замок и поворачивает. Какое-то время стоит, взявшись за ручку двери. Не двигается. Боится зайти внутрь? Почему? Что внутри? Наконец он толчком распахивает дверь и переступает через порог.
Его шатает из стороны в сторону, того и гляди он упадет в обморок. Если он потеряет сознание, то она может утратить с ним связь. Он что, наширялся или пьяный? Нет. Он отлично себя чувствовал, когда вел машину. Наверное, изнеможение навалилось на него только сейчас, когда он перестал бежать. А может, сбрендил, видения одолевают? Или чувства взыграли? Это как-то связано с домом? Ну вот, ему получше. Оправляется, водит фонариком по комнате. Мебель покрыта тряпьем и простынями. Обстановка вполне могла бы сойти за помещение покойницкой или дома с привидениями. Чей это дом? Где он находится? Как ей его найти? Вспыхивает свет. Теперь видно гораздо лучше. Комната по-прежнему выглядит декорацией из какого-нибудь ужастика-киношки, которую нельзя смотреть детям до шестнадцати.
Куэйд оборачивается и закрывает дверь за собой на запор, прокладывает себе путь среди всякого тряпья и направляется в столовую. Кусок брезента укрывает какой-то большой предмет мебели, наверное обеденный стол. По пути Куэйд всюду включает свет – видно, боится темноты и привидений. «Бойся!» – думает Бернадетт. Чем больше света, тем лучше.
Он на кухне, включает свет, подходит к шкафчику слева от раковины, открывает дверцу и вытаскивает четыре жестяные банки. Наклейки прочесть не удается. Потом лезет в ящик, достает консервный нож, из другого ящика вытаскивает вилку. В кухне все ему знакомо. Он съедает содержимое банок, споласкивает их, прежде чем выбросить в мусорной ведро под раковиной, потом открывает кран, давая воде стечь, пока он достает стакан. Наполняет его и жадно пьет воду, снова наполняет и снова жадно пьет. Убийство пробуждает в человеке голод и жажду.
После этого он ставит стакан возле раковины и поворачивается, чтобы уйти, посреди кухни останавливается и возвращается к раковине – что-то он забыл. Лезет в пиджак, достает что-то. Кладет в раковину. Что это такое? Какая-то белая коробочка? Небольшая баночка? Едва видно. Если б только он поближе наклонился или баночку приподнял. Что там, в баночке? Принимается открывать крышку, но сам при этом отворачивается. Бернадетт подозревает, что он вываливает содержимое баночки в раковину, но в точности сказать не может. Куэйд глядит в сторону. Почему?
Протягивает руку к выключателю справа от раковины – устройство, измельчающее пищевые отходы из раковины перед отправкой в канализацию. Он собирается уничтожить то, что в раковине. Это улика? Передумал, убирает руку. Хорошо. Отлично. Отводит кран в сторону, так что тот оказывается над раковиной без отходоудалителя. Включает горячую воду, берет кусок мыла, трет им руки под струей воды. Трет, трет и трет, вычищает под ногтями, выключает воду и вытирает руки о штаны.
Возвращается в столовую. Через переднюю. Вверх по лестнице. Здесь он как у себя дома, никаких заминок, никаких рысканий по углам и, кстати, никакого выключения света, если тот уже зажжен. Даже в знакомой обстановке он боится темноты. Очень боится. Она чувствует его страх.
