Слово «полиция» рассеяло туман. Айван осмотрелся. Он находился на заднем сиденье автомобиля, и все вокруг было незнакомым. Толстомордое коричневое лицо хмуро глядело на него в окошко.
—Я хочу знать, какого черта ты делаешь в моем автомобиле? А?
—Сплю, сэр, сплю, — сказал Айван, протискиваясь в дверь машины. -Я ничего не собирался красть, сэр.
Он отступил от автомобиля и его владельца, который был вне себя. Машина, как оказалось, стояла на кирпичах, у нее не было ни руля, ни колес, хотя корпус был чисто вымыт и блестел.
—И это называется машина, да? Не машина, а курятник, — крикнул Айван, оказавшись на почтительном расстоянии.
—Курятник? — проверещал взбешенный человек. — Ты… шпана ты грязная!
—Подбросьте-ка меня, сэр, до Спаниш-тауна, — зубоскалил Айван. — Я хорошо вам заплачу, если вы довезете меня до Спаниш-тауна.
Стычка с этим человеком заставила на время забыть о голове, но все-таки она болела. Во рту была горечь. Казалось, он покрыт каким-то налетом тошноты, сползающей прямо в живот. Айван не знал, где находится. Он был уверен, что никогда не видел этой дороги, и ему было досадно, что негде вымыться, а главное — избавиться от этого гнилого запаха изо рта. Одежда была мокрой и липла к телу.
Что же все-таки произошло? События предыдущей ночи казались нереальными и невероятно далекими. Мучительно трудно было вспомнить подробности сна, который никак не поддавался восстановлению. Словно сквозь дымовую завесу он вспоминал игру, девушку в ослепительно-красном платье, растущую кучу денег, его денег на столе перед Жозе… Он вспомнил, как они хлопали друг друга по плечам, как покупали выпивку… Но как он оказался в машине? Куда делся Жозе? Что-то случилось дальше, но что? Деньги… где они? Он обшарил карманы. Еще раз… И в третий раз, как безумный. Все, что осталось — несколько измятых банкнот и мелочь. Не хватит даже на обратный билет до Голубого Залива. Да и где он найдет в себе силы, чтобы вернуться и объявить всем, что за один день лишился всего — денег, одежды, еды…
Айии, все очень плохо, сэр. Айван присел на корень дерева и пустым взглядом уставился на широкую улицу: люди выходили из своих двориков, дети спешили в школу. Все это совершенно его не интересовало. Под лучами солнца город казался безрадостным, высохшим, пыльным. Куда исчезло все его волшебство? Он почувствовал боль и слабость… одиночество и уязвимость.
Айван попытался собрать воедино свои мысли и воспоминания. Это оказалось трудно — он так и не сумел разобраться, что в них реальность, а что нет. Он догадывался, что что-то случилось, но разве мог его друг Жозе обокрасть его и бросить?… Бывает, конечно, и такое… неужели этот стильный парень захотел стать его другом только для того, чтобы тут же «кинуть»? Нет, и все-таки это не сон… фильмы, танцы, мотоцикл, ганджа… все вполне реально. А потом что-то случилось… Почему же он не может вспомнить, черт…
Бвай, становится очень жарко, даже в тени. Сухой ветер поднимал пыль и застил ему глаза. Жаркие вихревые токи мерцали в воздухе.
Что же делать? Искать Жозе. Это все прояснит. Но где? На Милк Лэйн, там, где он его встретил. Да, конечно, но как туда добраться? В каком направлении город?… Бвай, где бы помыться и попить немного воды.
—Простите меня, сэр… подскажите, пожалуйста, дорогу до Милк Лэйн.
—Милк Лэйн? Это далеко, парень, довольно далеко. У тебя есть деньги? Тогда можешь сесть на автобус. Не так-то просто идти через весь город по жаркому солнцу, братец.
Опускалась ночь. Айван встал под дерево напротив рынка, посасывая кусочек льда, который выпросил у продавца ледяных шариков. Торговка манго дала ему несколько мелких плодов и посоветовала: «Езжай-ка ты, бвай, назад в свою деревню — ничего хорошего здесь для тебя не будет».
В этот момент упавший духом, с саднящими мозолями на ногах, Айван готов был уже сдаться, но у него не было денег на билет… Если бы я не был большим, я бы взял и заплакал, подумал он… Но нет уж, я останусь здесь и добьюсь своего. Все сделаю как надо.
