в три часа мочи. Откуда они явились и как - я не заметила и никак не предполагала, что вокруг 'Благодати', за версту от берега, можно было гулять кругом. Все же эти 'жулики' сослужили нам большую службу и, конечно, были за то щедро награждены. После долгих усилий, криков и брани мы наконец отвалили.
Во время этого необычайного путешествия наша жизнь и привычки приняли совершенно особый характер. Вставая с восходом солнца, мы ложились с закатом, и вышло это как-то само собой. Например, утренний кофе подавался в три, четыре часа утра, завтракали в семь и т.д. Газеты и почту колоссальных размеров мы получили только в Киеве, а до этого мы не были в состоянии прочесть ни строчки, хотя забрали с собой много книг. Мы только смотрели, восхищались, опять смотрели, не сознавая и не замечая ни времени, ни дней, переживая сказочный сон в каком-то неведомом мире. Для полноты картины погода нахмурилась только в день нашей прогулки по затопленным лугам, в остальные же дни она была чудесная.
Стоянка в Чернигове была короткая - князь стал торопиться в Киев. Из достопримечательностей мы видели только дом Мазепы - одноэтажный, каменный, с круглой крышей, красивыми наличниками, превращенный в хлебный магазин. Стоит он на окраине города, вокруг него бурьян да пустырь.
Незадолго до Киева, в очень живописной местности, Десна, прихотливо извиваясь, делает несколько неожиданных поворотов, крутясь почти на одном и том же месте, в виду какого-то города или местечка. Вероятно, оттуда нас было видно уже давно, а пронзительные свистки машины громогласно возвестили жителям о нашем приходе. Какой-то человечек, завидя 'Благодать' и, вероятно, имея неотложное дельце в Киеве, наскоро собравшись в дорогу, выбежал к нам навстречу, держа в одной руке большой пакет, а под мышкой другой огромную пуховую подушку в красной кумачовой наволочке. В этом месте река текла в берегах, и человек этот почти что настигал нас, как вдруг - крутой поворот, и пароход, следуя по противоположной стороне, снова удаляет нас от него. Наш буфетчик Антон, большой охотник подшутить с самым серьезным видом, заметив этого человечка, стал махать ему салфеткой, подманивая и обнадеживая его, и этот маневр повторялся с каждым поворотом парохода. Я застала эту сцену в конце, когда мы обогнули последнее колено. Девушки наши - Лиза, Женя, повар Яков, его помощник, несколько матросов, присутствуя при этом, катались со смеху.
- Зачем же вы обнадеживаете его? Ведь он, бедняк, исколесил верст пять, если не больше, - сказала я с упреком.
- Пусть побегает, ему это полезно, - ответил мне флегматично Антон.
Немного далее, все в той же живописной местности, перед нами раскинулась удивительно величественная картина, облитая ярким солнцем. Утопая в пышной весенней зелени, на фоне колоссальных тополей, лип и дубов торжественно стоял роскошный белый господский дом с высокими гордыми колоннами. Это чарующее видение - творение прошлого, страница, созданная и пережитая нашими дедами, баловнями судьбы, разом, неожиданно предстала перед нами. Название этого рая - Очкино, но кто были его счастливые обладатели, нам узнать не удалось. Мы навсегда сохранили впечатление этого истинно барского жилища, редкого по красоте и уюту.
При слиянии Десны с Днепром мы снова очутились на безбрежном океане. Невозможно было составить себе никакого понятия о местности: вода, кругом вода, ослеплявшая на солнце. Спустя некоторое время послышался сильный свист, и вдалеке мы увидали шедший навстречу, на всех парах, разукрашенный разноцветными флагами нарядный пароход. Звали его 'Князь Тенишев', и шел он с депутацией от Общества пароходства по Днепру, в котором мой муж был одним из учредителей.
Завидя нас, пароход замедлил ход и, поравнявшись с нами, остановился. Мы попытались сделать то же самое, но, вероятно, или сильное течение, препятствуя, относило нас, или капитан 'Благодати' был недостаточно ловок, только причаливание обоих было сопряжено с большими затруднениями и длилось без конца. Мы по нескольку раз подходили друг к другу, отчаянно чокались, снова отходили, причем от наших колес с треском летели во все стороны огромные куски дерева. 'Князю Тенишеву' мы тоже нанесли массу повреждений, а время шло. На палубе встречавшего нас парохода стояла группа людей в ожидательных позах, с букетами в руках, готовясь сказать приветственную речь новобрачным. Минутами выражение их лиц из официального, ожидательного, переходило в испуганное или делалось рассеянным. Никто не знал, чем это кончится. Положение становилось преглупое и конца ему не предвиделось. Как вдруг матросы на 'Князе Тенишеве', улучив удобную минуту, ловко забросив петлю каната, с силой притянули нас к себе - это был прямо фокус.
