проведу вечер за rouge et noir [10], и чтобы ни в одном глазу. И зачем только вы, Стронг, оставили в буфете эту чертову бутылку голландской водки? И Грэди, как назло, куда-то отлучился, а чайник поставил на огонь. Ну и, конечно, я уже не мог оторваться. Высосал все до капли. А потом, скорее всего, еще добавил в этом проклятущем воровском притоне.

— Как, вы и там успели побывать, до того как явились на Гровнер-Плейс? Ну, я вижу, вы времени не теряли.

— К девяти часам успел и напиться и продуться, а? Вот именно. Понесло меня, дурака, туда, прихожу, а там обедают Блекленд, и Мосс, и еще кое-кто из их шайки. Если б дело дошло до rouge et noir, я бы выиграл. Но до этого не дошло — они, черти, знали, что я бы их обыграл, непременно обыграл бы, я их всегда обыгрываю. А тут они меня перехитрили. Этот мерзавец Блекленд достал кости, и мы, прямо не выходя из-за стола, стали играть в азарт. Ну, я и просадил все, что вы мне выдали утром, — одно слово — не повезло. Вот тут-то я и озлился, и, наверно, здорово был пьян, потому что, помнится, решил достать у Клеверинга еще денег… а потом… Потом больше ничего не помню, только нынче утром проснулся и слышу — старик Бауз в четвертом номере на фортепьянах играет.

Стронг задумчиво разжег угольком сигару, потом сказал:

— Хотел бы я знать, полковник, как вам удается вытягивать у Клеверинга деньги. Тот хохотнул:

— А он мне должен.

— Ну, знаете ли, для Фрэнка из этого еще не следует, что нужно платить. Он не вам одному должен.

— Тогда, стало быть, потому платит, что питает ко мне симпатию, — сказал полковник с тем же недобрым смешком. — Любит меня как брата… вам ведь это известно, капитан… что? Нет, не любит? Ну, может, и так, а вы, капитан Стронг, лучше не задавайте вопросов, тогда я, может быть, вам не совру — так и зарубите себе на носу, почтенный… А бутылку надо по боку, — продолжал он, помолчав. — Не то она меня сгубит.

— Она вас толкает на странные речи, — проговорил капитан, пристально глядя в лицо Алтамонту. — Вспомните, что вы сказали вчера за столом у Клеверинга.

— Сказал? Что я сказал? — поспешно спросил полковник. — Я что-нибудь разболтал? Черт вас возьми, Стронг, разболтал я что-нибудь?

— Не задавайте вопросов, тогда я вам не совру, — отпарировал шевалье.

Он отлично помнил и слова Алтамонта, и его бегство из дома баронета, когда он узнал майора Пенденниса — капитана Клюва, как он его назвал, — но решил не напоминать об этом полковнику и объяснение его словам искать не у него.

— Нет, — продолжал он, — вы ничего не разболтали, полковник. Это я просто хотел вас поймать. Но из ваших слов никто ничего не понял — очень уж вы упились.

Ну и хорошо, подумал Алтамонт, и глубоко, словно бы с облегчением вздохнул. Стронг и это приметил, но не подал виду, а полковник между тем разговорился.

— Да, я свои слабости знаю. Есть вещи, против которых я не могу устоять, хоть ты тресни: бутылка виски, игральные кости, красивые женщины. Да этого ни один мужчина не может, если он не тряпка, если у него в жилах кровь, а не вода. На всем свете, наверно, нет страны, где бы я не попадал в беду из-за этих трех зол.

— В самом деле?