Он прислонился к дереву и попытался не обращать внимания на назойливое уличное движение, чтобы хорошенько обдумать ситуацию. Бвай, какой же город большой и жаркий! Я никогда еще так не уставал, не был таким разбитым. Маас Натти и вправду знал, о чем говорит. Не может быть, чтобы Жозе обокрал меня… мой дух полюбил его дух, правда же. Если я наверняка узнаю, что он обокрал меня, один из нас умрет. Только смерть нас рассудит.
Мимо него двигался непрерывный поток пешеходов. Многие его не замечали. Некоторые смотрели так, словно он — нарост на стволе дерева. Другие оглядывали с враждебностью и подозрительностью, третьи — с любопытством. Лишь немногие видели в нем измученного запыленного парня с озабоченным лицом и выказывали что-то вроде симпатии. Айван чувствовал себя опустошенным и уязвимым. Он мечтал о безопасности в четырех стенах — в любых четырех стенах с крышей, — где сумеет переждать ночь. Он определенно не сможет здесь уснуть. Быть может, когда совсем стемнеет, забраться на дерево и устроиться там, среди ветвей? Никто тогда не узнает, где он. Эта мысль, чем больше он ее обдумывал, казалась ему все более здравой. Никто не станет заглядывать на дерево. Самой большой неприятностью был констебль, который вышагивал по улице туда-сюда, пошлепывая дубинкой по брюкам с красной полоской, и, как показалось Айвану, бросал на него недобрые взгляды.
Вскоре совсем стемнело. Продавец льда подмел свой участок и укатил тележку. Айван помог торговке манго водрузить на голову корзину, и она устало зашагала в ночь, сказав на прощанье:
— Спасибо, сынок. Возвращайся-ка ты к себе в деревню, слышишь меня? Здесь тебе будет нехорошо.
Место опустело, остался Айван да еще один любопытный персонаж, занятый оживленным разговором с самим собой. Он сидел неподалеку и перебирал содержимое большой холщовой сумки — лохматый старик, худой, согбенный, с кривыми ногами. Одежда у него была какая-то нелепая: короткая накидка из мешковины с поясом. Полицейских поблизости не было.
Если этот странный человек уберется отсюда вместе со своими сумками и бормотаниями, я залезу на дерево, подумал Айван. Аиие, я, Ай-ванхо Мартин, буду спать на дереве, как сова!
Он уже собрался это сделать, как вдруг старик подошел к дереву, забросил сумки на нижнюю ветку и, словно обезьяна, полез вслед за ними. Айван застыл с открытым ртом, не зная, смеяться ему, плакать или ругаться.
В листве зашуршало, и гном с бородатым лицом захихикал с ветки.
—Хи-хи-хи, молодой бвай! Я первый забрался — думаешь, я не видел, что ты собираешься занять мое место, а?
—Кто — я? Ты с ума сошел? — негодование Айвана было искренним, как и резкий прилив стыда, полыхнувший на его щеках. — Я тебе не сова. Человеку не спать на дереве!
—Чо, давай, залезай, ман, для тебя тут готова комната. В доме отца моего обителей много; но ты не должен забывать о хороших манерах и попросить место по-хорошему. И нечего смущаться. Не ты первый, не ты последний.
—Я на рынок пришел с бабушкой, — встал на свою защиту Айван. — Пойду поищу ее, надо ей помочь.
—Иди, только не задерживайся, а то передумаю.
Смех старика еще долго преследовал его, но новая идея пришла, когда Айван подходил к рынку. Он отыскал картонную коробку и как ни в чем не бывало прилег рядом с рыночными торговками, надеясь, что если его и заметят, то сочтут за кого-то из своей компании. Так оно и вышло. Сначала он лежал неудобно и едва дышал, притворившись спящим и ожидая, что вот-вот его разбудят. Но в конце концов расслабился и погрузился в тяжелый сон.
Айван собрался уходить; рынок в бледных лучах рассвета был удивительно тих. Он увидел открытую корзину, за которой никто не присматривал. Осмотрелся. Никого. Только из бетонного туалета доносился шум спускаемой воды. Айван схватил связку бананов и один апельсин и поспешил к туалету, уже по пути понимая, что, если кто-то его заметил, он окажется в ловушке. Он забежал в кабинку и закрыл за собой дверь. Его сердце стучало, пока он старался успокоить свое прерывистое дыхание и хорошенько прислушаться. Никаких криков, никто не стучится. В кабинке пахло застарелой мочой и хлоркой. Запах был
