вправду была ко мне очень добра. Да она и в деревне такая, и везде. Но насчет мисс Амори я разделяю ваше мнение; вернее — одно из ваших мнений, потому что последний раз, что мы о ней говорили, вы утверждали совсем другое.
— А что ты сам о ней сейчас думаешь? — спросил майор.
— По-моему, она — самая завзятая кокетка во всем Лондоне, — отвечал Пен, смеясь. — Она предприняла грандиозную атаку на Гарри Фокера, благо он сидел с ней рядом. Только с ним и разговаривала, хотя вел ее к столу я.
— Ну, это пустяки. Генри Фокер обручен со своей кузиной, это все знают, к слову сказать — неглупый ход со стороны леди Рошервилль. Сколько я понимаю, после смерти отца — а здоровье у старого мистера Фокера никудышнее, ты ведь знаешь, в прошлом году, в клубе Артура с ним случился припадок, — сколько я понимаю, у молодого Фокера будет не менее четырнадцати тысяч в год от одного только пивоваренного завода, не говоря уже о Логвуде и землях в Норфолке. Я не гордый человек, Пен. Конечно, высокое рождение — великая вещь, но пивоварня, которая приносит четырнадцать тысяч в год, — это тоже, черт возьми, неплохо, а, Пен? Ха-ха, это человек в моем вкусе. И очень тебе советую, раз ты уже принят в свете, держись за таких людей, за тех, что пекутся о благе страны.
— Фокер сам за меня держится, сэр, — отвечал Артур. — Он за последнее время несколько раз у нас был. Приглашает меня обедать. Мы дружим почти так же, как в юности. И он с утра до ночи говорит о Бланш Амори. Ясно, что он к ней неравнодушен.
— А мне ясно, что он обручен со своей кузиной и увернуться ему не дадут. В таких семействах брак — это государственное дело. Покойный лорд выдал леди Агнес за старого Фокера, хотя все видели, что она влюблена в своего родственника — того, что вытащил ее из озера в Драммингтоне, а потом был убит под Альбуэрой. Я помню леди Агнес в молодости — на редкость интересная была женщина. А как она поступила? Да, разумеется, вышла за избранника своего отца. Этот мистер Фокер до самого билля о реформе представлял Драммингтон в парламенте, и немалые деньги платил за свое место. И можешь не сомневаться, мой милый, что Фокер-старший — парвеню и, как все парвеню, преклоняющийся перед титулами, лелеет честолюбивые планы для сына, как раньше — для себя, и твой друг Гарри не посмеет его ослушаться. Да что там! Я знаю сотни случаев юношеских увлечений, слышишь, милейший?.. Молодые люди брыкаются, скандалят, бунтуют, но в конце концов покоряются-таки голосу разума.
— Бланш — опасная женщина, сэр, — сказал Пен. — Я и сам в свое время по ней страдал, да еще как! Но это было давно.
— В самом деле? И как далеко это зашло? А она отвечала тебе взаимностью? — спросил майор, внимательно поглядев на Пена.
Тот рассмеялся.
— Одно время мне казалось, что мисс Амори ко мне благоволит. Но матушке она не нравилась, и дело кончилось ничем.
Подробно рассказывать дядюшке обо всем, что произошло между ним и Бланш, Пен не счел нужным.
— Это не худшее, что могло бы с тобой случиться, Артур, — сказал майор, все так же странно поглядывая на племянника.
— А ее происхождение, сэр? Отец ее, говорят, был помощником капитана на каком-то корабле. Да и денег у нее маловато, — продолжал Пен развязным тоном. — Что такое десять тысяч фунтов при том, какое она получила воспитание?
— Ты повторяешь мои слова, пусть так. Но скажу тебе по секрету, Пен, — строго между нами, — что у нее, сколько я понимаю, будет не десять тысяч, а гораздо побольше; я тогда за обедом присмотрелся к ней, и кое-что о ней слышал, и скажу, что девушка она на редкость умненькая, я с талантами, и при разумном муже из нее может получиться отличная жена.
— Откуда у вас сведения о ее деньгах, сэр? — спросил Пен с улыбкой. — Вам, видно, обо всех в Лондоне все известно.
— Кое-что я анаю, милейший, и не все, что знаю, разбалтываю. Запомни это. А что касается очаровательной мисс Амори, — а она, ей-же-ей, очаровательна! — так если бы она стала миссис Артур Пенденнис, это меня, ей-же-ей, и не удивило бы, и не огорчило. А если десять тысяч тебе не подходит, то как ты смотришь на тридцать, или сорок, или пятьдесят? — И майор бросил на Пена взгляд еще более загадочный и пристальный.
