не было так известно и не ценилось так высоко в издательском мире.
Соседкой Уорингтона за столом была миссис Шендон: в простом черном платье с поблекшим кружевом она сидела между ним и здоровяком-издателем. Ее печальная улыбка тронула не слишком-то чувствительное сердце Уорингтона. Никто ею не интересовался: она сидела и смотрела на мужа, а тот и сам, казалось, робел кое-кого из гостей. И Уэгу и Уэнхему его обстоятельства были известны. С первым из них он работал и неизмеримо превосходил его умом, талантом и знаниями; но звезда Уэга ярко сияла в свете, а бедного Шендона никто не знал. Сейчас, когда грубый, удачливый Уэг шумел и смеялся, Шендон молчал и только пил вино — столько, сколько давали. Он был под надзором: Бангэй предупредил гробовщика, чтобы тот подливал капитану понемногу и не слишком часто. Печальная предосторожность, тем печальнее потому, что она была необходима. И миссис Шендон с тревогой поглядывала на мужа через стол, опасаясь, как бы он не выпил лишнего.
Уэг, смущенный неудачей своих первых шуток, — как всякий наглец, он легко терял почву под ногами, — до конца обеда разговаривал почти исключительно с Пеном и, конечно, все больше язвил на счет присутствующих.
— У Бангэя сегодня смотр всем частям, — говорил он. — Мы все здесь бангэйцы… Вы роман Попджоя читали?.. Ведь это была повесть для журнала, ее написал бедняга Баззард, еще давно, потом о ней забыли, а потом мистер Троттер (Троттер — это вон тот, в высоких воротничках) извлек ее на свет божий и решил, что ее можно приспособить к недавнему светскому скандалу; Боб дописал несколько глав, а Попджой разрешил поставить свое имя, может быть, даже сам сочинил десяток страниц, и так родился роман 'С горя, или Герцогиня-беглянка'. Обожаю беседовать с Попджоем о его книге — потеха, да и только, ведь он ее даже не читал… Эй, Попджой, до чего же хороша у вас та сцена в третьем томе, где переодетый кардинал, когда епископ Лондонский обратил его в протестантство, делает предложение дочери герцогини…
— Очень рад, что вам нравится, — отвечал Попджой. — Я и сам люблю это место.
— А его во всей книге не найти, — шепнул Уэг Пену. — Я это только что выдумал. А, ей-ей, недурной сюжет для романа о Высокой церкви…
— Помню, однажды мы с беднягой Байроном, Хобхаусом и Трелони обедали у кардинала Меццокальдо в Риме, — начал капитан Самф, — и к обеду подавали орвьетское вино, которое Байрон очень любил. И кардинал все жалел, что он не женат. А через два дня мы приехали в Чивита-Веккия, где стояла яхта Байрона… а через три недели кардинал умер, честное слово, и Байрон очень грустил, потому что кардинал ему нравился.
— Удивительно интересная история, Самф, — сказал Уэг.
— Вы бы опубликовали свои воспоминания, капитан Самф, — нарушил молчание Шендон. — Для нашего друга Бангэя такая книга была бы просто клад.
— А что бы вам, Шендон, попросить их у Самфа для вашей новой газеты… как бишь ее, — в восторге заорал Уэг.
— А что бы вам попросить их для вашего старого журнала… как его там? — отпарировал Шендон.
— Разве будет новая газета? — спросил Уэнхем, который отлично это знал, но стыдился своей причастности к прессе.
— Бангэй решил выпускать газету? — вскричал Попджой, который, напротив, чрезвычайно гордился своими литературными знакомствами. — Я хочу в ней сотрудничать. Миссис Бангэй, употребите ваше влияние, пусть он привлечет меня. Проза, стихи — что вам требуется? Романы, поэмы, путешествия, передовые статьи — буду писать что угодно, ей-богу, лишь бы Бангэй платил, а я готов хоть сейчас, дорогая миссис Бангэй, ей-богу.
— Называться она будет 'Крохоборная хроника', — проворчал Уэг, — и маленькому Попджою поручат отдел для грудных детей.
— Называться она будет 'Пэл-Мэл', сэр, — сказал Шендон, — и мы будем счастливы числить вас среди наших сотрудников.
