Тюдоры. «Золотой век»

времени два члена Палаты лордов, епископы Винчестера и Линкольна, оказались в тюрьме – и в итоге было достигнуто соглашение, согласно которому королева признавалась «…верховным лицом, правящим Церковью…» (Supreme Governor), хотя и не ее главой. Что было существенно, так это отмена верховенства Папы Римского в духовных вопросах. Законы о ереси в результате отпали чуть ли не сами по себе – их больше не поддерживала юрисдикция Рима в такого рода делах.

С другой стороны, обязательное поношение Папы Римского как злокозненного «…епископа Рима…» было удалено из молитвенников. Королева не хотела задевать без нужды религиозные чувства тех своих подданных, которые были католиками. Зато она посчитала нужным привести епископов Церкви Англии к нужному послушанию. Здесь ей сильно помогло то обстоятельство, что кардинал Поул и тогдашний Папа Римский Павел IV сильно поссорились в свое время. В результате многие епископские кафедры так и пребывали незаполненными, потому что папа не хотел утверждать тех кандидатов, которые ему предлагались. Ну, из оставшихся верными Риму епископов один ушел сам, два умерли, а остальных королеве удалось сместить без особых затруднений. Но теперь не было никаких казней – она решительно не одобряла крайние меры. По ее мнению, они приносили больше вреда, чем пользы.

Но она приняла самые серьезные меры для того, чтобы Церковь оставалась подчиненной именно ей, а не какой-нибудь вновь организовавшейся клике епископов-протестантов. Мало того, что они были весьма принципиальны в делах веры, чем могли втянуть ее в конфликты с католическими державами на континенте, так к тому же могли еще упереться и начать препятствовать политике Короны по дальнейшему изъятию церковных фондов. Монастырей, конечно, уже больше не было, но вот епископства и их доходы все еще оставались.

Уильям Сесил считал, что оставлять епископские кафедры вакантными – это, конечно, грех. Но что не использовать доходы от незанятых кафедр для затыкания дыр в государственном бюджете – грех уже совершенно непростительный.

И в результате такого хода его рассуждений пост епископа Бристоля оставался незаполненным в течение 14 лет, пост епископа Эли – в течение 19 лет, ну, а с прочими кафедрами поступали когда как. Случались перерывы лет в 7–8, а потом кафедра передавалась лицу, удобному в политическом отношении, готовому иной раз делиться с казной или с теми, кого ему укажут.

Тем временем королева Елизавета по-прежнему старалась балансировать между крайностями и распутывать узлы, в которые завязывались религиозные и политические распри. Когда Парламент принял закон, согласно которому вторичный отказ принести клятву верности принципу главенства английского монарха в делах Церкви Англии становился преступлением, Елизавета побеседовала с Мэтью Паркером, своим архиепископом Кентерберийским, и посоветовала ему сделать так, чтобы никого после отказа признать ее главенство не принуждали клясться вторично.

Раз за разом она накладывала вето на акты Парламента, затруднявшие жизнь английских католиков. Ее единственным требованием к ним было только одно – они должны были оставаться ее верными подданными. Это было не всегда удобно. Многие течения протестантской веры считали англиканскую церковь слишком «…земной…» и отвергали ее доктрины. Многие католики считали недостаточным то, что они могут жить более или менее безопасно до тех пор, пока они не стремятся к политическим изменениям. И тем не менее королева Елизавета продолжала держаться избранного ею курса.

Она не желала «…заглядывать в душу…» к своим подданным.

Глава 19 О трудных путях установления истинной веры…

I

Джон Нокс, право же, был примечательным человеком. Он был родом из не больно-то богатой дворянской семьи, однако средств все-таки хватило на то, чтобы в юности он успел поучиться в хорошем университете в Глазго. В начале 1540-х годов Джон Нокс был рукоположен в сан католического священника и начал службу в одной из приходских церквей его родного Лотиана.

