І
Докторъ и его свита
Н?тъ никакой надобности говорить, какимъ образомъ сд?лался я въ пансіон? доктора Бирча его помощникомъ, учителемъ французскаго языка, рисованья и игры на флейт?. Ужь в?рно не безъ причины пром?нялъ я свою прежнюю квартиру близь Лондона и прекрасное общество на конторку помощника содержателя старой школы въ Родвель-Реджис?. Я думаю, что м?сто помощника за столомъ доктора, вставанье въ пять часовъ утра, прогулки по полямъ съ мальчиками (которые всегда зат?вали со мной какія нибудь прод?лки и никакъ не хот?ли понять моего важнаго и отв?тственнаго значенія въ школ?), грубость миссъ Бирчъ, суровая благосклонность Джека Бирча и покровительство стараго доктора, — я думаю, что все это немногимъ показалось бы пріятнымъ и что это покровительство и эти об?ды иногда было бы очень трудно и не мн? проглатывать. Какъ бы то ни было, только я теперь избавился отъ этой должности и над?юсь, что докторъ Бирчъ нашелъ себ? гораздо лучшаго помощника.
Джекъ Бирчъ, воспитанникъ оксфордскаго университета, былъ партнёромъ своего отца и занималъ н?которые классы. О познаніяхъ его въ греческомъ язык? я не могу сказать ничего, но на латинскомъ язык? я ловилъ его безпрестанно. Это былъ самый забавный фанфаронъ (въ особенности онъ важничалъ передъ кузиною миссъ Раби, которая жила съ докторомъ), самый надутый и пустой франтикъ, какого я когда либо видалъ. Б?лый его галстухъ какъ будто постоянно душилъ его; онъ безпрестанно его поправлялъ и смотр?лъ на насъ (то есть на меня и на моего товарища Принса), изъ за этой накрахмаленной ограды, съ такимъ видомъ, какъ будто мы были лакеи. Онъ не слишкомъ много трудился въ классахъ и употреблялъ свое время на письма къ родителямъ воспитанниковъ и на сочиненіе наставленій, которыя онъ читалъ д?тямъ.
Настоящій учитель былъ Принсъ, также изъ Оксфордскаго университета, — худощавый, высокій и ученый челов?къ, напичканный безполезными св?д?ніями въ греческомъ язык? и древностяхъ, необыкновенно кроткій къ маленькимъ д?тямъ, безжалостный къ шалунамъ и фанфаронамъ, уважаемый вс?ми за честность, за ученость, за мужественный характеръ, за ум?нье влад?ть собою, что вс? вид?ли и признавали. Джекъ Бирчъ никогда не могъ смотр?ть ему прямо въ глаза. Старая миссъ Зоя никогда не см?ла съ нимъ любезничать. Миссъ Флора называла его лучшимъ челов?комъ изъ вс?хъ близорукихъ. Миссъ Раби говорила, что боится его. Б?дный старикашка Принсъ! сколько пріятныхъ ночей провели мы вм?ст?, куря въ докторовой гардеробной, куда мы удалялись, когда мальчики ложились спать и наши дневныя заботы оканчивались!
Посл? того, какъ Джекъ Бирчъ получилъ въ Оксфорд? ученую степень — процедура, стоившая ему величайшаго труда — школа, называвшаяся прежде просто «школою Бирча», или «пансіономъ доктора Бирча», вдругъ сд?лалась «Родвель-Реджисскою Коллегіею Архіепископа Вигсби». Старая синяя выв?ска съ золотыми буквами была снята, и ее съ этого времени употребляли на починку голубятни. Бирчъ отд?лалъ большую классную комнату въ готическомъ вкус?, съ статуэтками, и поставилъ посреди школы бюстъ архіепископа Вигсби. Онъ нарядилъ шесть старшихъ воспитанниковъ въ шляпы и мантіи, которыя производили большой эффектъ, когда мальчики рыскали по городскимъ улицамъ, но, безъ сомн?нія, озлобили не одного лодочника, передразнивая его парусъ. Страсть къ академическимъ костюмамъ и постановленіямъ до того овлад?ла малымъ, что онъ и меня пытался облечь въ мантію, съ красными кистями и бахрамою, но я р?шительно этому воспротивился и сказалъ, что учитель чистописаиія не нуждается въ такомъ отличіи.
