- Русь ляха побьёт, непременно побьёт, - убеждённо сказал Алексей. - Вот только мы можем сделать это вместе, чтобы закрыть польский вопрос. А для этого нам придётся показаться в Москве.
После последних слов Сазонов прикусил язык, словно сболтнул лишнего. Бекетов же, казалось, не расслышал этого. Он встрепенулся, услышав про польский вопрос, и вспомнил, что Алексей ещё на Амуре говорил о закрытии японского вопроса тесным союзом с айнами. А ещё был вопрос шведский, османский, да вроде ещё какой-то. Жаль, но папёжского, румского вопроса средь них Пётр Иванович не слыхал. Только сейчас Бекетов понемногу отходил от тяжёлого разговора с одним из облечённых высшей властью ангарцев. Тяжкие мысли уходили, оставляя надежды. Он был преисполнен ими, уповая на воплощение в жизнь великого замысла его товарищей. Сам себе Бекетов поклялся, что будет вместе с ними, покуда силы не оставят его.
На вторые сутки после боестолкновения со степняками Джебсцуна колонна ангарцев была замечена разъездами халхасцев другого кочевья. Хотя казалось, те всадники сами искали встречи. Стало быть, они были предупреждены? Сазонов не исключал такой возможности, ведь суматоха начального этапа былого боя в становище, ещё до его блокирования, позволяла улизнуть отдельным всадникам. Алексей приказал колонне перестроится и подтянуть обоз, а солдатам - быть готовыми к нападению врага. Однако маячивший вдалеке неприятель покуда просто сопровождал ведомых Баиром ангарцев, не приближаясь к ним и срываясь в степь, ежели казаки или буряты пробовали к ним приблизится.
- Алексей Кузьмич, как есть заманивают, ей-ей, - тревожась, проговорил вечером, при свете костра, Бекетов.
- Войско собрать степняки сейчас не успеют, - устраивая миску с кашей на коленках, и щурясь на огонь, отвечал Сазонов. - Баир говорил, что откочёвывают они на осенние пастбища, и воинов могут выделить немного. Пусть заманивают.
И хотя днём ещё выглядывало солнышко, дававшее тепло, ночь была холодна. Надрывно гудел носящийся по степи ветер, тщётно пытавшийся забраться в палатки, да иной раз между шумными порывами ветра издали доносился многоголосый волчий вой.
Колонна продолжала движение вглубь земель тушету-хана несколько подобравшись, готовая к внезапной атаке из-за следующего холма, из-за излучины неглубокой речушки, скрытой елями или к ночному нападению. На второй день степняки решили послать к ангарцам переговорщиков. Перед этим они всё так же, держась на расстоянии, сопровождали колонну, ощетинившуюся стволами винтовок и пиками. Казаки-застрельщики с нетерпением поглядывали на врага, примериваясь к расстоянию, отделявшему их от кочевников. Они ждали лишь приказа Сазонова, чтобы начать обстрел неприятеля. И вот от одного из отрядов халхасцев отделилось двое всадников, они неспешно стали сближаться с ангарцами. Парламентёры встретили ангарский авангард спешившись и расстелив на земле циновку, приглашая этим жестом своего врага на разговор. Сазонов принял его и в компании тайши Баира присел на циновку, разглядывая степняков. Один из них - молодой, почти юный кочевник в богато украшенной одежде, второй же - пожилой воин, державший в грубых руках с выдающимися костяшками древко с бунчуком - конским хвостом. Юноша держал спину прямо и в целом держался горделиво, потому Алексей решил, что это сын богатого нойона. Молодой человек вскоре представился. Оказалось, что его зовут Эрдени и он сын цецен-хана Шолоя, соперника тушету-хана Гомбодорджи в этих землях. Отец его был неплохо осведомлён о поражении воинов Гомбо в прошлом году, под недостроенными стенами крепости пришлых людей.
- Мой брат Далай был в вашей крепости, - проговорил Эрдени. - Вместе с торговцами, что привезли вам чай, войлок и шерсть. Он осмотрел всё вокруг - вы намерены крепко встать на той земле.
- Да, - кивнул Алексей. - Мы уже не уйдём с Селенги, никогда.
- Хорошо, - бесстрастно ответил Эрдени, и было непонятно, по нутру ли ему эта новость.
Между тем Баир негромко напомнил Алексею, кто есть кто в этой части халхасской степи. Сазонов через мгновение понимающе кивнул, вновь посмотрев на юношу:
- Чего же ты, Эрдэни, хочешь от нас, и для чего ты зашёл на землю врага твоего отца, вместе с отрядами воинов?