— 'Пэл-Мэл'? Почему 'Пэл-Мэл'? — спросил Уэг.
— Потому что редактор родился в Дублине, а помощник редактора в Корке, потому что издатель живет на Патерностер-роу, а редакция находится на Кэтрин-стрит, возле Стрэнда. Этих причин вам достаточно, Уэг? — сказал Шендон, начиная сердиться. — Все должно как-то называться. Мою собаку зовут Понто. Вас зовут Уэг. Чем вам не понравилось название пашей газеты?
— Как ни назови, благоухала бы так же, — сказал Уэг.
— И прошу вас запомнить, мистер Уэг, что называется она не 'Как бишь ее'. Впрочем, название ее вам отлично известно, и мое имя тоже.
— И адрес ваш мне тоже известен, — не удержался Уэг, однако произнес эти слова вполголоса, а незлобивый ирландец быстро успокоился после своей вспышки и дружелюбно предложил Уэгу чокнуться.
Когда дамы удалились, разговор за столом пошел еще громче; и вскоре Уэнхем в изысканных выражениях провозгласил тост за новую газету, воздав щедрую хвалу остроумию, таланту и учености ее редактора, капитана Шендона. Он никогда не упускал случая заручиться поддержкой прессы и в этот вечер обошел, всех присутствующих литераторов и каждому сделал комплимент: одному рассказал, какое впечатление произвела его последняя статья на Даунинг-стрит, другому сообщил, что его добрый друг герцог такой-то был просто поражен тем, как умело подобран материал в номерах за истекший месяц.
Вечер закончился, и бедный Шендон, несмотря на все предосторожности, еле стоял на ногах; когда же верная жена усадила его в кеб, чтобы везти на новую квартиру, возница отпустил с козел нелестное замечание. Уэнхема ждал собственный экипаж, которым он предложил воспользоваться мистеру Попджою; а робкая мисс Баньен, заметив, что мистер Уэг собрался уезжать, решительно потребовала места в его коляске, чем же доставила нашему шутнику ни малейшего удовольствия.
Пен и Уорингтон шли домой пешком по освещенным луною улицам.
— Ну вот, — сказал Уорянгтон, — теперь ты повидал пишущую братию, так скажи мне, не прав ли я был, когда утверждал, что в этом городе есть тысячи людей, которые не пишут книг, но куда умнее и интереснее тех, что пишут?
Пен вынужден был признать, что литераторы, с которыми он познакомился, не произнесли за весь вечер ничего такого, что стоило бы запомнить или повторять. И правда, о литературе за все время не было сказано ни слова; и тем непосвященным, что жаждут прикоснуться к литературному миру и узнать его обычаи, мы можем сообщить по секрету, что никто не говорит так мало книгах и, может быть, не читает так мало книг, как писатели.
Глава XXXV
Газета 'Пал-Мил'
Новая газета с самого начала имела успех. Утверждали, что ее поддерживает влиятельная политическая партия, называли имена широко известных людей, поставляющих в нее материал. Были ли основания для таких слухов? На этот вопрос мы не вольны ответить, можем только сообщить под большим секретам, что статью о внешней политике, которую все приписывали некоему лорду, заведомо связанному с министерством иностранных дел, в действительности настрочил капитан Шендон в трактире 'Медведь и Посох' близ Уайтхоллской лестницы, где его выследил мальчишка-посыльный и где временно проживал один его литературный союзник мистер Блодьер; а серия очерков по финансовым вопросам, написанная, как предполагали, крупным государственным деятелем и членом палаты общин, в действительности принадлежала перу мистера Джорджа Уорингтона из Верхнего Темпла.
Что между газетой 'Пэл-Мэл' и упомянутой выше влиятельной партией была какая-то связь — это вполне возможно. Пэрси Попджой (сын лорда Фальконета, члена этой партии) нередко поднимался по темной лестнице в квартиру Уорингтона; и в газете появлялись кое-какие сведения, которые выделяли ее среди других и могли быть получены только из мало доступных источников. Появилось в ней и несколько стихотворений, бедных по мысли, но очень смелых и сильных по языку, за подписью 'П. П.'; и следует