На верху лестницы он включает свет в коридоре. Направляется в комнату в конце коридора и включает там свет. Две одинаковые кровати застланы женскими стегаными одеялами. Крупные цветы и бабочки. Вокруг подушек плюшевые зверушки. В этой комнате живут две девочки. Над изголовьем каждой кровати на стене висит крест, свитый из веревок. Рукоделие Куэйда, от которого мурашки бегут по телу. Он проходит дальше в комнату, взгляд задерживается на одной из кроватей. Куэйд поднимает плюшевого кролика и прижимает к груди, изображение становится размытым: его глаза полны слез. Он кладет игрушку обратно и переходит в соседнюю комнату. Вспыхивает свет. Одна кровать, побольше, застлана простым коричневым покрывалом… и никаких плюшевых зверушек. Комната мальчика. Еще один крест из макраме на стене. Здесь Куэйд не задерживается. Возвращается в коридор, а оттуда идет в третью комнату. Щелкает выключателем, включая свет. Ватикан, часть вторая: статуэтка непорочной Марии на комоде с зеркалом, свечи в лампадах, распятие над изголовьем. Куэйд подходит к кровати. В отличие от других эта не застлана, ни подушек, ни покрывал. Что это за пятно поверх матраса? Два отдающих ржавчиной пятна. Бернадетт этот цвет слишком хорошо знаком: засохшая кровь. На этом матрасе умерли люди, а он его хранит. Не отчистил его, не накрыл, даже не прикрыл, чтобы скрыть пятна. Отчего он его не выбросил? Кто умер здесь? У него были две сестры, они и умерли на этой постели. Это его родной дом. Бернадетт видит, как он протягивает руку, касаясь пятен. Как отдергивает пальцы. Отворачивается от памятного кровавого знака, уходит от мертвых сестер. Через всю комнату идет еще к одной двери. Чулан? Берется за ручку, но дверь не открывает. Стоит не шелохнувшись, уставившись взглядом в дверную доску. Что это все значит?
Наконец отпускает ручку и уходит из комнаты, проходит по коридору до следующей. Эта, должно быть, последняя комната на этаже. Вспыхивает свет. Он входит. Ванная. Куэйд закрывает дверь. Зачем? Он в доме один. На двери висит зеркало. Смотрится в него. Бернадетт видит его в зеркале, впервые разглядывает злодея с головы до ног. Куэйд высок и мускулист, не отвечает представлению Бернадетт о том, как должен выглядеть священник. Бывший священник. Тому следует быть маленьким и жилистым или округлым, как Санта-Клаус. А этот слишком плотно сложен. Опасен. Жаль, от зеркала он далековато, а то можно было бы получше разглядеть лицо. Он же, напротив, отходит еще дальше, к туалетному столику, и начинает вынимать содержимое карманов и складывать все на столик: фонарик, ключи, бумажник. А вот и пистолет. Все еще держит его при себе. Зачем ему оружие? К встрече с чем он готовится? Похоже на револьвер. Горбатенький, форма знакомая, корпус вытянутый: укрыто все, кроме самого кончика бойка. Легко прятать, стрелять не так легко, если нет навыка. Бернадетт молила, чтобы совсем никакого навыка не было.
Куэйд раздевается. Где-то должна быть кровь. Одежду он собирается выкинуть? Нет. Он открывает небольшую дверку в стене – желоб для грязного белья, – бросает туда то, что снял с себя, – собирается попробовать смыть улики. Двигается к ванной. Включает воду. Опять подходит к туалетному столику. На сей раз смотрится в зеркало, оглядывая себя. Проводит костяшками пальцев по щекам. На лицо темной тенью уже легла щетина. Усы не большие и не пушистые, но щеголеватые, благонравные. Придвигается еще ближе к зеркалу. Теперь ей его лучше видно. Темные глаза. Смуглая кожа. Высокие скулы. Точеный подбородок и нос. Он красив… и отвратителен. Кожа его забрызгана красным, будто он красил сарай. Кровавый сарай. Что-то говорит в зеркало. Разговаривает сам с собой.
Куэйд отворачивается от зеркала. Залезает в ванну. Задергивает шторку. Включает душ. Становится под воду. Подняв голову, закрывает глаза.
Сплошная чернота. Связь оборвалась.
Глава 41
Разжав кулак, Бернадетт уронила кольцо на церковную скамью. От звяканья металла она открыла глаза и поразилась, увидев перед собой алтарь. Опустошенная и смущенная, попробовала вспомнить, где она находится и как сюда попала.
Сквозь густую пелену пробился мужской голос:
– Вы в порядке?
Вздрогнув, Бернадетт повернула голову. Перед глазами все еще стоял туман. Поморгав, чтобы пелена рассеялась, она увидела Гарсиа, сидевшего рядом с ней на церковной скамье.
– Видели что-нибудь? – спросил он.
