– Я залезу и открою вам дверь, – сказала она.
Гарсиа поднял фонарик и передал его ей.
– Осмотритесь, прежде чем нырять.
Бернадетт просунула голову в дыру и прошлась лучом по подвалу. Осматривая, она придержала дыхание: от затхлого запаха было нечем дышать. Прямо под ней валялось грязное корыто. Надо будет опуститься на него. Рядом с корытом стояла старая стиральная машина с отжимными валиками. Глянув в сторону, Бернадетт увидела ступеньки, ведущие к подвальной двери. Стену напротив окна от пола до потолка занимали полки, уставленные пыльными банками. Она с ужасом ожидала увидеть в них плавающие в рассоле части человеческих тел, но разглядела только персики, горошек, помидоры да соленья. У другой стены стояли верстак и перфорированный щиток, увешанный инструментами – молотками, ручными пилами, клещами, отвертками. Задержав луч на инструментах, Бернадетт, сощурившись, внимательно их оглядела, но не заметила на них крови.
– Есть что? – спросил Гарсиа.
– Обычный подвальный хлам. – Встав на ноги, она вернула ему фонарик и решила лезть вперед ногами. Развернувшись, она принялась заползать задом в дыру, держась за низ оконной рамы, и уже влезла по пояс, когда почувствовала, как край корыта, описав дугу, ткнулся в стену. Бернадетт выпустила раму и с мягким стуком скользнула в корыто.
Гарсиа сунул голову в прямоугольный провал и глянул вниз, обращаясь к ней:
– Как вы там?
– Миленько, – тихо проговорила она, вытянула руку и взяла у него фонарик.
– Отоприте подвальную дверь и впустите меня.
– Секундочку. – Что-то шмыгнуло по полу у нее под ногами, и Бернадетт, отшатнувшись, попятилась к корыту. Проводила грызуна лучом света и дождалась, пока тот скользнет в норку в стене подвала.
Гарсиа зашептал в окно:
– Что еще? Что случилось?
– Ничего. Дурацкая мышь.
– Отоприте дверь.
– Секундочку, – повторила она. Хотелось воспользоваться случаем и осмотреться без него.
Бернадетт прошла к стиральной машине и посветила в ее чрево. Пусто. Прошлась лучом по полу и остановилась, наткнувшись на кучу одежды, образовавшуюся в углу помещения. Нацелив луч в потолок, она нашла край желоба. Прямо у нее над головой болталась футболка, Бернадетт осветила ее, но не заметила ничего красного на белом. Потом она наклонилась над кучей на полу, но и там не заметила крови. «Придется ребятам в лаборатории попотеть», – решила она.
Потом Бернадетт обошла по стенкам пропитанное сыростью помещение, дыша ртом. Почувствовав, как что-то попало ей в волосы – то ли паутина, то ли пауки, то ли и то и другое, – она помахала свободной рукой над головой. Бернадетт выискивала на стенах и полу следы свежей побелки: Куэйд, по обыкновению, должен бы избавиться от тел, так же как и от их частей. Но все же язык Крис Станнард он сохранил, значит, мог и другие сувениры приволочь в родной дом. Она посветила фонарем между банками со всякой всячиной, но ничего за ними не обнаружила. Поинтересовавшись датами на консервированных персиках, поняла, что те годятся только для музея. Куэйд хранит эти банки из сентиментальности. На ярлычках, надписанных женской рукой, возможно, почерк его матери или каракули сестер. В сознании высветилась картина, мгновенный снимок из проклятого ее видения: Куэйд прижимает к груди плюшевую игрушку. Бернадетт ощутила укол жалости, но отмахнулась от него с тем же отвращением, что и от паутины.
Глава 46
Куэйд повесил напильник на место, отряхнул руки и надел куртку. Прежде чем выключить свет, он еще раз напоследок окинул взглядом щит для инструментов. Один контур оставался пустым: он брал инструмент с собой. Это был надежный спутник во всех его предприятиях, и сейчас, покрытый кровью, лежал в багажнике машины. Пожалуй, стоит его почистить и заточить.
