июне там идти плохо!»
Ссылаясь на «Путеводитель», который был у меня в руках, я стал доказывать пастуху, что путь этот, напротив, очень легок, потому что Антернский перевал лежит на высоте 7086 футов над уровнем моря, тогда как линия вечных снегов находится на высоте 7812 футов. Но я не был уверен, что мои доводы убедили его, поэтому я вынул карандаш и тут же на обложке моего «Путеводителя» победоносно произвел вычитание, наглядно показавшее, что начиная от перевала, остается еще 726 футов голых скал, следовательно, там нет ни льда, ни снега!
«Ma s'y fias» [1], – сказал он на своем наречии. – Я в ваших цифрах не смыслю, а вот слушайте-ка! Два года назад, в этом самом июне месяце там остался один англичанин. Сын. Я видел его отца: он был в трауре и плакал. Мы устроили ему угощение у Рено: перед ним положили сушеные орехи, мясо, пирожки, а он ни к чему не притронулся. Ему нужен был только сын. Через тридцать шесть часов ему доставили сына, да только мертвого».
Мне стало ясно, что в голове у пастуха путаница: ведь не мог же мой «Путеводитель» ошибаться, да и вычитание, которое я произвел, не вызывало сомнений. Кроме того, меня немного манила к себе опасность, и если допустить, что пастух, склонный, как и все робкие умы, к преувеличениям, в чем-то все же был прав, то получалось, что среди всех прочих перевалов именно Антернский был для меня самым привлекательным. Итак, я не отказался от своего намерения пуститься в дорогу без проводника, – ибо у меня его не было, – зато с моим замечательным «Путеводителем». Оставалось только поспевать за англичанином, чтобы издали идти по его следам.
Когда я возвратился в отель, ужин был уже подан. Для меня накрыли маленький столик; немного поодаль за своим столиком сидел англичанин в обществе молодой девицы, его дочери, которую я раньше не видел. Она была свежа, как маков цвет, и очень хороша собой; но в ее манере держаться было заметно сочетание грации с чопорностью, что весьма часто встречается у молодых англичанок аристократического круга. Так как я знаю английский язык, я бы мог, не принимая участия в ее беседе с отцом, извлечь для себя кое-что полезное; но беседа их ограничивалась обменом односложными словами, выражавшими высокомерное презрение ко всему, что касалось услуживающей им челяди, качества блюд и сомнительной чистоты посуды. Однако выбор блюд, заказанных англичанами, показался мне очень странным. Дочь велела подать ей большой величины бифштекс и даже соблаговолила приоткрыть хорошенькие губки для нескольких глотков вина, которое я почитал обязательной принадлежностью трапезы туриста. В это время милорд хлопотал над приготовлением чая, который составлял весь его ужин. Он производил эту операцию с величайшей тщательностью и с той серьезною важностью, какую вкладывает в это занятие каждый англичанин из порядочного общества. И хотя вся гостиница была на ногах, и слуги были готовы разбиться в лепешку, чтобы чай получился отличный, милорд принимал их усердие со сдержанной яростью, столь характерной для многих знатных англичан, когда они находятся в путешествии, в гостинице и вообще на континенте.
К концу ужина вошел проводник. «Эй, эй! вот что я скажу вам, сударь! Выйти надобно утром пораньше. Я только что посмотрел, какая будет погода: к полудню может начаться ураган, и на перевале нам придется худо. Там всегда много снега. И даже на зонтик мамзель надежда плохая!»
Столь развязная манера выражаться явно покоробила милорда. Прежде, чем ответить, он начал с дочерью разговор на английском языке. Для ясности я воспроизведу этот разговор на том особом жаргоне, которым пользуются англичане, когда они изъясняются между собой по-французски.
– Он мне казался глупый. Скажите ему, что я не хотел отпраавиться раньше, чем на небе не было ни одна туча».
– А вот и нет! – возразил проводник. – Я предупреждаю вас: с раннего утра обязательно будут тучи. И все ж таки выходить надо пораньше. Положитесь на меня! я знаю здешнюю погоду и здешние дороги.
– Как хотите, дело ваше! Спорю, что небо очистится только к девяти! Если только в девять выйдем, а в полдень может быть гроза, нас там как раз и захватит и занесет снегом. А вот если выйти пораньше, так к полудню мы уже будем в Сиксте, и пусть себе бушует!
– Я тоже так думал.
– Эти люди все ужасные воры.
– Все. Прикажите ему слушался вас. Вот он и попался.
– … как на эта тарелка… Поняли?
– Как не понять! но только это большая глупость. Послушайте, дайте-ка я приведу Пьера. Он вам расскажет, он на этом пару свиней потерял…
– Я вам запрещал приводить сюда свиней…
– Но это затем, сударь, чтобы вы увидели…
– Я вам запрещал!
– Как хотите.
– Я вам запрещал, черти вас побери!»
Проводник ушел, так что я, вопреки своему обыкновению, не смог накануне установить час своего выхода из гостиницы. Я был склонен согласиться с мнением проводника, но, не имея права голоса в этом
