История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага

КНИГА ВТОРАЯ

Глава XXXIX

Повествует о делах мистера Гарри Фокера

После рокового восхитительного вечера на Гровнер-Плейс сердце мистера Гарри Фокера пребывало в таком волнении, какого трудно было ожидать от человека, столь преисполненного житейской мудрости. Если вспомнить, какие дельные советы он в прежние дни давал Пену и как рано обнаружилось в этом способном юноше знание света; если принять в рассуждение, что, непрестанно ублажая свою особу, как и подобает джентльмену с его средствами и связями, он должен был бы еще больше очерстветь душой и с каждым днем делаться все равнодушнее к кому бы то ни было, кроме мистера Гарри Фокера, — поистине достойно удивления, что и он попал в ту беду, какая раза два-три в жизни постигает большинство из нас, и здравый его рассудок пришел в смятение из-за женщины. Но Фокер, хоть и умудренный не по летам, был как-никак мужчиной. Подобно Ахиллесу, или Аяксу, или лорду Нельсону, или нашему прародителю Адаму, он не мог избежать общей участи, и вот его час настал, и юный Гарри пал жертвой всесильной владычицы — Любви.

Когда он, проводив в тот вечер Артура Пенденниса до его двери в Лемб-Корте, явился в Черную Кухню, джин и жареная индейка показались ему безвкусными, шутки собутыльников пресными; а когда мистер Ходжен, исполнитель 'Гробозора', затянул новую песню 'Кот в чулане', еще более жуткую и уморительную, Фокер, хоть и показал себя его другом, хоть и крикнул: 'Браво, Ходжен!' — как того требовала простая вежливость и утвердившаяся за ним репутация одного из столпов Черной Кухни, — не расслышал толком ни слова этой песни, приобретшей впоследствии столь широкую известность. Очень поздно, очень усталый, он проскользнул в отведенное ему крыло отчего дома и добрался до пуховой подушки, но и в горячечном сне образ мисс Амори не давал ему покоя.

Боже мой, до чего же скучны и противны показались ему теперь его прежние занятия и знакомства! До сих пор он почти не бывал в обществе женщин своего круга. Он называл их 'скромными женщинами'. Эта добродетель, коей они, будем надеяться, обладали, не возмещала в глазах мистера Фокера отсутствия более веселых качеств, которых было лишено большинство его родных и которые он находил за кулисами, у молоденьких актрис. С матерью, пусть доброй и нежной, ему было неинтересно; с кузинами, дочками почтенного графа Рошервилля, он смертельно скучал. Одна из них была ученая женщина и увлекалась геологией; другая была лошадница и курила сигары; третья была привержена Низкой церкви и высказывала неприлично еретические взгляды касательно религии — так, по крайней мере, утверждала четвертая, которая, со своей стороны, держалась самой что ни на есть Высокой церкви, в чулане при своей спальне устроила молельню и круглый год постилась по пятницам. Уговорить Фокера ездить к ним в Драммингтон стоило неимоверных трудов. Он клялся, что лучше пойдет в тюрьму вертеть ножную мельницу. Да и хозяева не очень его жаловали. Лорд Эрит, наследник лорда Рошервилля, СЧИТАЛ своего кузена пошляком, презирал его за низменные вкусы и невоспитанность; Фокер же, с неменьшими основаниями, уверял, что Эрит — ханжа и тупица, снотворное всей палаты общин, зубная боль спикера, нуднейший из филантропствующих болтунов. А сам Джордж Роберт, граф Грейвзенд и Рошервилль, не мог забыть, как однажды вечером, когда он милостиво согласился сыграть со своим племянником на бильярде, сей юноша ткнул его кием в бок и сказал: 'Ну, старый хрыч, видал я на своем веку плохие удары, но такого не запомню'. Он с ангельской кротостью доиграл партию, ибо Гарри был не только его племянником, но и гостем; однако ночью с ним чуть не случился припадок, и он не выходил из своих покоев до самого отъезда Фокера в Оксбридж, где юный герой в то время заканчивал курс своего образования. Для почтенного графа это был страшный удар; в семье ни словом не упоминали о злосчастном происшествии; когда Фокер навещал их в Лондоне или в деревне, граф сторонился молодого богохульника, как чумы, и при встрече с ним едва мог заставить себя выдохнуть 'здрасте'. Но он не захотел разбить сердце своей сестры Агнес, отказав Гарри от дома; да и не в его силах было порвать со старшим мистером Фокером, ибо между ними состоялось немало частных бесед, в ходе которых граф, в обмен на полученные от мистера Фокера банковские чеки, вручал ему свои автографы, содержавшие, помимо сиятельной подписи, различные цифры и слова 'обязуюсь уплатить…'.

