Монахов, чтобы послушать его, да простится мне это! А после меня секли, и поделом! Господи, господи, как бегут годы! — Он осушил свой стакан хереса и откинулся на спинку стула. Мы поняли, что он вспоминает юность — это золотое время, веселое, счастливое, незабвенное. Мне было тогда около двадцати двух лет, и я казался себе таким же стариком, как полковник, — право, даже старше!
Полковник еще не кончил петь, когда в таверну вошел, вернее ввалился, некий господин в военном мундире и парусиновых брюках неопределенного цвета, чье имя и внешность, наверно, уже известны кое- кому из моих читателей. Это был не кто иной, как наш знакомец капитан Костиган; он появился в обычном для столь позднего часа виде.
Держась за столы, капитан бочком, без всякого ущерба для себя и стоявших вокруг графинов и стаканов, пробрался к нашему столу и уселся возле автора этих строк, своего старого знакомца. Он довольно мелодично подтягивал припев баллады, которую исполнял полковник, а ее чувствительный конец, шедший под аккомпанемент его приглушенной икоты, исторг из его глаз потоки слез.
— Чудесная песня, черт возьми!.. — пробормотал он. — Сколько раз я слышал, как ее пел бедный Гарри Инкледон.
— Обратите внимание на эту знаменитость, — шепнул на беду Кинг из колледжа Тела Христова сидевшему рядом с ним полковнику. — Служил в армии, имеет чин капитана. Мы величаем его меж собой генералом. Не хотите ли чего-нибудь выпить, капитан Костиган?
— Разумеется, черт подери, — отвечал капитан, — и песню я вам тоже спою.
Выхватив стакан виски с содовой у проходившего мимо лакея, старый забулдыга подмигнул, по своему обыкновению, слушателям и, скорчив отвратительную рожу, приступил к исполнению одного из своих 'лучших' номеров.
Жалкий пьяница, почти не сознававший, что делает, выбрал самую непристойную из своих песен, издал вместо вступления пьяный вопль и начал. Не успел он допеть второй куплет, как полковник Ньюком вскочил с места, нахлобучил шляпу и схватил в руки трость с таким воинственным видом, словно шел на бой с каким-нибудь индийским разбойником.
— Замолчите! — крикнул он.
— Слушайте, слушайте! — отозвалось несколько озорников за дальним столом.
— Продолжай, Костиган! — заорали другие.
— 'Продолжай'?! — воскликнул полковник, и его высокий голос задрожал от гнева. — И это говорит джентльмен? Может ли тот, у кого дома есть жена, сестры, дети, поощрять подобное непотребство? Как смеете вы, сударь, называть себя джентльменом и позорить свой чин! Как смеете вы в кругу честных людей и христиан осквернять слух мальчиков такой мерзостью!
— А зачем вы приводите сюда мальчиков, почтеннейший?! — бросил кто-то из недовольных.
— Зачем привожу? Да затем, что думал найти здесь общество джентльменов! — вскричал разгневанный полковник. — Я никогда бы не поверил, что там, где собираются англичане, человеку — да еще старому — позволят так себя позорить. Стыд и срам, сударь! Ступайте домой, седовласый грешник, и ложитесь спать! И я не жалею, что мой мальчик увидел, в первый и последний раз в жизни, до какого падения, унижения и позора может довести человека пьянство. Сдачи не надо, сэр! К черту сдачу! — крикнул полковник изумленному лакею. — Оставьте ее до следующего раза, когда увидите меня здесь, только этого никогда не будет, клянусь богом, никогда! — Вскинув трость на плечо и обведя свирепым взглядом испуганных кутил, разгневанный джентльмен удалился, а за ним последовал и его сын.
Клайв казался изрядно смущенным. Впрочем, остальная компания имела, пожалуй, еще более жалкий вид.
— Assi qe diable venait-il faire dans cette galere? [7] — бросил Кинг из колледжа Тела Христова Джонсу из колледжа Троицы, на что Джонс только передернул плечами, словно от боли, — ведь трость негодующего полковника прошлась, в сущности, по спине всех присутствующих.
Глава II
Бурная юность полковника Ньюкома
Так как молодой человек, который только что ушел спать, должен стать героем нашей повести, то лучше всего будет начать с истории его семейства, каковая, по счастью, не столь уж длинна.