— Ну что ж, сэр, — отвечал Пен своему крестному и тезке. — Сделайте ее миссис Артур Пенденнис. Вам это не труднее, чем мне.
— Смеяться надо мной изволишь, — недовольно буркнул майор. — А смеяться возле церкви не следует. Вот мы и пришли. Мистер Ориель славится своими проповедями.
И в самом деле, колокола трезвонили, люди толпой валили в красивую церковь, и коляски обитателей этого фешенебельного квартала разгружались от нарядных прихожанок, в обществе которых Пен и его дядюшка, закончив свою назидательную беседу, и переступили порог храма. Не знаю, все ли, входя в церковь, оставляют свои мирские дела за дверью. Артур, с детства привыкший настраивать себя в церкви на почтительный и благоговейный лад, может быть, и подумал о том, как неуместна была их беседа; а старому щеголю, сидевшему рядом с ним, это несоответствие и в голову не пришло. Шляпа его была вычищена на славу, шейный платок повязан безупречно, парик лежал волосок к волоску. Он с интересом обводил взглядом молящихся — лысины и шляпки, цветы и перья, но делал это незаметно, едва поднимая глаза от молитвенника (в котором без очков не мог прочесть ни слова). Что до Пена, то ему нелегко оказалось сохранить свою серьезность: взглянув ненароком на скамьи, где сидели слуги, он заметил рядом с лакеем в ливрее своего приятеля Гарри Фокера, и сюда нашедшего дорогу. Проследив же за взглядом Гарри, то и дело отрывавшимся от молитвенника, Пен обнаружил, что взгляд этот устремлен на две шляпки, желтую и розовую, и что шляпки эти прикрывают головы леди Клеверинг и Бланш Амори. Если дядюшка Пена — не единственный, кто толкует о мирских делах за минуту до того, как войти в церковь, так неужели один только бедный Гарри Фокер принес под ее своды свою мирскую любовь?
Когда служба кончилась, Фокер одним из первых устремился к выходу, но Пен скоро его догнал — он стоял на крыльце, не в силах уйти до того, как ландо с кучером в серебристом парике умчит прочь свою владелицу и ее дочку.
Выйдя из церкви на яркое солнце, дамы эти увидели их всех вместе — обоих Пенденнисов и Гарри Фокера, посасывающего набалдашник трости. Для доброй бегум увидеть — значило предложить откушать, и она тут же пригласила всех троих к завтраку.
Бланш тоже была необыкновенно любезна.
— Непременно, непременно приходите, — сказала она Артуру, — если только вы не возгордились свыше меры. Я хочу с вами поговорить о… впрочем, здесь нельзя об этом упоминать. Что бы сказал мистер Ориель? — И юная праведница впорхнула в ландо следом за матерью. — Я прочла все, от слова до слова. Это adorable [6], - добавила она, по-прежнему обращаясь к Пену.
— Я-то знаю, кто adorable, — сказал Артур с довольнотаки дерзким поклоном.
— О чем это вы? — вопросил ничего не понявший мистер Фокер.
— Вероятно, мисс Амори имеет в виду 'Уолтера Лорэна', — сказал майор, с хитрым видом кивая Пену.
— Вероятно, так, сэр. Сегодня в 'Пэл-Мэл' о нем хвалебная статья. Но это дело рук Уорингтона, так что гордиться мне нечем.
— Статья в 'Пэл-Мэл'? Уолтер Лорэн? Да о чем вы, черт возьми, толкуете? — спросил Фокер. — Уолтер Лорэн, бедняжка, умер от кори, когда мы еще в школе учились. Я помню, его мать тогда приезжала.
— Ты, Фокер, далек от литературы, — смеясь сказал Пен и взял приятеля под руку. — Да будет тебе известно, что я написал роман, и некоторые газеты очень лестно о нем отозвались. Может быть, ты не читаешь воскресных газет?
— 'Беллову жизнь' я всегда читаю, — ответил мистер Фокер, на что Пен снова рассмеялся, и все трое в наилучшем расположении духа направились к дому леди Клеверинг.
После завтрака мисс Амори опять завела разговор о романе: она и вправду любила поэтов и литераторов (если вообще кого-нибудь любила), и сама в душе была художником.
— Над некоторыми страницами я плакала, по-настоящему плакала, — сказала она. Пен отвечал не без