Открыв дверь, он переступил порог и замер в дверном проеме, держась за дверную ручку, потом шагнул обратно в сарай, мягко прикрыв дверь, выключил свет внутри мастерской и оперся плечом о дверь.
Он стоял неподвижно, пытаясь успокоиться, не в силах поверить, что видел возле дома пригнувшегося человека. Опять происходит то же самое. Из всех домов, разбросанных по всем сельским дорогам, именно его опять стал мишенью. Еще один чужак в еще одну темную ночь. А ведь он был осторожнее, чем родители, – держал на запоре все двери. Но вор решил забраться в окно, то самое разбитое окно, которое он снял, чтобы отремонтировать.
Ужас перед очередным вторжением в дом вверг его в какое-то только одному ему доступное искривление времени. Внезапно все произошедшее после бойни, которую учинили его семье – стук в дверь его комнаты в общежитии, когда явилась полиция с прискорбным известием, суд над убийцей, посвящение себя духовной жизни, побег от священничества, казни, – стерлось в его памяти. Он вернулся к тому, с чего все началось, в его семье опять устраивали резню.
Обычная молитва никак не складывалась, ему удалось лишь выдавить из себя мольбу из трех слов: «Боже, помоги мне!» Он повторял их снова и снова, с каждым разом все тише и жалостнее, привалившись всем телом к двери. «Боже, помоги мне… Боже, помоги мне… Боже, помоги мне». Наконец с губ его сорвался лишь хриплый выдох, однословное обращение к кому угодно: «Помоги».
Сползая по двери на пол мастерской, Куэйд еще пытался заключить сделку: сделай так, чтобы дурной человек смог уйти, и тогда он, Куэйд, тяжким трудом заслужит лучшее к себе отношение. Станет каждый день посещать мессу. Больше молиться. Все сделает, если Бог пощадит его, позволит ему выжить. Увлекшись выторговыванием условий, он крепко прижал колени к груди и почувствовал что-то твердое в кармане куртки. Мгновенно объятая ужасом беспомощная жертва испарилась во вспышке уверенности и гнева.
Куэйд отер со щек слезы и поднялся на ноги. Он пришел в ярость от собственной робости и сам себе прорычал приказ: «Не будь трусом на этот раз!» Он сунул руку в карман и нащупал твердые грани револьвера. Вор выбрал не ту окрестность, не тот дом, не ту жертву для ограбления. Слова Иова: «Сократятся шаги могущества его, и низложит его собственный замысел его. Ибо он попадет в сеть своими ногами, и по тенетам ходить будет… Скрытно разложены по земле силки для него и западни на дороге. Со всех сторон будут страшить его ужасы, и заставят его бросаться туда и сюда».[33]
Куэйд поклялся, что этот явившийся посреди ночи чужак познает ужас сродни тому, который выпал на долю его родным. Когда он открыл дверь, свет от наружной предохранительной лампы проник в сарай. Белая полоса легла на щит с инструментами, высветив набор топоров. Он воспринял это как знак воспользоваться тем орудием, которое было ему удобнее всего. Схватив один из топоров, он выбежал в открытую дверь и понесся через двор к темной фигуре, склонившейся возле стены дома.
Человек по-прежнему сидел на корточках лицом к окну: идиот не успел еще сообразить, что ему в него не пролезть. Куэйд не видел никакого другого движения возле дома или по ту сторону штор. Грабитель был один. Куэйд подавил в себе желание издать на бегу предупредительный клич или ругательство – захотелось застать вора врасплох, оглоушить его, оттащить в сарай и там, посреди инструментов и веревок, прикончить. Поднялся ветер, набирая силу, что радовало: шум листвы заглушал его шаги. Куэйд навалился на чужака, когда тот глянул через плечо и попытался было встать, но было уже слишком поздно. Куэйд со всего маху ударил его по лбу плоской стороной топора, и тот навзничь повалился на спину.
Бернадетт решила, что Гарсиа уже достаточно долго дожидается. Подойдя к ступенькам, ведшим к двери в подвал, она уже поставила ногу на первую из них, как вдруг услышала шум. Выключила фонарик и взглянула на потолок. Опять шум, на этот раз сдавленный вскрик… и донесся он не изнутри дома. Взгляд метнулся к сломанному окну. Сунув фонарик в карман, Бернадетт вытащила пистолет и, затаив дыхание, недвижимо застыла в полнейшей темноте.