- Мой отец, цецен-хан Шолой, - важно начал молодой кочевник, - послал меня встретить ваш отряд. Он знал, что вы идёте этой дорогой и уже разгромили ставку одного из его лучших военачальников. Мне поручено предложить вам союз против нашего общего недруга - хана Гомбо.
- А почему сам хан Шолой не мог прибыть в нашу крепость? - спросил Эрдэни Сазонов. - Мы бы с радостью встретили твоего уважаемого отца и поговорили бы с ним.
- О его появлении в вашей крепости быстро узнали бы в ставке тушету-хана, - с улыбкой отвечал юноша. - Это было бы неразумно.
- Действительно, - согласился Алексей. - Теперь я понимаю.
- Я не могу далее находится на земле неприятеля, - проговорил кочевник. - Что передать моему отцу?
- Мы будем готовы встретится с ханом Шолоем или с его доверенными людьми в пределах дневного перехода от нашей крепости, - сказал Сазонов и хотел было уже откланяться, как почувствовавший это желание бурят упредил майора, положив ему руку на плечо.
А степняк, между тем, благожелательно кивнув в ответ на слова Сазонова о согласии на дальнейшие переговоры, сообщил ему не слишком приятную новость. Его люди прознали о том, что тушету-хан Гомбодорджи услал гонцов к маньчжурам ещё в прошлом году. Через них он поведал им о пришлом северном народе, который крепко оседлал Селенгу, отнял у него бурятских данников и не собирается жить в мире с ним, ханом Гомбо. А сейчас он лично занимается сбором воинов для отражения угрозы в виде отряда ангарцев, который вторгся в его земли и разгромил его вернейшего нойона.
- Он может собрать сейчас не менее пятнадцати тысяч воинов, - внимательно глядя на Алексея, сказал Эрдэни. - Вас слишком мало, пусть ваши воины и сильны огненным боем. Я могу подсказать вам лучшее решение для мести, чем испытывать свою судьбу в холодеющей степи.
Спустя несколько минут Алексей уже корил себя за то, что недооценил этого молодого человека, поначалу приняв его за горделивого юнца. Эрдэни поведал ангарцу интереснейшую информацию. Около шести лет назад один из сыновей Гомбо, пятилетний Дзанабадзар, был провозглашён богдо-ханом, главой ламаистов Халхи. Сейчас подросший паренёк, носивший титул Ундур-гэгэна, кочевал со своей ставкой на северо-восточных землях, относительно настоящего положения отряда.
- Если вы решите захватить его, то я пойду с вами, - испытующе смотрел на Сазонова степняк. - Если же нет, то мне придётся возвратиться к отцу и, передав твои слова ему, ждать новой встречи.
- Какова численность кочевья? - спросил майор Эрдэни, заставив того улыбнуться краешками губ.
- Не более двух тысяч человек, мало воинов, много монахов, - отвечал он. - Сегодня стоит дать отдохнуть нашим людям, а завтра уходить отсюда. И пусть тушету-хан впустую ищет тебя.
Вечером, после ужина, Алексей основательно обсудил маршрут со степняками. Получалось, что кочевье Дзанабадзара находилось в районе современной столицы Монголии - Улан- Батора. Туда, в долину реки Тола, и направился отряд Сазонова, пополненный семью сотнями халхасцев Эрдэни.
