по десять в длину, каждый из них гордо плыл на всех парусах в своей бутылке.
Все было в полном порядке, аккуратно, как в каком-нибудь морском музее, ни пылинки. Джулия поняла, что она завидует отцу, потому что он мог оставаться в своей комнате, со своими воспоминаниями. И ему не надо было выходить в этот так называемый настоящий мир, где ты обязан дергаться и суетиться, убеждать всех и каждого, что ты чего-то стоишь, притворяться.
На прикроватной тумбочке лежала черная Библия Йерлофа и стояло с полдюжины пузырьков с таблетками. Джулия опять повернулась к отцу.
— Ты так и не спросил, как я себя чувствую, Йерлоф, — тихо сказала она.
Он кивнул.
— А ты так и не назвала меня папой, — ответил Йерлоф.
Оба немного помолчали.
— Так как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— Хорошо, — коротко ответила Джулия.
— Ты, как и раньше, работаешь в больнице?
— Ну да, — почти солгала Джулия, не упоминая, сколько времени она уже на бюллетене. Вместо этого она сказала: — Я была в Стэнвике до того, как приехать сюда. Посмотрела на дом.
— Хорошо. Ну и как там все вообще?
— Как обычно, тихо и безлюдно.
— А окна все целы?
— Да, окна целы, — ответила Джулия. — Вообще-то там кое-кто был, точнее, появился, когда я находилась около дома.
— Скорее всего — Йон, — сказал Йерлоф. — А может быть, Эрнст.
— Мне он представился как Эрнст Адольфссон. Вы что, хорошо знакомы?
Йерлоф кивнул:
— Он хороший скульптор, а всю жизнь проработал каменотесом. Вообще-то он родился в Смоланде, но…
— Ты хочешь сказать, что, несмотря на это, он хороший человек? — быстро бросила Джулия.
— Я хочу сказать, что он давно здесь живет, — ответил Йерлоф.
— Да, я немножко припоминаю… Он сказал что-то очень странное после того, как вдруг вспомнил одну историю военных времен. Он имел в виду Вторую мировую войну?
— Он приглядывает за домом, — объяснил Йерлоф. — Эрнст живет недалеко, у каменоломни. Он берет там камень. В прежние времена в каменоломне работало человек пятьдесят, а теперь остался только Эрнст… Кстати, он мне помог кое-что разузнать насчет этого.
— Насчет чего? Ты хочешь сказать про Йенса?
— Ну да, мы разговаривали на днях, прикидывали так и эдак, — сказал Йерлоф и потом вдруг спросил: — Ты надолго приехала?
— Ну… — Джулия была совершенно не готова к этому вопросу. — Я вообще-то не знаю.
— Хорошо бы тебе остаться недели на две.
— Это слишком долго, — выпалила Джулия. — Мне надо домой.
— Так сильно надо? — спросил Йерлоф так, будто бы это было для него какой-то неожиданностью.
Он посмотрел на сандалию, которая лежала уже на письменном столе. Джулия проследила за его взглядом.
— Ну, я побуду здесь какое-то время, — сказала она быстро, — я, конечно, помогу.
— Чем именно поможешь?
— Ну… Сделаю, что потребуется, чтобы продвинуться дальше.
— Хорошо, — сказал Йерлоф.
— А что именно мы должны сделать? — спросила Джулия.
— Мы будем беседовать с людьми и слушать их истории о том, что они делали в тот день.
— Ты хочешь сказать… их будет много? — удивилась Джулия. — Что это дело рук не одного человека?
Йерлоф посмотрел на сандалию.
— Я хочу поговорить с определенными людьми здесь, на Эланде, — объяснил он. — И я считаю, им есть что рассказать.
В очередной раз он не дал прямого ответа на вопрос Джулии. Она начала уставать от всего происходящего здесь, ей захотелось просто повернуться и уйти, но она вовремя вспомнила, что у нее с собой выпечка.
«Я останусь, Йенс, — подумала Джулия. — На несколько дней, ради тебя».
— Как здесь насчет кофе? — поинтересовалась она.
— Без проблем, — ответил Йерлоф.
— Тогда мы попьем кофе и поедим вкусненького, — сказала Джулия и, хотя ей совершенно не хотелось походить на свою благополучную предусмотрительную сестру, все же спросила: — А где я буду ночевать? У тебя есть какие-нибудь идеи на этот счет?
Йерлоф медленно опустил руку в ящик письменного стола, вынул небольшую шкатулку и покопался в ней. Послышался звон, и Йерлоф достал брелок с ключами.
— Вот, — сказал он, протягивая ключи Джулии, — переночуй в береговом доме, электричество там есть.
— Но я не могу…
Джулия стояла у письменного стола и смотрела на Йерлофа. Было похоже, что он все распланировал заранее.
— Там, наверное, куча рыболовных сетей и все такое прочее? — спросила она потом. — Всякие поплавки, грузила, банки со смолой?
— Ничего такого там нет, я больше не рыбачу, — ответил Йерлоф. — В Стэнвике теперь вообще никто не рыбачит.
Джулия взяла ключи.
— Раньше туда и войти нельзя было: все битком забито, — сказала Джулия. — Я помню, что…
— Все давно убрано, — прервал ее Йерлоф. — Твоя сестра все вычистила.
— Значит, я буду ночевать в Стэнвике? — спросила Джулия. — Одна во всем поселке?
Нет, не одна, так только кажется. Там есть люди.
Полчаса спустя после того, как Джулия вышла от Йерлофа, она уже была в Стэнвике на берегу и глядела на темную воду. Небо было таким же облачным, как и днем. Казалось, что по нему проплывают тени кого-то или чего-то. Уже наступали сумерки, и Джулии жутко хотелось пропустить стаканчик красного вина, — но если не вина, то хотя бы выпить таблетку.
Это все из-за волн, которые медленно плескались о землю и перебирали маленькие камешки у обреза берега. Обычно волны здесь достигали метров двух и накатывались на берег с настоящим грохотом, вытаскивая со дна моря обломки кораблей, дохлую рыбу или человеческие останки.
Джулии хотелось закрыть глаза для того, чтобы, не дай бог, не увидеть то, что может лежать между камнями на берегу. Она ни разу не вошла здесь в воду после того дня. Женщина обернулась и посмотрела на маленький прибрежный домик. Он казался крохотным и одиноким.
«Я так близко от тебя, Йенс».
Джулия и сама не понимала, почему она все же взяла ключи и согласилась ночевать здесь. Но всего одну ночь в общем-то можно пережить. Она никогда особенно не боялась темноты и привыкла быть одна. Сутки, возможно, двое, пожалуй, сойдет. А потом она опять поедет домой.
Она отперла висячий замок. Поток холодного воздуха прилетел с пролива и подтолкнул ее в спину.
Когда Джулия закрыла за собой дверь, ветра не стало слышно. Внутри была абсолютная тишина. Она зажгла верхний свет, по-прежнему стоя возле двери. Йерлоф оказался прав: прибрежный домик стал другим, совсем не таким, каким она его помнила.