«Свое не отдавай», — сказал Дэн.
Кэшин прошел вдоль ручья, по узкой петляющей тропке мимо тополей и кроличьих нор, потом повернул к себе. Когда они приблизились к дому, уже совсем рассвело, но упрямый туман исчезал в это время года лишь через час после восхода солнца. Кэшин все думал о Кендалл. Пережить изнасилование — каково это? Одного полицейского в Сиднее после службы схватили трое подонков и увезли в старый кинотеатр под открытым небом, приковали наручниками к колонне, раскроили ему джинсы ножом, которым режут ковры, и вырезали свастику на спине и ягодицах.
А потом изнасиловали.
Кэшину рассказал об этом полицейский по фамилии Джерард. Они сидели тогда вечером в машине и ели кебабы.
— Парень после этого сразу уволился и двинул в Дарвин, а там наложил на себя руки, — говорил Джерард, смуглый красавец брюнет с родинкой на щеке. — Этих скотов поймали, да. У одного из них было заметное кольцо, — знаешь, здоровая такая гайка, дешевая, — перелитое из свинцового грузила. Полицейский его зарисовал.
— Что получили?
— Высшую меру. Один утонул в реке. А другой убил третьего и покончил с собой. Картинка была не для слабонервных!
Джерард улыбнулся. Губа у него чуть вздернулась, обнажив десну, какую-то интимно-розовую.
Собаки раньше, чем Кэшин, заметили Ребба, сидевшего на старой садовой скамейке, и радостно кинулись к нему.
Ребб попыхивал толстой самокруткой, в которой было поровну бумаги и табака. Лицо его было чисто выбрито, а волосы влажно блестели.
Собаки крутились вокруг него кольцом. Ребба они обожали, как, впрочем, и большую часть человечества.
— Пора вам в стирку, — вместо приветствия произнес Ребб, запихнув самокрутку в угол рта и протянув собакам свои большие ладони. — Правильно говорю?
— Точно, — произнес Кэшин. — Рано встал?
— Да нет.
— Пойду ополоснусь, а потом соображу что-нибудь на завтрак.
— Ел уже, — ответил Ребб, сосредоточенно глядя на собак.
Накануне вечером он отвечал то же самое.
— Ага, яичницу, — сказал Кэшин. — Жаришь только себе, мог бы и о других позаботиться.
Он привел себя в порядок, поставил на стол тарелки, хлеб, масло, веджемайт,[9] джем, разогрел кое-что. Ребб все возился с собаками. За столом он вел себя не как бродяга — локти не расставлял, жевал с закрытым ртом, еды на вилку брал по чуть-чуть.
— Вкусно, — похвалил он. — Спасибо.
— Бутерброд еще сделай.
Ребб не отказался: отрезал толстый ломоть хлеба, намазал его маслом, а сверху еще веджемайтом.
— Хочешь, живи здесь, — предложил Кэшин. — Денег с тебя брать не буду, а до коровника отсюда десять минут пешком.
Ребб только молча посмотрел на него своими черными глазами. Кэшин кивнул:
— Ну, договорились.
В полном молчании они доехали до Дэна Миллейна. Дэн услышал шум колес, подошел к своей калитке и за руку поздоровался с Реббом.
— На миллионы тут не рассчитывай, — с ходу начал он. — Если б не это чертово колено, сам бы все делал. За коровами ходил?
— Было дело.
Кэшин оставил их и поехал дальше, к матери. До нее было минут двадцать пути. Тонкие асфальтовые полосы, все в выбоинах, считались здесь дорогами, и, чтобы на них разъехаться, кому-то из водителей приходилось сбрасывать скорость и выруливать на обочину. При этом местные еще умудрялись вытягивать руки из окон и приветствовать друг друга. Он проехал мимо картофельных полей и молочных ферм, с которых его медленно провожали глазами без устали жевавшие коровы. От Бикон-Хилла местность понижалась, и торфяно-шоколадная вспаханная земля вся открывалась навстречу юго-западному ветру и бешеным зимним штормам с Южного океана. Чтобы защититься от них, первые поселенцы окружали свои дома кипарисами и живыми изгородями. Это помогало, но стихия брала свое: деревья, кусты, сараи, бочки, ветряки, сортиры, будки, курятники, даже старые машины — словом, все здесь как-то кособочилось.
Кэшин припарковался на подъездной дорожке, обогнул дом и через окно кухни увидел мать. Когда он открыл дверь, Сибил произнесла:
— А я все думаю, как же ты живешь в нашей развалюхе. Сколько уж лет прошло — вы, ребятишки, отец, я…
Она как раз ставила цветы в большой неуклюжий коричнево-красный глиняный горшок, похожий на огромный кубик.
— Ну и вазочка у тебя, — заметил Кэшин. — Случайно, не списанный контейнер для ядерных отходов?
Мать не удостоила его ответом. Из сарая показался отчим в белом защитном костюме, перчатках, маске, с бачком за спиной и принялся опрыскивать увитую розами беседку чем-то невыносимо противным.
— Неужели розам нравится эта химическая атака Гарри? — спросил Кэшин.
Сибил отступила, посмотрела, хорошо ли расставила цветы. Она была небольшого роста, подтянутая, с зачесанными назад густыми волосами. Сам Кэшин и его брат Майкл пошли породой в отца — Мика Кэшина.
— Как там с Чарльзом Бургойном? — спросила мать. — Делаешь что-нибудь?
— Что могу, делаю.
— Никогда таких людей не пойму. Коли уж залез, бери, что тебе нужно, и уходи. Зачем надо было старика избивать? Разве он мог защититься?
— А я знаю? — ответил Кэшин вопросом на вопрос. — Ты ведь хочешь спросить, кто это сделал, а не зачем.
Мать покачала головой.
— Вот какая новость, — продолжила она, глядя на цветы и пошевеливая пальцами. — Майкл купил жилье в Мельбурне. В Доклендсе,[10] прямо на воде. Две спальни и полторы ванные.
— Чистюля наш Майкл, — сказал Кэшин. — Просто с ума сойти. На что нужна половина ванной?
— Налей чайку, — сказала мать. — Только что заварила.
Он разлил чай по глиняным кружкам, таким же кривым, как и все остальное. Мать покупала всю домашнюю утварь на соседних рынках: жуткие акварели, наборы для соли и перца в виде поганок, коврики, сшитые из отслуживших свое пластиковых мусорных корзин, шляпы из свалявшейся собачьей шерсти.
— Майкл все время в Мельбурне, так, говорит, надо, чтобы кто-нибудь за вещами смотрел, — сказала она.
— Вторые штаны купил, что ли? — заметил Кэшин.
Мать вздохнула:
— Так ты и не научился верить людям, Джозеф.
— Верю, когда есть основания. Зачем Гарри поливает розы этим дерьмом?
— Не ругайся. Помню, Майкл пришел в первый же день из школы и сказал нехорошее словечко. Ну, я пошла к Киллину — и уж ему от меня досталось! Никогда он мне не нравился, и правильно. Материнское чутье не обманешь.
— Давно мне надо было научиться. Сейчас бы уже купил полванной в Доклендсе. Я собираюсь