Однако ветры с континента доходили и до далекой Шотландии. Уже в 1545 году Джон Нокс стал пылким приверженцем протестантской веры и примкнул к известному проповеднику Джорджу Уишарту. Политическое положение в Шотландии и всегда-то было не больно устойчивым, а теперь, после того как взрывные идеи Лютера и Цвингли достигли шотландских берегов, оно и вовсе закачалось так, что гражданская война стала вполне возможным делом. Католическая партия опиралась на Францию, и возглавлял ее кардинал Дэвин Битон.

Законы против еретиков практически не действовали. Кардинал попытался «…очистить церковь от влияния новых идей…» – и 1 марта 1546 года с его санкции Джордж Уишарт был казнен – в порядке, так сказать, оздоровления среды. В общем-то, это было весьма опрометчивым решением – замок Сент-Эндрюс, где помещалась резиденция кардинала Битона, был взят, и его самого без долгих разговоров убили. Порядок пришлось наводить французским войскам. Верный приверженец Уишарта, Джон Нокс, был схвачен и отправлен во Францию гребцом на королевские галеры – такова тогда была форма каторги. Он вряд ли выжил бы долго под плетью надсмотрщика, но ему повезло – через 19 месяцев английское правительство обменяло его на пленного француза. При протестантском дворе короля Эдуарда VI Джон Нокс быстро достиг известности как проповедник. Понятное дело – при смене режима, когда на престол взошла Мария Тюдор, ему пришлось бежать.

Он поселился в «протестантской Мекке», в Женеве, и начал свою деятельность пропагандиста и публициста. У него был редкий дар слова, и вскоре памфлеты его сочинения стали необыкновенно популярны. Надо сказать, что шел он при этом так далеко, что от его идей, по слухам, поеживался даже Кальвин. Скажем, против отказа от епископата он не имел ничего, но вот идею «… справедливости убийства тирана-правителя…» явно не одобрял.

Впрочем, разговор у нас сейчас не о тонких различиях в доктрине между «апостолами Реформации», а о том, что Джон Нокс написал трактат под красноречивым названием: «Первый трубный глас против чудовищного правления женщин» (англ. The First Blast of the Trumpet Against the Monstrous Regiment of Women), направленный, ясное дело, против правления женщин. Метил он в Марию Тюдор, а уж заодно и в Марию де Гиз, королеву-регентшу Шотландии. Она правила страной после гибели своего мужа и во имя своей дочери, Марии Стюарт.

Выражений он, надо сказать, не выбирал:

«…Ставить женщину на любой руководящий пост над любой областью, нацией, городом отвратительно, противоестественно, богохульно, это наиболее всего противоречит Божьей воле и здравому порядку и в конечном счете извращает хороший порядок, все добро и справедливость…»

И только уже опубликовав свою работу, он узнал, что на престол Англии взошла молодая и расположенная к протестантам королева Елизавета. Джон Нокс был не только проповедник, но и политик. Он, конечно, не мог знать русского языка, но в данном случае начал действовать в точности по русской поговорке.

Он решил, что надо «…разворачивать оглобли…».

II

Нокс написал Уильяму Сесилу письмо, в котором предложил следующую комбинацию: он, Нокс, берется объявить Елизавету исключением из сформулированного им правила о вредоносности правления жанщин и сделает это на том основании, что и в Ветхом Завете упоминается пророчица Дебора, «…наставленная самим Господом в том, как ей повести избранный Им народ к спасению… ». А в обмен пусть королева Елизавета разрешит ему въезд в Англию.

Королева отказала.

У нее с Джоном Ноксом имелись принципиальные разногласия. Она, собственно, не отрицала того, что женщины, как правило, не правят, и не водят войска, и не заседают в суде и в Парламенте. Но коли Божья воля по ведомым лишь Господу причинам сделала так, что бремя власти пало на слабые женские плечи, значит, так тому и быть. Елизавета Первая не соглашалась быть королевой в силу того, что она «… защищает правое дело…».

Нет, нет и нет – она была королевой по праву рождения, и всякий, кто сомневался в этом, был ей не друг, а враг.

В общем, Джон Нокс отправился не в Англию, а в Шотландию.