Глава 8
В течение неполных трёх недель, прошедших с момента пленения шведского отряда, Белов взял под свой контроль все острова Моонзундского архипелага. Практически нигде эзельское войско не встречало сопротивления. Единственная стычка вполне ожидаемо произошла на втором по величине, после Эзеля, острове Даго. Там, в поселении Дагерорт, где Брайан с удивлением обнаружил высоченный маяк, сложенный на манер укреплённой крепостной башни, из крупных камней белого цвета. Сооружение стояло на холме, оттого оно казалось ещё более колоссальным, нежели было на самом деле. Высота его явно превышала три десятка метров, а внешним видом корабельный ориентир походил на нижнюю ступень космической ракеты. Именно под ним эзельцы понесли первые потери - в скоротечной схватке с немногочисленным отрядом шведов, укрепившихся на маяке и холмах вокруг него, наёмники потеряли семь человек убитыми и с дюжину ранеными. До сего момента таких единовременных потерь эзельцы не имели. Лишь на Вормсе были ранены два поляка-наёмника и убит дружинник- датчанин, сдуру полезший мародёрничать в оставленный шведской семьёй дом. Заколовшего его подростка - младшего сына хозяев, оставшегося по своей воле в доме, Брайан взял под свою защиту и спас от мести товарищей убитого дана. А Конрад, поигрывая саблей, быстро успокоил датчан, напомнив им о запрете мародёрства и высоком жалованье дружинника. И вот сразу семь трупов, да ещё, как сказал Бекасов, пара трёхсотых вскоре последует за ними. Скверно, очень скверно, думал Белов. Ангарский наместник, удручённый потерями, приказал Дильсу на сей раз пленных не брать, а шведский отряд - добивать до конца, выкуривая из верхних ярусов маяка и искать бежавших солдат на побережье, а также среди рыбаков-эстов. Проводя захват Моонзунда, Брайан поначалу удивлялся полной аполитичности местного населения, но позже стал принимать это свойство за должное. Да и кто там будет сопротивляться? И зачем? Когда той или иной группе жителей Моона или Вормса объявляли о том, что их земля более не принадлежит шведской короне, отныне являясь частью эзельского воеводства Ангарского княжества, то многие из них воспринимали это безо всяких эмоций. Не принадлежит шведам? Ну и ладно. Ангарское княжество? Как вам будет угодно. Белова это вполне устраивало, хотя в голову заползала мысль о том, что и его при случае, островитяне сдадут точно также - без эмоций и с полными равнодушия глазами.
'Надо немедленно начинать, иначе потом будет поздно' - подумалось Брайану ещё на Даго.
Поначалу, он хотел дождаться своих товарищей и вместе с ними начинать вовлечение островов в орбиту ангарской системы ценностей, как говаривал профессор Радек. Но ограничиваться обороной завоёванного пространства было наивно, главная ценность земли - это люди, её населяющие. От них зависело слишком многое, чтобы пускать дело на самотёк. А на Моонзунде, к тому же, перед ангарцем стояла серьёзная проблема пестроты местного населения. Немцы, как и прежде, держались особняком от остальных, ревностно сохраняя свою инаковость. Немногочисленные датчане, ещё недавно негласно бывшие на других, кроме Эзеля, островах, вторым сортом, теперь азартно задирали хмурых и раздражённых шведов, отплачивая им той же монетой за прежние обиды. Эстов практически было ни видно, ни слышно. С них-то Белов и начал, собрав в Аренсбурге три с небольшим десятка эстов-сирот, включая шведского подростка с Даго. Он поселил их внутри внешних укреплений замка, в одном из ныне пустующих административных зданий. Там, под чутким руководством Микулича и Кузьмина, они начали изучать русский язык, чтение и письмо, а также тренироваться вместе в дружинниками. На Даго Белов оставил Йорга Виллемса. Этот курляндец, как оказалось, голландских кровей, был ему глубоко симпатичен. Крепко сбитый, высокий - конрадовский типаж, но в то же время человек весьма сообразительный, живого ума, интуитивно понимающий поставленные перед ним задачи, и, что важно для управленца - прекрасно знавший реалии края и его народов. Кроме того, жёсткий и требовательный к подчинённым, он идеально подходил на должность военного губернатора островного воеводства. Ангарский наместник ещё до начала операции по захвату Моонзунда предложил Йоргу занять этот пост, суля очень щедрое жалование. Виллемс согласился не сразу - он взял время на обдумывание предложения Брайана. Лишь вечером он пришёл в кабинет Белова и сообщил ему о своём согласии, но для начала ему нужно будет перевезти из Митавы на остров свою семью.
- Я очень рад, Йорг, что ты останешься с нами! - искренне улыбаясь, Брайан по-дружески похлопал курляндца по плечу. - Ты мне очень нужен здесь.
- Спасибо за доверие, герр Брайан, - сдержанно проговорил тогда Йорг.
- Просто Брайан. Мы же друзья.
Теперь Виллемс оставался на Даго и время от времени инспектировал остальные земли, переезжая на 'Адлере' с острова на остров. В Курляндию он собирался в конце осени, когда ситуация в новообразованном воеводстве станет стабильной. А тем временем, Брайан, действуя через Конрада Дильса, предлагал наёмникам оставаться на островах, поступив на постоянную службу. Обещание стабильного заработка сподвигло согласиться на это предложение часть поляков и курляндцев, да несколько десятков немцев. В итоге предварительное согласие дали чуть более трёх сотен солдат. С русскими и корелой, отдыхавшими в Зонебурге, Белов, Кузьмин и Микулич поговорили отдельно. Тут был уже полный успех - едва православные услыхали о предложении бесплатного земельного надела, кое-какой скотинки, да зерна, как они, жестоко побитые судьбою, наперебой принялись благодарить ангарцев.