Какъ же это я позабылъ о самомъ доктор?? Но что о немъ сказать? Ну, у него была широкая мантія, торжественный видъ, громкій голосъ и важные пріемы въ обращеніи съ родителями воспитанниковъ, которыхъ онъ принималъ въ кабинет?, окруженный со вс?хъ сторонъ прекрасно переплетенными книгами. Книги д?йствовали сильно на умы н?которыхъ его пос?тителей и въ особенности пос?тительницъ. «Вотъ докторъ — думали они, — такъ докторъ!» Но, впрочемъ, онъ никогда не читалъ своихъ книгъ, да и не раскрывалъ ни одной, кром? той, въ которую онъ клалъ свои воротнички, да еще другой, подъ заглавіемъ: Dugdаle's Моnastіcоn, которая походила только съ виду на толстый томъ, а въ самомъ д?л? была ящикъ съ миндальными пирожками и бутылкою портвейна. Онъ читалъ классиковъ съ переводомъ, который на школьномъ язык? назывался «яслями».
Ученики играли съ нимъ безсов?стно, когда онъ спрашивалъ у нихъ граматическія формы. Старые шалуны нарочно приходили иногда къ нему въ кабинетъ съ просьбою объяснить имъ какое нибудь трудное м?сто въ Геродот? или въ ?укидид?. Б?дный докторъ въ такихъ случаяхъ откладывалъ на н?которое время объясненіе и приб?галъ къ помощи Принса или искалъ смысла въ «яслахъ».
Комната, въ которой наказывали за ученическія прегр?шенія, находилась въ личномъ его зав?дываніи: онъ находилъ, что сынъ его черезчуръ строгъ. Докторъ одаренъ былъ страшными бровями и толстымъ голосомъ, но плачъ его не пугалъ никого.
Маленькій Мордентъ нарисовалъ его портретъ съ длинными ушами, наподобіе изв?стнаго домашняго животнаго, и подвергъ свои собственныя уши порядочному истязанію за эту каррикатуру. Докторъ поймалъ его на м?ст? преступленія, вспылилъ страшно и сперва грозилъ проучить шалуна розгами; но въ самую критическую минуту отъ отца Мордента прислана была корзина дичи. Докторъ смягчился и предалъ каррикатуру сожженію. Несмотря на то, въ моей конторк? хранится другой экземпляръ ея, нарисованный рукою того же маленькаго проказника.
II
Школьный п?тухъ
Я ужь дожилъ до старости и видалъ много великихъ людей во время моихъ путешествій и въ жизни вообще. Я вид?лъ Людовика-Филиппа, вы?зжающаго изъ Тюльери, адмирала сэра Чарльза Непира (какъ-то въ омнибус?), герцога Веллингтона, безсмертнаго Гёте въ Веймар?, покойнаго папу Григорія ХVІ и множество другихъ славныхъ въ этомъ мір? людей, на которыхъ глядя, каждый чувствуетъ какое-то благогов?ніе, см?шанное въ боязнью. Я восхищаюсь, видя это чувство, этотъ почтительный страхъ, съ которымъ скромная душа прив?тствуетъ Великаго Челов?ка.
Видалъ я также генераловъ, видалъ университетскихъ главъ во время пос?щеніе университета ея величествомъ; видалъ доктора во всей слав?, во глав? его школы въ торжественные дни — зр?лище поразительное — и много другихъ лицъ. Никогда, правда, не удавалось мн? вид?ть покойнаго мистера Томаса Крабба, но я ув?ренъ, что онъ внушилъ бы мн? то же самое чувство, съ которымъ я каждый день смотр?лъ на Джорджа Чампіона, нын?шняго «школьнаго п?туха» доктора Бирча.
Когда я воображу, какъ бы я предложилъ ему какую нибудь сумму, чтобъ онъ приколотилъ въ дв? минуты вс?хъ и выбросилъ самого доктора за окно, я всякій разъ думаю, какой великодушный этотъ челов?къ — сидитъ себ? спокойно, въ самомъ лучшемъ расположеніи духа, р?шаетъ задачи уравненія и добивается смысла въ греческихъ трагедіяхъ. Онъ могъ бы схватить столбы классной залы и обрушить весь домъ, еслибъ только захот?лъ. Онъ могъ бы запереть дверь и уничтожить вс?хъ насъ до одного, какъ Антаръ, любовникъ Ибли; но онъ щадитъ нашу жизнь. Онъ не колотитъ никого безъ причины; но зато б?да челов?ку, его оскорбившему!
Мн? кажется, что быть сильн?е другихъ большое наслажденіе. Оттого-то на широкомъ лиц? Джорджа Чампіона такая ясная веселость; оттого онъ смотритъ на васъ съ такимъ великодушнымъ спокойствіемъ своими голубыми глазами.
Онъ непоб?димъ, — непоб?димъ р?шительно. Назадъ тому шесть л?въ онъ былъ уже въ силахъ устоять противъ Франка Дависона (нын? офицера въ Индіи, брата б?дняжки маленькаго Чарлея, за которымъ миссъ
