— Верка молодая была, так по одиннадцать разов спускался, — попеняла старуха. — Любовь крутил.
В подвале показалась голова Кривоногова.
— Я вот чего думаю. Может, мне новую жену привезти и в яму посадить? У соседей мне дочка нравится, и я можно сказать ее даже полюбил. Чем не пара?
— Окстись, ей всего 12 лет.
— Ну и что, на дольше хватит. А то Верка уже через пару годков всю красоту растеряла.
Кривоногова задумчиво посмотрела на Бена:
— Я вот что думаю, а что если?
— Даже не думайте, — быстро сказал Бен и получил бабушкиной палкой по хребту.
— Не нравится он мне, больно волосатый, — не согласился Петька.
Старуха глумливо хихикнула и ткнула Бена опять.
— А то смотри, какой он гладкий и откормленный.
— Не люб он мне, — стоял на своем Петька.
Старуха вздохнула, задула лампу и поползла по направлению к свету. Кряхтя, поднялась, и крышка с тяжелым нутряным ударом упала на место, отсекая свет.
Темень после хоть и слабого света показалась невыносимой.
— Господи, сколько же еще терпеть? — возопил Бен.
— Трудно первые пять лет, а потом привыкаешь, — прошелестела старуха из угла.
Бен застонал.
В яме можно было только дремать. Цепь не позволяла двигаться, отсутствие света — смотреть. Бену очень скоро стало казаться, что он все время находится в подвешенном состоянии: между сном и явью. Он дремал, клевал носом, просыпался и видел одну и ту же картинку-полную темень и слушал бормотанье полубезумной Веры Хан. Очень скоро он выспится, и что делать тогда. Сидеть как истукан с широко открытыми в темень глазами. Насколько хватит его рассудка? Он попытался представить, что испытала пленница не за годы, за десятилетия заточения и ему становилось плохо. Это только представить, а жить. Изо дня в день, из месяца в месяц. От тоскливых мыслей его отвлек шорох.
— Что это? — спросил он шепотом у старухи.
— Крысы, — так же шепотом ответила она. — Они у меня пальцы на ноге отъели, когда я зимой заболела. Холодно тут зимой.
— Они что не давали тебе никогда одежды?
— Я забыла, что это такое.
Он кинул камнем в темноту. Раздался возмущенный писк, топот лапок, потом твари сшиблись. Там их было много. Крысы еще побаловались, то ли игрались, то ли дрались всерьез и удалились. Почти сразу шорох раздался с другой стороны. Бен подобрал камень побольше и кинул туда. В ответ в темноте кто-то ойкнул.
— Кто здесь? — спросил Бен. — Отвечай, иначе кирпичом получишь!
— Бен, ты? — раздалось в ответ.
— Я, — изумленно признался Бен. — А ты кто? Откуда меня знаешь?
Мрак шевельнулся, сгустился уже ближе.
— Осторожно, тут яма! — предупредил Бен.
Раздалось металлическое позвякивание, потом щелчок и свет затопил яму. Над ними на корточках сидела Полина и палила зажигалку. Даже сквозь темные очки Бен увидел, как при виде его голого и выпачканного в земле, округлились ее глаза.
— А это кто? — кивнула она на старуху.
— Вера Хан.
Она не смогла сдержать изумленный стон.
— Ты как здесь оказалась? — спросил Бен восторженно.
Она рассказала, что не застала его в офисе буквально пару минут, но успела увидеть, как он уезжает со двора. Разузнав, что Бен взял отгул, она сразу поняла, куда он мог направляться. Конечно, в Новоапрельск. Уговорить Жоржика Кузькина свозить на его старой таратайке в соседний город, не составило никакого труда.
В городе она сразу велела ехать на Октябрьскую. А потом она увидела его машину.
Она нашла щель в окне, и увидела, как Кривоноговы раз за разом спускались в подпол. В дальнейшем она повторила путь Бена: обошла дом и залезла в подпол из соседней половины дома.
— Соображаешь, у тебя мужской склад ума, — похвалил Бен, а она почему-то обиделась.
— А у тебя женский. Я к нему со всей душой, а он камнем.
Однако надо было думать, как выбираться. Бен спросил у девушки нож.
— Очень редко ношу собой, — призналась девушка. — Магерамов, у тебя, что крыша поехала, ты б еще домкрат спросил!
Бена как молнией пронзило. В машине должны были быть инструменты. Бен попросил девушку быть осторожной, мучители могли вернуться в любой момент. Не хватало, чтобы и Полина угодила в силки. Когда девушка ушла, и все снова погрузилось во мрак, Бена едва не охватила истерика, он представлял, что она никогда не вернется, что ее поймают, а Кузькина захватили еще раньше, и теперь устроили ловушку девушке. В общем, мания преследования в цветущей форме. Если выпутаюсь, напишу диссертацию, как люди сходят с ума, прикинул Бен.
Полина вернулась очень быстро и кинула ему тяжелую сумку. Там оказался автокомплект «Ниагары». И о чудо, в нем обнаружились гидравлические ножницы.