— Да, с пятнадцати лет, когда я убежал из дому и юнгой уплыл в Индию, и до сего дня, а мне уж скоро пятьдесят стукнет, я терпел горе через женщин. Вот и теперь, в Париже, нашлась одна — черноглазая, вся обвешана драгоценностями, атлас и горностаи что у твоей герцогини, — она и выманила у меня ту тысячу фунтов, с которой я уехал, почти всю целиком. Разве я вам не рассказывал? Что ж, могу рассказать. Сначала я был очень осторожен, деньги придерживал, а жил как джентльмен — полковник Алтамонт, отель Мерис и все такое, — играл только в игорных домах и все время оставался в выигрыше. Ну вот, а потом познакомился каким-то образом с одним типом — встречал его то в отеле, то в Пале-Рояль, — такой щеголь, в белых лайковых перчатках и бородка клином, звали его Блаундел-Блаундел; так он пригласил меня обедать, а потом стал возить на вечера к графине де Фольжамб — какая женщина, Стронг! Какие глаза! А уж музыкантша!.. Как сядет за фортепьяно, да запоет, а сама смотрит на тебя — ну просто душу из тела вытягивает. Она звала меня бывать у ней каждый вторник, а уж я и ложи ей брал в оперу, и обедами ее угощал в ресторациях, но в картах мне везло и не на ложи и обеды уплыли денежки бедняги Клеверинга. Нет, черт возьми, они ухнули другим манером. Как-то нас собралось у графини за ужином несколько человек — Блаундел-Блаундел, достопочтенный Дьюсэйс, маркиз де ля Тур де Форс, — все чистая публика, сэр, цвет общества, — и шампанское, будьте покойны, лилось рекой, а потом подали этот чертов коньяк. Ну, я и пропал. Как начал — так и пошло. Графиня сама смешивала мне грог, а после ужина еще появились карты, и я пил и играл и уж сам не знал, что делаю. Вот как вчера. Кто-то меня увез и уложил в постель, и я спал без просыпу до следующего дня; проснулся — голова трещит, а у постели стоит мой слуга и докладывает, что в гостиной дожидается достопочтенный Дьюсэйс — хочет меня видеть. Тут он и сам входит в спальню и говорит: 'Как себя чувствуете, полковник? Долго ли еще вчера оставались, когда я уехал? Для меня-то игра пошла слишком крупная, да я и так проиграл вам достаточно на один вечер'. — 'Мне? — говорю. — Как это так, мой дорогой?' Он хоть и сын графа, а держались мы с ним без чинов, все равно как с вами. 'Как же так, говорю, мой дорогой?' И он мне объясняет, что, когда играли в двадцать одно, он занял у меня тридцать луидоров и дал мне расписку, а я у него на глазах убрал эту расписку в бумажник. Достаю бумажник — подарок графини, сама вышивала, — и правда, там лежит его расписка, и он тут же отсчитал мне тридцать золотых на столик у кровати. Ну, я ему сказал, что он настоящий джентльмен, предложил выпить чего- нибудь, я, мол, сейчас пошлю слугу; но достопочтенный Дьюсэйс по утрам не пьет, да к тому же торопился по какому-то делу.

Только он ушел — опять звонок и являются Блаундел-Блаундел с маркизом. 'Бонжур, говорю, маркиз'. Он говорит: 'Доброе утро, голова не болит?' Я сказал, что болит и что, мол, наверное, чудил я у графини; но они в один голос меня заверили, что я вел себя безупречно — никто бы и не догадался, что я выпил лишнего.

'Значит, Дьюсэйс и у вас побывал, — говорит маркиз, мы его встретили в Пале-Рояль. Он с вами расплатился? Вы ему спуску не давайте, он только и глядит, как бы в кусты юркнуть. А сейчас он выиграл у Блаундела три четвертных, так я вам советую — взыщите с него, пока он при деньгах'. — 'Он, говорю, со мной расплатился, но я-то понятия не имел, что он мой должник, до сих пор не могу вспомнить, когда я дал ему взаймы эти тридцать монет'.

Тут Блаундел с маркизом переглянулись, обменялись улыбочками, и Блаундел говорит: 'Странный вы человек, полковник. Поглядеть на вас вчера — никто бы не заподозрил, что вы пили что-нибудь, кроме чая, а утром вы ничего не помните. Рассказывайте, мой друг, так мы вам и поверили'. — 'En effet [11], - говорит маркиз, асам покручивает перед зеркалом свои черные усики и делает выпад, как в школе фехтования (фехтовал он здорово, и у Лепажа, я сам видел, четырнадцать раз подряд сбил мишень). Поговорим о деле. Вы, полковник, понимаете, что всякое дело чести лучше улаживать без промедления. Так, может, если вас не затруднит, покончим с нашими вчерашними расчетами?' — 'Какие еще, спрашиваю, расчеты? Вы мне что-нибудь должны, маркиз?' — 'Бросьте, говорит, довольно шуток. У меня от вас расписка на триста сорок луидоров. La voici! [12]' — и вынимает из кармана бумагу. 'А у меня на двести десять', — говорит Блаундел и тоже достает бумагу.

Тут я так взбеленился, что выскочил из постели и завернулся в халат. 'Вы что, морочить меня пришли? — говорю. — Не должен я вам ни двухсот, ни двух тысяч, ни двух луидоров. И не заплачу ни гроша. Думаете запугать меня своими расписками? Плевал я на них, и на вас тоже. Оба вы…' — 'Кто же мы оба? — говорит мистер Блаундел. — Вам, надо полагать, известно, полковник Алтамонт, что оба мы люди благородные и пришли сюда не затем, чтобы тратить время и выслушивать ваши оскорбления. Либо вы нам заплатите, либо мы разгласим, что вы плут, и накажем вас, как плута'.

'Oui, parbleu [13], - говорит маркиз, но его-то я не боялся, он щуплый, я бы его в два счета в окошко выкинул. Блаундел — другое дело, мужчина крупный, и весит на целый пуд больше моего, и ростом на шесть дюймов выше, с ним бы я не справился. — Мосье заплатит, или мосье мне ответит. Выходит, полковник Алтамонт, что вы просто polisson [14] ', — так и сказал, — усмехнулся Алтамонт, — и еще много чего они наговорили в том же духе, и тут, в

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату