— А, понятно, — сказал он, пристально глядя на молоток. — Вы наверняка трогали его несколько раз, — сурово произнес бен Осман.
— Ручку да. Ее трогали несколько человек. Возиться с отпечатками пальцев не вижу смысла.
— Расскажете, как нашли его?
— Да, конечно. Должна предупредить, мой рассказ покажется неправдоподобным, но это правда.
И я рассказала о Кэтрин, о краже ее ожерелья и жалобах на то, что кто-то роется в ее вещах, о том, как она показала мне молоток в своем чемодане.
— Она даже сказала, что ее кто-то толкнул с лестницы.
— Эта женщина вполне… э… здорова? — спросил бен Осман.
— Она очень нервная, — ответила я. — Однако никаких признаков безумия я не замечала. И ожерелье ее было украдено, мы знаем это. Мне удалось выкупить его у торговца на рынке ювелиров в Тунисе.
— Подозреваете кого-нибудь в этой краже?
— Я знаю, кто украл его, — ответила я. — Рик Рейнолдс.
— Обвиняете покойного? Доказать это будет трудно, не так ли?
— О, доказать я могу, — заговорила я. — Не могла до сегодняшнего утра, но теперь могу. Видите ли, я занимаю в гостинице бывшую комнату Рика. Когда Кэтрин захотела отдельную комнату, я уступила ей свою, а сама перебралась в ту, которую занимал Рейнолдс. Ящик в ванной, тот, где лежит фен, открывался туго. Сегодня утром я спешила, поэтому сильно его дернула, и, представьте себе, оттуда вылетел этот листок. — Я положила его перед бен Османом. — Это расписка. Рик расписался здесь за деньги, полученные за ожерелье.
Кроме того, там была записка, написанная почерком Кристи, журналистка писала, что ей и Рику нужно немного поговорить. Во всяком случае, Рик ее не убивал, потому что был уже мертв. Однако я невольно задумывалась, сколько людей из ее списка получило такие же?
— Вы не можете доказать, что он получил деньги за ожерелье мадам Андерсон, так ведь? На рынке ювелиров люди продают и покупают множество украшений.
— Может, не смогу доказать неопровержимо, однако косвенные улики весьма убедительны. Во-первых, я увидела, как Рик выходил из лавки. Поэтому зашла туда. Во-вторых, — сказала я, кладя второй листок перед бен Османом, — это моя расписка в покупке этого ожерелья. Видите, та же лавка, та же дата — и тот же почерк. Владелец даже описал ожерелье таким же образом.
— Цены очень разные, — сказал он с улыбкой. — Либо мистер Рейнолдс не получил справедливой цены за него, либо вы переплатили.
— Я это заметила. Разумеется, возмутительно. Собственно говоря, оно мне досталось по довольно сходной цене. Либо Рик не умел торговаться, либо остро нуждался в деньгах.
— Выходит, мадам Андерсон понимает, что ожерелье украл Рик, и в наказание бьет его очень сильно, притом дважды, крокетным молотком?
— Неправдоподобно, — сказала я. — Я, разумеется, не говорила Кэтрин о своих подозрениях, потому что ничем не могла их подтвердить.
— Другим говорили?
— Никому, — ответила я. — Только своему деловому партнеру. Но он в Канаде. Есть у вас какие-нибудь сведения о вскрытии тела Кристи Эллингем?
Я ломала голову над тем, с какой стати кому-то понадобилось убивать Рика, но при этом думала, что Кристи сама напрашивалась на убийство, если о ее списке знал кто-то еще.
— Нет. Мне должны сообщить?
— Не знаю. Очевидно, у нее в крови было много алкоголя и снотворного.
— Вы хотите сказать, что она хотела покончить с собой, хотя нет, предполагаете, что кто-то опоил ее, а затем поджег матрац. Маловероятно, вам не кажется?
— Возможно.
— Теперь я должен поговорить с вами о другом, — сказал бен Осман, положив конец моим размышлениям. — Мне нужно заверение, что ни вы, ни кто-либо из вашей группы не покинете эту страну без моего разрешения.
— Да.
— Что «да»?
— Да, я обещаю, что ни я и никто из находящихся здесь членов тура не покинет страну до окончания тура, не поставив вас в известность, — сказала я, старательно подбирая слова.
— Почему ваши слова мне кажутся — как это сказать на вашем языке? — обтекаемыми?
— Пожалуй, лучше «уклончивыми», — ответила я. — Или даже «обманчивыми».
— Почему же вы хотите обмануть меня, мадам Макклинток? — спросил он с легкой улыбкой.
— Я не хочу вас обманывать. Я стараюсь выражаться совершенно точно. Во-первых, тур заканчивается через шесть дней. После этого у меня не будет над этими людьми никакого контроля, да и сейчас его почти нет. Что я скажу? Тур окончен, но вы не можете уехать, и притом должны жить здесь на собственный счет? Если не хотите, чтобы с окончанием тура они уезжали, то сказать им об этом — ваша задача, не моя.
Мы несколько секунд молча смотрели друг на друга через стол.
— Вы сказали «во-первых». Есть и «во-вторых»? — нарушил молчание бен Осман.