Бернадетт не знала, как ответить. Ей требовалось несколько минут, чтобы прийти в себя, сориентироваться, осознать то, что она видела, и переложить это в слова. Чувства Куэйда все еще будоражили ее. Наваливалось изнеможение, а за ним еще что-то ввергавшее ее в тревогу. Страх? Ее собственный или убийцы?
Убирая кольцо, она воспользовалась этим, чтобы потянуть время, и скользнула от Гарсиа в сторону; вытащив из кармана рабочую перчатку, натянула ее и подобрала кусочек металла.
– Агент Сент-Клэр? С вами все в порядке? Что вы видели?
– Дайте минуточку отдышаться. – Бернадетт скатала с руки перчатку так, чтобы та вывернулась наизнанку и кольцо оказалось спрятанным в плотный шарик из резины. Успокаиваясь, она дважды сделала глубокий вдох-выдох и повернулась на скамье к Гарсиа, отвечая по порядку на его вопросы:
– Со мной все в порядке. Я видела Куэйда дома.
– Он вернулся в квартиру?
– Нет. Он был в своем родном доме.
– Вы уверены в этом?
– Я видела салон красоты его матери и кровать, на которой его сестер… – Бернадетт встала и почувствовала, как закружилась голова. Она снова опустилась на скамью и, взглянув на алтарь, обратила внимание, что отец Пит зажигает свечи длинным бронзовым прутком. – Сколько мы уже здесь? Настало время утренней службы?
Сидели они в первых рядах, и говорила Бернадетт громче, чем хотела. Священник обернулся.
– Не обращайте на меня внимания. Месса начнется не раньше чем через несколько часов. Я подумал, поброжу-ка я пока тут. Испробую нашу новую зажигалку, посмотрю, смогут ли служки при алтаре пользоваться ею, не устроив пожара. – Он опустил огонек на конце прутка. – Надеюсь, Бог услышит ваши молитвы, Бернадетт. Дайте знать, если я вам понадоблюсь позже, в больнице. – Пастор повернулся и с зажигалкой в руках направился к очередному скоплению свечей.
Слова священника ее удивили.
Наклонившись к ее уху, Гарсиа объяснил:
– Я ему сказал, что у вас тетя при смерти и вам нужно побывать в церкви.
Бернадетт понятия не имела, что Гарсиа прибег к такой неумелой лжи, чтобы вытащить пастора из постели, и прошептала:
– И ради этого он открыл церковь? Среди ночи?
Гарсиа ответил тоже шепотом:
– Не мог же я ему сказать, зачем на самом деле вам нужна церковь. – Он прищурился. – Мог я это сделать, агент Сент-Клэр?
Несколько секунд она не сводила с Гарсиа глаз, гадая, с чего это вдруг его понесло на официальный тон: «агент Сент-Клэр». Потом снова обратилась к алтарю. Ей нравился отец Пит. Она считала, что именно так и должен выглядеть священник, к тому же он разделял ее ненависть к Куэйду. Она повысила голос, так чтобы пастор слышал:
– Спасибо, что впустили нас, отец Пит.
– Извините, что в такой неурочный час, – добавил Гарсиа. Взглянув на Бернадетт, он сказал: – Мы больше не станем злоупотреблять вашим временем.
– Вы же знаете меня, Энтони, – произнес пастор не оборачиваясь. – Я больше совсем не сплю.
Гарсиа, повернувшись на скамейке, заглянул ей в лицо.
– Такое впечатление, что вам лучше поспать: глаза налились кровью, а лицо бледное как простыня.
Слабая улыбка тронула губы Бернадетт.
– Я выживу. Давайте-ка вернемся к вашей чудесной машине и отправимся в лес. По дороге поговорим. Вы думаете, что сумеете отыскать дом Куэйда?
– Место описано во всех документах давнего суда. Семья его проживала между Дасселом и Дарвином, в стороне от федерального шоссе номер двенадцать. Прямая дорога от наших городов. Там есть фотографии того места.
Ей захотелось сравнить увиденное с фотографиями дома.
– Вы видели снимки, сделанные на месте преступления?
– Целую тонну.
– Тогда обменяемся впечатлениями в дороге.
Гарсиа извлек из кармана ключи и держал их в руке, но даже не сделал попытки встать.
