колонию лет на десять. И вы выйдете оттуда глубокой, никому не нужной старухой. И о вашем, так сказать, подвиге никто не вспомнит. Напротив, мы постараемся выдать вас за обезумевшую от личного одиночества бабу, за психопатку. В СССР, как вы, вероятно, знаете, есть большой опыт по этой части. А теперь скажите- ка, мадам, кто вас надоумил совершить это преступление? Не сами же вы это придумали… Где гранату взяли? А?
Лера мстительно улыбнулась и кивнула на Дьякова:
– Это он все придумал. И на вашу сходку он меня пригласил, и гранату я взяла в нашем институте, на кафедре гражданской обороны – сказала, что гранату Дьяков попросил, хочет, мол, сравнить ее с аналогичными образцами, пиратски произведенными в Египте. Он же у нас специалист по Ближнему Востоку!
Лера демонически захохотала…
«Архив будет наш, помяните мое слово…»
Памятник самому популярному немецкому канцлеру, Конраду Аденауэру, очень нравился Беркасу. Черная глянцевая голова, растущая прямо из асфальта, при ближайшем рассмотрении была полна символов и олицетворяла послевоенную Германию. Особенно впечатляла шея, которая сзади была не чем иным, как изображением знаменитого Кёльнского собора…
Беркас уже минут двадцать прогуливался возле памятника и, делая очередной круг, давал себе зарок: еще минута – и ухожу! Но проходили следующие шестьдесят секунд, потом еще и еще… а Каленин, ругая себя последними словами, продолжал со всех боков разглядывать остроносого канцлера, ожидая встречи неведомо с кем…
Он уже больше месяца жил на новом месте и стал понемногу забывать неприятную историю с исчезнувшей немкой, пока за день до описываемых событий не обнаружил утром в почтовом ящике письмо без подписи следующего содержания:
– Бред! – буркнул себе под нос Каленин. – Не куплюсь я на эти шпионские штучки!..
Он скомкал записку и прицельно швырнул в ближайшую урну. За время проживания в Бонне он привык к строгим правилам поведения и не представлял, как можно что-то бросить на тротуар, пойти на красный свет или не улыбнуться кассирше в студенческой столовой. Поэтому, заглянув в урну и убедившись, что бумажный комок попал точно в цель, Каленин облегченно вздохнул и решительно зашагал в сторону университета.
Он твердо решил больше не совершать опрометчивых поступков. Хватит с него приключений! К тому же Куприн строго-настрого предупредил его, что оторвет голову, если Каленин еще раз впутается в какую- нибудь сомнительную ситуацию.
Но, добравшись до университета, Беркас почувствовал беспокойство и непреодолимое желание еще раз перечитать записку. Каленина не оставляла мысль, что анонимный автор говорит о немке как о живой. Ну да! Как там? Кажется, так: «много полезной информации». Зачем нужна информация о фрау Шевалье, если она мертва? И зачем нужно что-то знать про этого придурка Беккера, которого он чуть ли не каждый день видит в университете?
Каленин развернулся с полдороги и спешно вернулся к тому месту, где выбросил записку. В урне бумажки не было, хотя прошло всего каких-то пятнадцать минут. Он еще раз убедился, что ничего не перепутал, что урна именно та, куда он выбросил записку. Мусор был тот же – по крайней мере он запомнил, что там валялась пустая пачка довольно редких в Германии кубинских сигарет. Пачка была на месте, а смятой бумажки не было. Вывод можно было сделать только один: автор записки следил за Калениным и забрал ее, чтобы не оставлять следов.
Каленин долго и настойчиво звонил Куприну, чтобы посоветоваться, как себя вести, но телефон дипломата упорно молчал. А когда ответил многоканальный телефон посольства, выяснилось, что его куратор уехал в командировку и находится за пределами Германии.
Тогда Каленин решительно двинулся к ближайшему газетному киоску, купил нужную газету и сунул ее в свой почтовый бокс. Потом зашел в ближайший телефон-автомат и набрал телефон профессора Якобсена…
…Беркас продолжал кружить возле памятника, открывая в нем все новые и новые детали, которые раньше ускользали от его внимания.
– Очень люблю про него анекдоты! – услышал он за спиной глуховатый голос. – Хотите, расскажу?
Каленин вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял пожилой незнакомец, который сигналил шляпой свое почтение, демонстрируя при каждом ее поднятии белоснежный пушок редких седых волос. Мужчина смотрел на Беркаса напряженно, но каждый раз, приподнимая шляпу, изображал улыбку, причем улыбка эта, при всей ее искусственности, показалась Беркасу неуловимо знакомой.
– Так как насчет анекдота? – переспросил незнакомец и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Аденауэра спрашивают: что будет, если он спустит штаны?
Беркас удивленно вскинул брови. Такое начало беседы его обескуражило.
– Нет-нет, не думайте… Ничего предосудительного! – отреагировал тот. – Авторство анекдота приписывают самому канцлеру. Доподлинно известно, что он самолично его рассказывал. Так вот, на поставленный вопрос мудрый канцлер отвечает: спереди вы увидите военную мощь Германии, которая уже никогда не поднимется, а сзади – две половинки Германии, которые уже никогда не соединятся!
Возникла неловкая пауза, так как Каленин не стал смеяться: во-первых, было не очень-то смешно, а потом, смеяться над Аденауэром в присутствии незнакомца не хотелось. Незнакомец тоже смотрел на Каленина серьезно, без тени улыбки, которую он стер с лица сразу же после первых ритуальных взмахов шляпой.
Мужчине было около семидесяти. Лицо болезненно-бледное и изможденное, иссеченное очень крупными и глубокими морщинами, которые как бы разрубали его на части. Отдельно высокий лоб, рассеченный надвое двумя вертикальными бороздами, идущими от переносицы и упирающимися в линию волос. Отдельно отвислые щеки, также поддерживаемые снизу двумя глубокими бороздами морщин. Носогубные складки шли от крыльев носа и скрывались где-то в нижнем изгибе подбородка, выделяя в отдельную часть костистый нос, тонкие губы и не по годам гладкий подбородок. Все это делало лицо каким- то нарисованным, слепленным из разных частей, плохо сочетающихся друг с другом.
«Он похож на индейца с боевой раскраской», – подумал Беркас.
Незнакомец был высок ростом, но одновременно настолько сутул и худ, что плащ висел на нем как на спинке сильно изогнутого венского стула.
«Нет, я ошибся, – решил Каленин. – Абсолютно незнакомое лицо. Может быть, случайный прохожий? …»
– Размышляете, встречались ли мы ранее? – заговорил незнакомец. – Нет, уверяю вас, мы общаемся впервые. Но записку написал именно я. И был почти уверен, что вы придете.
– Кто вы? – испытывая нарастающее беспокойство, спросил Каленин. – И что вам угодно от меня?
– Я здесь проездом, а живу очень далеко, не в Германии.
– Но, судя по всему, немецкий язык для вас родной…
– Это верно! У меня к вам предложение. Как бы это сказать… коммерческое. Я хочу предложить вам сделку…
– Сделку? Это какая-то ошибка. – Каленин никак не мог уловить, как может быть связан этот долговязый немец с пропавшей фрау Шевалье, о которой тот намеревался сообщить некие