В ту пору, когда за спиной у английских дворян еще болтались косицы, а их жены носили на голове валик, поверх которого укладывали волосы, до того напомаженные и обсыпанные пудрой, что невозможно было угадать их естественного цвета; когда министры являлись в палату общин при всех орденах и звездах, а лидеры оппозиции из вечера в вечер нападали на благородного лорда с голубой лентой через плечо; когда мистер Вашингтон возглавил американских мятежников со смелостью, достойной, надо признаться, лучшего применения, — вот тогда-то из одного северного графства и прибыл в Лондон основатель семьи, снабдившей заглавием нашу книгу, — мистер Томас Ньюком, впоследствии известный как Томас Ньюком, эсквайр, шериф города Лондона, а позднее, олдермен Ньюком. Мистер Ньюком впервые появился на Чипсайде всего-навсего при Георге III; он приехал в Лондон в фургоне, из которого выгрузился на Бишопсгет-стрит вместе с несколькими штуками сукна, составлявшими все его достояние; но если б можно было доказать, что норманны при Вильгельме Завоевателе носили парики- с косицами, а мистер Вашингтон сражался с англичанами еще в Палестине при Ричарде Львиное Сердце, то иные из нынешних Ньюкомов, уж конечно, щедро заплатили бы за это Геральдической палате — ведь они вращаются в высшем свете и к себе на балы и обеды, как о том ежедневно сообщают газеты, приглашают лишь самый цвет дипломатического и фешенебельного общества. Правда, в Геральдической палате им составили родословную (она напечатана в справочнике Баджа 'Земельная аристократия Великобритании'), согласно которой выходит, что предком нынешних Ньюкомов был Ньюком из армии Кромвеля и еще другой Ньюком, повешенный за протестантизм при королеве Марии в числе последних шести ее жертв; что один из членов их семьи отличился в битве на Босвортском поле и что основателем ее был личный брадобрей короля Эдуарда Исповедника, сложивший голову при Гастингсе вместе с королем Гарольдом; однако, между нами говоря, сэр Брайен Ньюком из Ньюкома, по-моему, верит во все это не больше, чем остальные, хотя и выбирает для своих детей имена из Саксонской хроники.
Взаправду ли Томас Ньюком был подкидышем, воспитанным в работном доме той самой деревни, которая теперь превратилась в большой промышленный город, носящий его имя, — неизвестно. Слух об этом пустили во время последних выборов, когда сэр Брайен баллотировался здесь от партии консерваторов. Соперник его, мистер Гав, несравненный кандидат либералов, расклеил по городу плакаты с изображением старого работного дома, 'родового гнезда Ньюкомов', и насмешливыми подписями, призывавшими вольных британцев голосовать 'за Ньюкома и работные дома', 'Ньюкома и приходские приюты', и тому подобное. Впрочем, кому какое дело до местных сплетен? Тех, кто удостоен приглашения в дом леди Анны Ньюком, отнюдь не интересует, кончается ли родословная ее прелестных дочек на дедушке- олдермене, или через мифического брадобрея она восходит к бороде короля-исповедника.
Томас Ньюком работал ткачом в родной деревушке и приобрел там славу человека честного, бережливого и умелого; ее он и привез в Лондон, где поступил в ткацкую мануфактуру братьев Хобсон, которая позднее стала именоваться 'Хобсон и Ньюком'. Не трудно себе представить всю дальнейшую историю Томаса Ньюкома: подобно Уиттингтону и многим другим лондонским подмастерьям, он начал бедняком, а кончил тем, что женился на дочери хозяина и стал шерифом и олдерменом лондонского Сити.
Однако с Софией Алетеей Хобсон, женщиной состоятельной, благочестивой и выдающейся (как любили в те дни называть иных ревностных христианок) мистер Ньюком сочетался уже вторым браком, и она пережила его на много лет, хоть и была значительно старше годами. Ее дом в Клепеме был долгое время прибежищем самых знаменитых религиозных деятелей. За ее столом, уставленным щедрыми плодами ее садов, можно было встретить самых красноречивых толкователей Библии, самых высокоодаренных миссионеров и самых невиданных прозелитов со всех концов земли. Небо поистине благословило ее сады обилием, как говаривали многие преподобные джентльмены; во всей Англии не сыскать было такого сладкого винограда, таких персиков и таких ананасов. Крестил ее сам мистер Уайтфилд, и в конторах Сити, а