— Существует небольшая проблема. Одного члена нашей группы нет. Думаю, эта женщина уже улетела домой.
— И кто она? — спросил он, снова глядя в список.
— Кэтрин Андерсон.
— Неужели та, у которой был крокетный молоток? — воскликнул бен Осман.
— Та самая.
— Тогда где она? Когда улетела?
Вид у него теперь был раздраженный.
— Не знаю. Она выписалась из гостиницы сегодня чуть свет, оплатила свои мелкие расходы и попросила вызвать такси. Служащие пытались связаться со мной, но, видимо, я в это время принимала душ, потому что не слышала телефонного звонка. Когда они увидели меня, Кэтрин уже не было. Вчера вечером она была очень расстроена. Сказала, что кто-то роется в ее вещах даже после того, как она сменила комнату, и ей нужна моя помощь, чтобы немедленно вернуться домой. Я вчера была в дурном настроении, и, хотя пообещала ей помочь сегодня, голос мой звучал не особенно сочувственно. Кэтрин была очень перепугана, я поняла это потом. Она придвигала мебель к двери, чтобы никто не мог войти в комнату. Похоже, она взяла дело в свои руки и улетела.
— Какое-нибудь сообщение вам оставила?
— Нет.
— Как думаете, что она будет делать?
— Если всерьез говорила о возвращении домой, думаю, поедет прямо в аэропорт. Либо в Монастир, чтобы вылететь оттуда в Тунис или даже куда-нибудь в Европу, либо прямиком в такси до международного аэропорта в Тунисе. Полагаю, она попытается вылететь первым же рейсом куда угодно, где можно пересесть на самолет в Штаты. Скорее всего, поскольку у нее есть обратный билет компании «Люфтганза» через Лейпциг, она обменяет этот билет, заплатит неустойку, и если найдется место на рейс в Европу вскоре после полудня, она займет его.
Бен Осман поднял телефонную трубку, быстро заговорил по-арабски, потом резко положил ее.
— Это мы еще посмотрим.
Я взглянула на часики.
— Возможно, Кэтрин уже летит.
— Тогда нам придется вернуть ее.
— На вашем месте я бы не беспокоилась, — сказала я. — Не думаю, что она кого-то убила.
— Может быть, и так, но ее легче всего заподозрить. Это чертовски затруднительно. Позвольте мне прояснить кое-что, мадам. Я непременно распутаю это дело. Министерство туризма тоже выразило заинтересованность в этом деле. Само собой, там не хотят, чтобы это расследование как-то причинило вред туристической индустрии. Откровенно говоря, мы все предпочли бы, чтобы смерть месье Рейнолдса была следствием его собственной неосторожности. Однако я решил, что если он погиб в результате преступления, преступник предстанет перед судом. Если это потребует задержать вашу группу здесь после окончания тура и вызвать недовольство Министерства туризма, так тому и быть.
— В таком случае кто будет оплачивать расходы членов группы, счета за гостиницу и все прочее?
— Мы не будем, — твердо сказал бен Осман. — Теперь можете идти.
— Лара, что ты там говоришь? — заорал мой деловой партнер.
— Клайв, не нужно кричать. Слышимость хорошая. Я говорю, что если полиция не выяснит через шесть дней, кто убил Рика Рейнолдса, наша группа окажется, так сказать, под домашним арестом. Мы не сможем покинуть страну.
— Это катастрофа! — воскликнул он. — Наш худший кошмар. Мы будем разорены. О нас будут твердить во всех последних известиях. Все в мире узнают о катастрофе, именуемой «Тур компании „Макклинток энд Суэйн“».
— Клайв, ты ведь говорил, что плохой рекламы не существует, — напомнила я.
— Лара, это жестоко, — сказал он.
— Ты прав. Извини.
— Кто будет оплачивать расходы, если группе придется застрять там?
— Полицейские совершенно определенно заявили, что не будут.
— Дело еще хуже, чем я думал, — сказал Клайв. — Еще и финансовая катастрофа.
— Да, — сказала я. — Вполне возможно.
— Шесть дней! — повторил Клайв.
— Боюсь, что так.
— Лара, сделай что-нибудь, — сказал он и положил трубку.
«Сделай что-нибудь, — снова и снова твердила я себе. — Шесть дней. Думай, и притом быстро». Хоть Клайв и привел меня в раздражение — а кто мог знать лучше меня, какие сожаление и самопорицание кроются за его властным тоном? — я понимала, что он прав. Я должна была что-то сделать. Никто другой не стал бы и не смог бы. «Сосредоточься», — сказала я себе. Это, решила я, требует напрочь выкинуть из головы Брайерса, затонувшее судно и связанные с ними ужасные события. Я не могла найти иной причины, кроме симпатии к Брайерсу, ввязываться в то, что выглядело, как бы ни обстояли дела на самом деле, в самом прямом смысле борьбой не на жизнь, а на смерть из-за судна, затонувшего более двух тысяч лет назад. Пусть полиция разрывается между Брайерсом и Гровсом, допрашивает каждого, что произошло с судном другого. Я должна была беспокоиться о компании «Макклинток энд Суэйн».