Глава 47
Зажав в кулаках топорище, Куэйд присел возле чужака и вгляделся через небольшой прямоугольник окна в подвальную темень. Показалось, что он заметил проблеск света в погребе. Подождал, но больше ничего не увидел и не услышал. Он отмахнулся от проблеска, списав его на возбуждение. Никому туда было не забраться: даже ребенок и тот с трудом сможет пролезть в такое крохотное окошко.
Куэйд перевел взгляд на свою добычу и пнул лежавшего в бок носком сапога – никакой реакции. Он нагнулся, подхватил грабителя под мышки и потащил к мастерской. Когда вошли в полосу света предохранительной лампы, Куэйд разглядел, что мужчина ниже его ростом, но шире в груди и в плечах. И вообще он был весь как из железа отлит: понадобится много веревок. Перетащив незваного гостя через порог, Куэйд перестал его поддерживать и швырнул на пол, после чего запер дверь, включил внутренний свет и потянулся к выключателю, располагавшемуся рядом.
Бернадетт услышала, как хлопнула дверь, и сразу же распознала слабый металлический лязг, донесшийся от хозпостройки. Прыгая через ступеньку, она подбежала к двери в подвал. Свободной рукой ухватившись за дверную ручку, повернула ее и принялась толкать, тянуть, трясти. Заперто. Ощупав дверь вокруг замка, она отыскала головку запора и повернула – заперто наглухо. Обернувшись, она побежала вниз по ступенькам, на ходу убирая пистолет, снова забралась на корыто и протиснулась сквозь подвальное окошко, прыжком вскочила на ноги, и бегом пустилась через двор.
Бернадетт была на полпути к сараю, когда погасло освещение над его входной дверью. В наступившей темноте она увидела, что внутри горит свет, пробивающийся через дырявые занавески. Присев под одним из окон, Бернадетт достала оружие и сквозь дырку в занавеске заглянула в сарай. Видно было только то, что строго впереди, то есть гаражная дверь в противоположном конце сарая, и ничего больше. Повернув голову, она заметила вдоль длинной стены верстак и инструменты над ним. Наконец ей удалось разглядеть другую длинную стену.
Гарсиа лежал на полу, тело его распласталось вдоль верстака, тянувшегося у той стены. Нельзя было понять, в сознании босс или нет, – он лежал лицом вниз на цементе, руки сзади. Он не двигался, но она убеждала себя, что он жив. Куэйд стоял рядом с телом на коленях, закручивая веревку вокруг запястий пленника. Если б он уже убил Гарсиа, то не стал бы возиться, связывать ему руки. Или стал бы? Может, бывший священник уже дошел до точки? Куэйд покончил с веревками и встал на ноги. Бернадетт было видно: безумец упаковал Гарсиа надежно и прочно. Манеру вязания узлов она узнала – то же самое Куэйд проделал и с судьей.
Куэйд протянул руку к верстаку и снял с него еще один моток веревки, перебрался к ногам Гарсиа и принялся виток за витком опутывать колени. Бернадетт жалела, что не видела лица Куэйда: пока тот сидел к ней спиной, никак нельзя было судить о его намерениях. Может, он разговаривал с Гарсиа, угрожая ему? Ни револьвера, ни ножа не видно, только по стенам развешано много чего другого, что годилось бы в орудие убийства. Что Куэйд уготовил Гарсиа? Обыскал ли он его карманы? Забрал ли его табельное оружие? Рассмотрел ли удостоверение? Знает ли Куэйд, что совершает нападение на федерального агента? Или ему на это начхать? А может, это ярит Куэйда еще больше, чем если бы ему попался гражданский?
Такие постройки никогда хорошенько не конопатят: кое-что Бернадетт слышала через стену. Опустив голову, она приложила ухо к холодному рифленому металлу, и то, что удалось расслышать, поначалу ее смутило. Когда же она сообразила, во что вслушивалась, то все ее тело тревожно напряглось. Хриплым от самодовольной ярости голосом Куэйд пересказывал