Счастлив тот, о ком позаботились буржуи. Они даже предусмотрели возможность, что придется освобождать водителя, зажатого в покореженной машине. Хоть аварии и не случилось, но чтобы снять с цепи двух голых людей тоже сгодится.
Перекусить цепи на себе и Вере оказалось самой легкой задачей. Труднее оказалось другое: старушка наотрез отказалась выбираться из ямы.
— Я там умру, — повторяла она.
Потеряв терпение, Бен хотел вытащить ее силой, тогда она оцарапала его до крови.
Никогда не стриженные, все в изломах, с черной каймой, у нее оказались не ногти, а когти. Бен ругался вполголоса.
— Нельзя так, это же человек, женщина, — попеняла Полина и стала ворковать. — Верочка, дорогая, пойдем, там цветочки, солнышко, Бенчик тебе букетик подарит.
Только женщины умеют по-настоящему уговаривать. В голосе Полины появились неведомо откуда материнские нотки. Причем, Бен вспомнил свою, и нежный голосок девушки напомнил ему колыбельную, у него даже глаза стали слипаться.
— Не спи, Магерамов! — привел его в себя яростный шепот.
Вера уже вылезала. Бен выбрался следом и, поддерживая несчастную с двух сторон, они двинулись. Зажигалку погасили. Старушка стонала и кряхтела и сразу выбилась из сил. Мышцы были атрофированы, и она самостоятельно смогла сделать лишь пару шагов, которые делала в яме, чтобы отойти в угол по нужде. Несчастная затихла, потом вдруг задергалась.
— Полина, скорее, ей плохо! — поторопил Бен.
Полина выбралась первой, Бен подал ей старушку. Она оказалась настолько невесома, что слабых сил девушки хватило, чтобы вытащить несчастную.
— Она не реагирует на свет! — воскликнула Полина. — Скорее на воздух!
Бен вынес и положил на крыльцо сухонькое тельце.
— Вы свободны! — сказал Бен. — Что с вами? Вам плохо?
— Я вижу солнце, — прошептала Вера.
— Господи, она ослепла! Нельзя было так резко ее выносить, — расстроилась Полина.
Бен послушал грудь, поднялся. Она была мертва. Полина разрыдалась и никак не хотела оставлять умершую, хоть Бен и убеждал, что теперь ей все равно. Покойницу занесли в дом и приперли дверь колодой.
Они вышли через давно не пользуемую калитку. В доме Кривоноговых не горело ни огонька.
— Сволочи! Кроты поганые! — сжала Полина кулачки.
— Ничего, мы им устроим! — пообещал Бен.
В «Ниагаре» нашелся рабочий комбинезон, но ключи от машины остались в одежде, отобранной Кривоноговыми.
— Машину оставим, заблокируем все дверцы, ничего ей не сделается. Потом заберем.
Где твой Кузькин?
— Ты что, ничего не хочешь сделать с этими уродами? — возмутилась Полина. — Милицию вызвать надо!
Трудно было объяснить, почему Бену не нужны были долгие объяснения с милицией.
Действовать надо было быстро. К тому же у него были свои соображения насчет Кривоноговых, но Полине он их не раскрыл, как бы она не просила.
Через пару дворов они нашли машину Жоржика. В салоне тихо играло 'Морское радио', самого парня не было видно.
— Жоржик, ты где? — крикнула она.
Он зажал ей рот. Она вырвалась и долго отплевывалась. Бен поднял с земли самокрутку.
— По-моему твой кавалер пук не только пьет, но и курит.
Жоржик, которого они нашли в кустах, с трудом сфокусировал на них взгляд.
— Я вас видел, вы трахались, животные, ты мне изменила, — палец на Полину, потом палец на Бена. — Ты бегал голый, чертов извращенец.
Под ногами валялись деньги и права. После безрезультатных поисков стало ясно, что ключи Жоржик потерял. Девушка дала ему пощечину, впрочем, он ее не почувствовал.
— И я любила такого урода. Он рыжий к тому же. Неврастеник и истерик. Накурился, видишь ли, из-за того, что я ему изменила. Да у тебя табаку не хватит, щенок!
Отчаяние охватило Бена, когда он понял, что они застряли здесь надолго. По крайней мере, до того момента, пока Жоржик очнется. Он сунул руки в карман и почувствовал помеху. Нечто круглое и гладкое, теплое на ощупь. Он вытащил на свет овальный брелок.
— Чего ты удивляешься? Костюм от предыдущего владельца остался, — пожала плечами Полина. — Пошли в машину спать.
Бена охватил суеверный восторг.
— Но предыдущим владельцем был Базилевский!
Василий Пантелеевич Афинодор был близок к решению проблемы как никогда. По матанализу у него было «отлично», так что, заменив уравнения из темпоральной физики на чистую алгебру, он вскоре свел все к единственному уравнению, где все ему стало ясно, кроме единственной же переменной. Ему понадобилось исписать километровыми формулами две общие тетрадки, пока он не понял, что математика для понимания этих процессов не годится и надо возвращаться к физике. Он представил адский труд по обратному переводу, и у него случилось
