что его секундантом будет лорд, Фитч положил руку на грудь, поклялся, что он-де это принимает как величайшую честь, и повернулся спиной, чтобы пройти па свое место, когда милорд, изящно уткнув язык в щеку и приставив большой палец к носу, пошевелил остальными пальцами в воздухе и сказал Брэндону:
— Только для виду.
Мистер Брэндон улыбнулся и тяжело перевел дух. Сказать по правде, лорд снял с его души большую тяжесть, и он был рад-радешенек от нее освободиться: в хладнокровии этого сумасброда художника было нечто такое, что вовсе не нравилось нашему светскому господину.
— Мистер Тафтхант, — очень громко сказал лорд Синкбарз, — принимая во внимание, что случай весьма серьезный — угроза, знаете, отколотить, обвинение с обеих сторон во лжи, и еще дама замешана, — я предлагаю установить барьер.
— А что это такое? — спросил Фитч.
— Самая простая вещь на свете; и к тому же, — шепнул Синкбарз, — самая для вас благоприятная. Сейчас вам объясню: мы вас разводим на двадцать шагов, а посередине лежит шляпа. Вы идете вперед и стреляете, когда захотели. Как выстрелили, должны остановиться; и каждый вправе дойти до шляпы. Самое честное дело.
— Отлично, — сказал Фитч; и с бесконечными предосторожностями пистолеты зарядили.
— Знаете что, — шептал Синкбарз на ухо Фитчу, — когда бы я не избрал этот способ, вам бы конец. Если только он выстрелит, он убьет вас наповал. Не давайте ему начать, пристрелите его первый!
— Постараюсь, — сказал Фитч, немного побледнев, и поблагодарил своего благородного друга за совет. Шляпу положили, и противники стали на свои места.
— Готовы оба?
— Готовы, — сказал Брзндон.
— Начнете сходиться, когда я брошу платок. — И вот платок падает. Лорд Синкбарз кричит: — Начинай!
Противники двинулись друг на друга, наводя пистолеты. Сделав шесть шагов, Фитч остановился, выстрелил и… промахнулся. Он крепко стиснул пистолет в руке, так как едва его не выронил; и стоял, кусая губы и глядя на Брэн-дона, который, злобно усмехаясь, дошел до шляпы.
— Согласен ты, негодяй, взять назад то, что сказал вчера? — говорит Брэндон.
— Не могу.
— Согласен просить пощады?
— Нет.
— Тогда я даю тебе одну минуту, и молись богу, потому что сейчас ты умрешь.
Фитч выпустил из руки пистолет, на минуту закрыл глаза, выкатил грудь, сжал кулаки и промолвил:
— Я готов.
Брэндон выстрелил — и, странное дело, Андреа Фитч, глотая воздух и отшатнувшись назад, увидел — или это ему померещилось? — что пистолет Брэндона взлетел на воздух и на лету разрядился; и услышал, как сей джентльмен длинно и громогласно выругался. Когда же он опомнился, у ног Брэндона лежала толстая палка; сам мистер Брэндон, всех кляня, скакал по лугу и махал зашибленной в локте рукой, а к месту поединка спешил целый синклит. Первым примчался величественный немец курьер и, набросившись на Брэндона, закричал ему в ухо:
— Schelm! Spitzbube! Мерсавец, трус! Эсли б я не кинуль палька и не ломаль его тшортов рука, он упиль бы этот педни молодой тшеловек.
Слова немца заключали в себе два неверных утверждения: во-первых, Брэндон не убил бы Фитча; а во-вторых, его рука не была сломана — он только получил удар по чувствительному месту, именуемому у анатомов мыщелком локтевой кости: жестокий удар, от которого пистолет, вылетев из руки, закрутился в воздухе, а джентльмен взвыл от боли. Двое лакеев тоже вцепились в убийцу; какой-то булочник, который свернул за толпой, прервав свой обход, ночной сторож, несколько мальчишек визжали вокруг него и вопили: 'Поли-ици-ия!'
Вслед за этими, запыхавшись и тяжело отдуваясь, подоспели несколько женщин. Фитч не поверил своим глазам: эта толстуха в алом атласе… неужели это?.. Да нет же… Да! Его заключает в объятия миссис Каррикфергус!
Мы из деликатности не будем останавливаться на подробностях этой встречи. Достаточно сказать, что обстоятельства дела кое-как разъяснились, мистера Брэндона отпустили с миром, и вот мы видим, подъехала наемная коляска и мистер Фитч соизволил сесть в нее вместе со своим вновь обретенным другом.
Брэндон был не чужд благородных порывов. Когда Фитч уселся в коляску, он подошел и протянул ему левую руку.
— Я не могу предложить вам правую, мистер Фитч, потому что этот чертов курьер мне ее покалечил; но, надеюсь, вы мне разрешите извиниться перед вами за мое постыдное поведение и сказать вам, что никогда в своей жизни я не встречал более храброго джентльмена, чем вы.
— Да, черт возьми, это так! — сказал милорд Синкбарз.
Фитч покраснел как пион.
— И все же, — сказал он, весь дрожа, — вы только что, мистер Брэндон, едва меня не убили. Я не могу пожать вам руку, сэр.
— Эх, ты, п'а-астак! — сказал многоумный милорд. — Он не мог п'ичинить тебе вреда, ни ты ему! Писта-алеты за-аядили без пуль.
— Что?! — вскричал Фитч, отшатнувшись. — И это у у вас, господа, называется шуткой? Ах, милорд, милорд! — Тут бедный Фитч разразился доподлинными слезами на алой атласной груди миссис Каррикфергус; а она и мисе Рант обе и без того рыдали в голос. И так под громкие крики и ликование коляска укатила.
— Какай слюнтяй и ca-аве'шенный осел! — вынес свой премудрый приговор Синкбарз. — П'авда, Тафтхант?
Тафтхант, разумеется, с ним согласился; но Брэндон был настроен на великодушие.
— Ей-богу! По-моему, эти слезы делают ему честь. Когда я сошелся с ним сегодня утром, я намеревался провести игру честно. А мистер Тафтхант, когда он называет человека трусом, потому что тот плачет… мистер Тафтхант отлично знает, что такое пистолет, и знает, что иной джентльмен, как ни смел, а не решится стать под дуло.
Мистер Тафтхант понял намек и пошел вперед, кусая губы. А что касается нашего благородного моралиста, мистера Брэндона, то я счастлив сообщить, что судьба уготовила ему добрую награду в том же роде, какая только что выпала на долю мистеру Фитчу, но еще более высокую.
Заключалась она в том, что, забыв приличия и девичий стыд, в присутствии лорда виконта Синкбарза и его приятеля, это маленькое глупое создание, Каролина Ганн, выбежала из гостиной в коридор (она простояла у окна с той минуты, как только очнулась от обморока, и — боже мой! — какой страх, какую пытку вытерпело это бедное трепещущее сердечко за полчаса отсутствия ее любезного!) — Каролина Ганн, говорю я, выбежала в коридор и кинулась на шею Брэндону, и целовала его, и называла своим милым, 'милым, милым, дорогим своим Джорджем, и рыдала, и смеялась, пока Джордж, мягко обхватив ее за талию,
