— Et toi, mon pauvre Chicot, — отвечала она, — est-ce qu'on t'a mis a la retraite? Il parait que tu n'es plus general chez Franco…
— Тс! — Барон приложил палец к губам.
— Что они говорят, милочка? — спросила моя жена у Джемаймы Энн, которая уже изрядно выучилась по-французски.
— Я не знаю, что такое 'sapristi', мама; сперва барон спросил у мадам, что она здесь делает. А мадам спросила: а вы, Шико, вы больше не генерал у Франко… Правильно я перевела, мадам?
— Oui, mon chou, mon ange! О да, мой ангел, мой маленький капуста, совсем правильно. Подумайте только, я знаю Шико почти двадцать лет.
— Шико… так меня назвали при крещении, — пояснил барон. — Барон Шико де Понтер.
— А генерал у Франко? — продолжала любопытствовать Джемми. — Это, как видно, означает французский генерал?
— Да, да, — ответил барон. — Генерал барон де Понтер, — n'est-ce pas, Amenaide? [7]
— О да, — сказала мадам де Фликфлак и засмеялась, и мы с Джемми тоже засмеялись, из вежливости; для смеха оно и вправду был резон, как вы узнаете впоследствии.
К этому времени моя Джемми стала одной из попечительниц достославного заведения 'Приют для сирот прачек'. Основала его леди де Садли, а директором его и капелланом был преподобный Сидни Слоппер. На оплату этой его должности, а также на жалованье доктора, приютского врача Лейтша (оба они были родней леди де Садли) утекало пятьсот из шестисот фунтов благотворительного фонда; и леди де Садли замыслила благотворительное празднество в Бьюла, дабы с помощью иностранных принцев, которые в прошлом году приезжали в Лондон, несколько пополнить казну приюта. По сему случаю было, как водится, составлено прочувствованное воззвание, которое опубликовали во всех газетах.
ВОЗЗВАНИЕ
Приюта для сирот Британских прачек
Со дня открытия 'Приюта для сирот Британских прачек' прошло уже семь лет. И принесенная им польза — можно сказать с полной достоверностью поистине неоценима. В его стенах нашли пристанище девяносто восемь сирот наших прачек. Ста двум британским прачкам была протянута рука помощи в тот час, когда они оказались на краю гибели. Сто девяносто восемь тысяч штук мужской и женской одежды здесь были выстираны, починены, снабжены пуговицами, выглажены и выкатаны. Помимо сего, по соглашению с советом Воспитательного дома, мы надеемся, что детское белье этого заведения будет поручено заботам 'Приюта для сирот Британских прачек'!
При столь блистательных видах на будущее ужели не печально, ужели не прискорбно, что попечительницы благотворительного общества были вынуждены отклонить прошения не менее трех тысяч восьмисот одной британской прачки из-за отсутствия средств для оказания им помощи. Женщины Англии! Матери Англии! Мы взываем к вам. Ужели хоть одна из вас останется глуха к этому зову и откажется поддержать сих достойных представительниц нашего пола?
Дамы-патронессы приняли решение устроить праздник на водах Бьюла, который имеет состояться в четверг 25 июля; которому окажут честь своим посещением отечественные и иностранные таланты, отечественные и иностранные знатные гости и на который дамы-патронессы приглашают всех ДРУЗЕЙ ПРАЧКИ.
Удостоить праздник своим посещением обещали ее высочество принцесса Шлоппенцоллерншвигмарингская, герцог Сакс-Туббингенский, его превосходительство барон Штрумпф, его превосходительство Луутф-Али-Кули-Бис-милла-Мохамед-Рашид-Алла, персидский посол; принц Футти-Джо, посланник короля Ауда; его превосходительство дон Алонсо ди Качачеро-и-Фанданго-и-Кастаньете, испанский посол; граф Равиоли из Милана, посланник республики Топинамбо и еще целое скопище знатных особ. Их имена в афишах произвели необычайный фурор.
Кроме них, мы пригласили прославленный оркестр Московской музыки, семьдесят семь Трансильванских трубачей и знаменитых Богемских миннезингеров, а также самых известных артистов Лондона, Парижа, континента и всей Европы.
Вам остается теперь только представить, какой это был блистательный триумф для 'Приюта сирот прачек'. В парке раскинули великолепный шатер, в котором надлежало собраться дамам-патронессам. Шатер был обвешан образцами мастерства питомцев приюта; для девяноста шести из них предполагалось устроить пиршество в саду, и прислуживать им должны были сами дамы-патронессы.
Джемми с дочерью, мадам де Фликфлак, я, граф, барон Понтер, Таг и Хламсброд покатили туда в кабриолете и в ландо четверкой, напрочь затмив бедняжку леди Килб-лейз с ее парным выездом.
Было устроено отличное угощение из холодных блюд, на которое пригласили друзей дам-патронесс, после чего мои дамы с кавалерами отправились гулять по аллеям. Хламсброд и Таг вели под руки Джемми, а барон предложил одну руку мадам де Фликфлак, другую — Джемайме Энн. Во время прогулки им встретился не кто иной, как бедняга Крамп, мой преемник по парикмахерскому и парфюмерному делу.
— Орландо! — вымолвила Джемайма Энн, красная как мак, и протянула ему руку.
— Джемайма! — воскликнул он, протягивая свою, белый, как помада для волос.
— Сэр?! — молвила Джемми тоном герцогини.
— Сударыня, неужели ж вы забыли своего работника?
— Маменька, разве вы не помните Орландо? — чуть не плача спросила Джемайма Энн, чью ручку Орландо успел схватить и не отпускал,
— Мисс Таггеридж Коукс, вы меня удивляете. А вы, сэр, запомните: наше положение в обществе изменилось, и впредь я попрошу не докучать нам вашей фамильярностью.
— Наглец! — сказал барон. — Кто есть этот канайль?
— Канайте-ка сами отсюда, мусье, подобру-поздорову! — в ярости вскричал Орландо. Обезумев от гнева, он кинулся прочь и тут же смешался с толпой. После его ухода Джемайма Энн побледнела и, казалось, занемогла… Поэтому Джемми отвела ее в шатер и оставила там под надзором мадам де Фликфлак и барона, а сама удалилась с остальными джентльменами, чтобы присоединиться к нам.
Как мы узнали позднее, вскоре после того, как они уселись в шатре, мадам де Фликфлак, радостно вскрикнув, вдруг сорвалась с места и кинулась догонять знакомую, которая якобы только что прошла мимо.
Барон же остался наедине с Джемаймой Энн. То ли шампанское ударило ему в голову, то ли красота моей милочки, которая в тот день казалась еще привлекательнее, чем обычно, — но только не прошло и минуты после ухода мадам Фликфлак, как он бухнулся перед моей дочерью на колени и безо всяких признался ей в любви.
Тем временем несчастный Орландо Крамп разыскал меня и, стоя рядом, с самым унылым видом слушал знаменитых Богемских миннезингеров, исполнявших прославленное сочинение Гете:
Припев:
Они стояли, как обычно, заложив пальцы за проймы жилеток, и только хор затянул 'о-оооо!' в конце сорок седьмого куплета, как Орландо вдруг встрепенулся.