Начались представления. Бродский (Лазарь) вручил мне букет чудных роз, сказав несколько приветственных слов, потом его брат Лев, затем господин Марголин и другие директора Общества пароходства по Днепру. Беседуя с этими господами, мы подошли незаметно к Киеву.
Днепр под Киевом уже много раз воспет, но не знаю, можно ли описать эту красоту во время разлива? …
К вечеру того же дня, бросив беглый взгляд на город, побывав в Лавре, в соборах и в некоторых церквах, мы вернулись на 'Благодать'. Вячеслав любил делать вещи скоро. Он не любил и не понимал старины, уделял мало времени на осмотры, поэтому, чтобы остановиться на чем-то подольше, и речи быть не могло. 'Вот церковь, - скажет он и разведет рукой во все стороны. - А теперь дальше… Едем'. А сам уж давно на крыльце стоит.
Киев меня очаровал и глубоко запечатлелся. Я впервые в нем была и тут же дала себе слово когда- нибудь еще в нем побывать с целью хорошенько изучить его исторические памятники, проникнуться родными, близкими русскому сердцу красотами. Только через несколько лет мне удалось осуществить это желание.
Мы предпочли вместо гостиницы остаться на 'Благодати'. Поэтому к семи часам вечера чудные рысаки господина Бродского, любезно предоставившего нам свой выезд на весь день, подвезли нас обратно к пристани. Надо было успеть одеться к обеду, устроенному в нашу честь тем же Днепровским обществом.
Киту отказалась сопровождать нас, желая подольше остаться под обаянием пережитых впечатлений нашего путешествия. Я вполне ей сочувствовала и с грустью, почти завидуя, подчинилась обстоятельствам. Жаль было проститься с этим чарующим сном, где люди, весь мир казались такими далекими. Так не хотелось еще коснуться жизни и снова стать в ней действующим лицом…
В восьмом часу вечера к пристани причалил огромный пароход, принадлежавший Днепровскому обществу, на котором должен был состояться обед. Собравшаяся на нем компания была пестра, как это бывает только в провинции. Около нарядных туалетов парижского пошиба были дамы, одетые в самом фантастическом провинциальном вкусе. Я впервые видела всех этих людей, но тут же почувствовала, что между дамами была рознь, как это тоже всегда бывает в провинции. Более всего я сошлась
Обед был длинный до бесконечности, со множеством чоканий и вставаний, минутами стол совершенно пустел, все приходили в движение, и, как полагается, с каждым блюдом говорились нескончаемые речи. Чем дальше, тем тосты и пожелания становились все сердечнее, задушевнее, почти со слезами на глазах. Словом, пили и ели без конца, до самой ночи, под громкие звуки духового оркестра. Оживление было огромное. Слышался усиленный говор и смех в разных концах стола. Между тем пароход, во время обеда незаметно отчалив от пристани, медленно шел вниз по течению, блистая роскошной иллюминацией.
После обеда на широкой палубе начался бал. Танцоры, с пылающими лицами от выпитого, показали мне ряд танцев с такими невероятными курбетами, польки и вальсы с такими вывертами, каких, я уверена, ни одному балетмейстеру и во сне не снилось. Я ничего подобного в жизни не видела! Танцевать я никогда не любила, но в этот раз безропотно подчинилась фантазиям моих танцоров.
В стороне от танцующих стояли карточные столы, а поодаль расположился буфет, где с усердием доканчивали этот веселый праздник те, кто не любил ни танцевать, ни играть в карты. Поздно ночью мы вернулись на 'Благодать'.
В Киеве нашу разношерстную команду заменили настоящие и опытные матросы Общества пароходства по Днепру, в нарядных матросских рубашках, все народ здоровый, рослый, веселый. Они отлично пели хором. Один из них, высокий, сильный детина, Ипатий, с хорошим тенором, запевал, остальные дружно подхватывали; родные напевы, то грустные, протяжные, то веселые, удалые, далеко разносились по воде.