Вдобавок к четырем дочерям, чьи разнообразные достоинства мы только что перечислили, бог благословил графа Рошервилля еще одной, пятой по счету, леди Энн Милтон, которой участь была предначертана с младенческих лет. Родители ее, совместно с ее теткой, порешили, что когда Гарри Фокер достигнет подходящего возраста, леди Энн выйдет за него замуж. С этой мыслью она свыклась еще тогда, когда бегала в фартучках, а маленький грязнуля Гарри приезжал весь в синяках из школы в Драммингтон, или к себе домой в Логвуд, где леди Энн часто гостила. Оба они подчинились решению старших без ропота и возражений. О том, чтобы ослушаться отца, леди Энн не могла и помыслить, как не могла Есфирь помыслить о том, чтобы не выполнить велений Артаксеркса. Наследник дома Фокеров тоже не прекословил. Отец сказал ему:

— Гарри, мы с твоим дядюшкой сговорились, что придет время — ты женишься на леди Энн. Она бесприданница, но хороших кровей и с лица приятна, а я тебя обеспечу. Ежели откажешься — получишь после матери ее долю, да будешь, пока я жив, получать две сотни в год.

И Гарри, знавший, что его родитель не бросает слов на ветер, отвечал:

— Ладно, сэр, если Энн согласна, так и я не против. Она очень недурна.

— И в жилах у ней течет лучшая кровь Англии, Та же, что у твоей матери, что у тебя, — сказал пивовар. — А это самое главное.

— Ладно, сэр, как угодно. Когда я понадоблюсь, дернете сонетку. Только это ведь не к спеху. Вы, надеюсь, не 'будете нас торопить? Я бы хотел до женитьбы еще пожить в свое удовольствие.

— Живи, кто тебе мешает, — благосклонно разрешил родитель, и затем они почти не возвращались к этому предмету; мистер Гарри продолжал развлекаться на свой лад, только повесил небольшой портрет кузины в своей гостиной, среди французских гравюр, любимых актрис и танцовщиц, скаковых лошадей и дилижансов, что были ему по вкусу и составляли его галерею. Портрет был но бог весть что — простенькое круглое личико с кудряшками, — и, нужно признать, не имел никакого вида рядом с мадемуазель Петито, танцующей на радуге, и улыбающейся мадемуазель Редова в красных сапожках и уланской шапке.

Леди Энн Милтон, будучи обручена и пристроена, выезжала в свет меньше, чем ее сестры, и часто сидела дома, в большом особняке на Гонт-сквер, когда ее мамаша и остальные девицы отправлялись в гости. Они разговаривали и танцевали с бесконечно сменявшимися кавалерами, и историям об этих кавалерах не было конца. А о леди Энн была известна одна-единственная история: она — невеста Гарри Фокера, и ни о ком другом ей думать не положено. История не особенно занимательная.

Так вот, едва Фокер проснулся наутро после обеда у леди Клеверинг, как перед внутренним его взором возникла Бланш с ее ясными серыми глазами и пленительной улыбкой. В ушах зазвучал ее голос: 'Мечтая встретить взгляд моей отрады, моей отрады', — и бедный Фокер, сидя в постели под пунцовым шелковым одеялом, стал жалобно напевать памятную мелодию. Прямо перед ним висела французская гравюра: турчанка и ее любовник-грек, застигнутые на месте преступления почтенным турком — супругом сей дамы; с другой стены глядела другая французская гравюра: всадник и всадница целуются на всем скаку; по всей спальне были развешаны столь же целомудренные французские гравюры — балетные нимфы в газовых юбочках, прелестные иллюстрации к романам; попадались и английские шедевры — то мисс Пинкни (из Королевской оперы) в обтягивающем трико — в своей любимой роли пажа, то мисс Ружмон в виде Венеры, причем ценность их еще увеличивали изящные собственноручные подписи — Мария Пинкни, Фредерика Ружмон. Такие-то картинки составляли усладу нашего славного Гарри. Он был не хуже многих других — самый обыкновенный бездельник, весельчак и кутила; а если в его комнатах было многовато произведений французского искусства (простодушная леди Агнес, входя в апартаменты, где ее сынок сидел в облаках благоуханного дыма, не раз бывала ошеломлена при виде какой-нибудь новинки) — так не будем забывать, что он был богаче большинства своих сверстников, а стало быть, ничто не мешало ему ублажать

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату