волны, убегали от них, взбирались на дюны, рыскали за зайцами по песчаному тростнику и кустам. Кэшин прохаживался, смотрел на море, отворачивался от мелкого песка, который несло ветром с дюн.
Вдоль пляжа вплоть до самых больших скал тянулся широкий разлом. Скалы доходили до устья Каменного ручья. Поднимавшийся прилив делил поток на пять-шесть отмелей, между которыми образовывались песчаные косы, на вид — гигантские палочки печенья. Именно здесь, как сказала ему Сесиль Аддисон, Адриан Файф и собирался построить свой центр отдыха.
Гостиница, площадка для гольфа, дома, бордель, казино, бог знает что еще…
В такой стылый день проект казался ему совершенно бредовым.
Собаки забрались в ближайший ручеек, намочили лапы, постояли, как бы решая, стоит ли идти дальше, к косе. Кэшин свистнул им, они обернулись, посмотрели на него и потрусили домой завтракать.
Он покормил их, постоял под душем, нашел чистую рубашку и отправился в Порт-Монро разбираться с делами. Сколько еще будет длиться отстранение от должности, он не имел представления. Казалось, что теперь это навсегда.
У здания участка в старом «вольво»-универсале сидела женщина, а на заднем сиденье притулились два малыша. Он припарковался позади, и, когда вышел открыть заднюю дверь, женщина резко надавила на клаксон.
Он глянул через створки жалюзи, не поднимая их: на вид больше тридцати, многослойные одежки как капустные листья, жидкие грязные волосенки выкрашены красным и зеленым, в углу рта приклеилась огромная простуда.
Кэшин отпер дверь.
— С утра уже тут торчу! — с места в карьер начала она. — У вас тут участок или что?
— Читать умеете? Написано же — открываемся через полчаса.
— Вот блин! Вы как врачи: болеть можно только в приемные часы, с девяти до пяти, не раньше и не позже, ё-мое!
— Что, «скорая» не приехала? — спросил он из-за стойки.
— Меня уже достал этот городишко! — продолжала бушевать она. — Вечером поехала в супермаркет, и меня там задержали. Представляешь, пристали, как будто я в отделе заморозок стащила какие-то упаковки и хотела их вывезти в ихней долбаной телеге в свою машину! Что же, я так и слонялась по всей парковке с этим, блин, мороженым горошком? Так, что ли, выходит?
— Это кто сказал?
— Да сучка эта старая, Колли.
— И что она сделала?
— Увидела, как я подхожу, и стала орать, что мне здесь делать нечего. Полгорода слышало, черт!
— А что это за супермаркет?
— «Суперцена», знаешь, на углу.
— Ну, всегда есть «максвелл», — заметил Кэшин.
Она снова набросилась на него:
— И ты туда же, засранец! Обвиняют ни за что, оговорили, а вы сразу верите!
Кэшин почувствовал, как глаза у него наливаются жаром, и спросил:
— Ну так что же вы от меня хотите, мисс…
— Рид, Джейдин Рид. Чего хочу? Да чтобы ты сказал этой суке Колли, что у нее права нет меня прогонять. Пусть заберет обратно свою жалобу!
— Магазин имеет право не пускать кого угодно без объяснения причин, — ответил Кэшин. — Даже премьер-министра.
Джейдин удивленно взглянула на него и хмыкнула:
— Премьер-министра, говоришь? Да ладно, не гони! По-твоему, эта мымра может завернуть даже «мерседес», если он ей не понравится? Ты в своем уме, уважаемый?
Глазам стало совсем горячо.
— Я разберусь с вашей жалобой, мисс Рид, — сказал он. — Можете также обратиться в департамент по делам потребителей. Телефон найдете в справочнике.
— И все?
— И все.
Она развернулась и пошла к выходу. Уже у двери, снова обернувшись, она произнесла:
— Холуи вы все-таки! За богатых небось землю рыть будете!
— Привлекалась, Джейдин? — спросил Кэшин. — Попадала уже к нам? Присядь-ка, я тебя получше рассмотрю.
— Сволочь ты! — выкрикнула она. — Сволочь долбаная!
Она хотела было хлопнуть дверью на прощание, но ничего не получилось.
Кэшин сел за стол, разобрал входящие документы, поработал с теми, которые касались его. Собаки слонялись по двору, точно заключенные на прогулке, и то лишь потому, что лежать им было гораздо скучнее.
«Не гожусь я для этой работы, — подумал Кэшин. — А уж если я не справляюсь с этим участком, тогда какой из меня вообще полицейский? Никакой. Что же сделал со мной Рэй Сэррис? Ведь не только операция была. С нервами что-нибудь — иначе как понять, почему в жизни сплошная невезуха? Прежде я был бы сдержаннее, не горячился, не бил по мордам, думал, перед тем как действовать».
Эту первую характеристику написал Кэшину сержант Уиллис и перед отправкой показал ему. «Ты особенно-то нос не задирай, парень, — помнится, предупредил он тогда. — Я всем девчонкам такие пишу». Войдя в свой крошечный кабинет, он обернулся и добавил: «Правда, в мое время, получи парень такую характеристику, его сразу отфутболили бы в транспортную полицию».
Вошла Кендалл. Повернувшись к Кэшину спиной, чтобы заварить чай, она произнесла:
— Ну и дела в Кромарти.
— Не говори. Прямо на пустом месте. Я сейчас в отпуске. Ты за начальника. Хорошо хоть мальчишка остается.
— На сколько?
— А я знаю? Пока отдел по этике во всем не разберется. Может, насовсем.
— Так это они Бургойна?…
— Похоже, да. Они сами или какие-то их знакомые.
— Ну, туда им и дорога, — сказала она.
Кэшин посмотрел из окна в небо, на какой-то миг раздосадованный глупостью Кендалл. Перед его мысленным взором возникли искры, изуродованный пикап, дождь, кровь в лужах. Мальчишки, из которых на его глазах уходила жизнь. Он подумал о своем сыне, о своем мальчике.
— Именно, что похоже, Кен, — произнес он. — Никто не должен умирать только из-за того, что мы его подозреваем. Нет у нас такого права.
А про себя подумал: «Лицемер чертов!»
Кендалл пошла к своему столу.
Он закончил дела, собрал со стола папки и заметки, положил к ней в ящик для входящих документов.
— Много накопилось, — сказал он.
Она произнесла, не глядя на него:
— Извини, сорвалось, Джо. Как-то так получилось, черт, ну я не знаю, я на самом деле хотела сказать…
— Знаю-знаю. Солидарность — дело хорошее. Звони мне, если что.
Он уже был у задней двери, когда она добавила:
— Джо, считай, что компания у тебя есть. В любое время.
