2
Дышать больно. До судорог. И не дышать больно. Даже думать больно.
Так же больно было в тот день, когда ей сообщили о смерти Ника.
Пенни остыла. Угасла. Говорила теперь тихо и безразлично.
— Ты так в себе уверена, что не поверишь мне и теперь. Ничего, поверишь завтра. Поверишь, когда прочитаешь письма Ника в книге.
Из груди Коннора вырвался глухой рык:
— О чем ты, черт побери, говоришь?!
— Линда отказалась с ним встречаться. Какой-то… Силине. Хотел написать биографию Ника Чериша, но она его даже в дом не пустила. А я пустила. И все ему рассказала, потому что хотела, чтобы люди знали: Ник любил меня! Завтра все в Австралии узнают, что Линда Чериш ничего для него не значила, а я любила его, и он любил меня!
Линда закрыла глаза. Тьма. Боль. Пустота.
Вот так и выглядит ад. Глаза раскрыть невозможно. Даже не потому, что стыдно и неловко, не потому, что все смотрят, а просто потому, что их теперь незачем открывать. Пустота. Боль. Тьма.
— Значит, эта книга выходит завтра?
Она все-таки открыла глаза, услышав голос Коннора, тихий, почти ласковый. Одного взгляда было достаточно.
Перед ней стоял хищник, разъяренный, готовый к бою, смертельно опасный хищник.
Пенни тоже это почувствовала, потому что в панике сделала шаг назад.
— Книга выйдет на следующей неделе, но завтрашние газеты публикуют большой отрывок. Нечего так смотреть на меня, Коннор! Ник много сделал для этой страны, вложил миллионы долларов в благотворительность, основал фонд. Доходы от книги тоже пойдут на благотворительность. Ник был замечательным, прекрасным человеком, он заслуживает, чтобы люди помнили его, а я… Я горжусь и до самой смерти буду гордиться тем, что такой человек любил меня.
Больше всего на свете Коннору хотелось просто придушить Пенни на месте, но он не мог оставить Линду одну. Безобразную сцену требовалось прекратить, нужно было как можно скорее увести отсюда Линду.
Искусный макияж превратился на смертельно бледном лице в безжизненную маску. С самого начала выступления Пенни Стюарт Линда не шелохнулась.
Коннор чувствовал себя отвратительно. Едва ли не впервые в жизни он не владел ситуацией, не мог ничего изменить, не мог даже просто заставить Пенни замолчать, а душу раздирали ярость и жалость. Жалость к женщине, которую он так страстно хотел.
Подчеркнуто не обращая внимания на Пенни, он решительно шагнул к Линде и взял ее за руку.
— Пойдем отсюда, Линда.
Она слегка вздрогнула и перевела на него отсутствующий взгляд. Пальцы Коннора сжались на тонком запястье.
— Пойдем!
Повинуясь этой железной руке, Линда безропотно проследовала за ним через всю гостиную, мимо окаменевших гостей, мимо замершего Кая, мимо шокированной Джой. Коннор молил всех богов мира, чтобы дверь в мастерскую Кая оказалась открытой, и боги его услышали. Мысленно Коннор поблагодарил друга за такое доверие к собственным гостям, толкнул стеклянную дверь и пропустил Линду вперед.
Она остановилась посреди комнаты, все такая же молчаливая, холодная, почти неживая. Коннор шагнул к ней, стиснул холодные пальцы в своих пылающих руках, но Линда оставалась все той же неподвижной статуей.
Ледяной статуей.
— Линда… может быть, Пенни просто солгала…
— Она не солгала.
Голос был безжизненным, ровным, лишенным всяких интонаций.
— Откуда ты можешь это знать!
— Снежная Королева. Она сказала, Ник так называл меня. Он действительно так говорил.
— Ну мало ли… Может быть, просто упоминал в каком-нибудь разговоре…
— Кай, должно быть, все знал… Они были лучшими друзьями. Да, наверное, поэтому…
— Расскажи, Линда. Не молчи.
Она не осадила его, не сказала, что это не его дело. Неожиданный шок последних минут разрушил все барьеры и преграды, сблизил их куда больше, чем все предыдущие годы общения. Что ж, подумал Коннор с мрачной усмешкой, тем лучше. Ее рай оказался дешевой картинкой из толстого журнала, теперь она от него освободится.
Боги, только бы не видеть этой боли в синих глазах!
Ее голос звучал тоскливо и монотонно.
— Примерно за год до смерти Ника они с Каем вдруг охладели друг к другу. Кай стал редко бывать у нас. Я спросила Ника, в чем дело, но он отшутился, сказал, что холостые друзья всегда отдаляются от женатых. Знаешь, Коннор, когда любишь человека, веришь ему. Нельзя не верить.
В синих глазах стояли слезы, но лицо было спокойным, и Коннор в бессильной ярости подумал, что убил бы Ника еще раз, если бы это могло помочь.
Шорох сзади заставил его обернуться, заслонив собой Линду. В дверях стоял Кай, лицо у него было хмурое и жесткое.
— Что здесь происходит?
Коннор пожал плечами, предоставляя Линде самой ответить на этот вопрос. Синие глаза в упор глядели на хозяина дома. И Линда, и Кай прекрасно понимали, о чем сейчас пойдет речь.
— Кай, Пенни… она была единственной?
— Да.
— Значит, он и впрямь любил ее. Почему ты мне ничего не сказал?
— А ты бы мне поверила? Не мое это было дело, Линда. Не я должен был сказать.
Коннор очень хорошо понимал Кая. Линда, как выяснилось, тоже.
— Да, конечно. Я зря это сказала, прости. Кай, я, пожалуй, пойду.
Коннор вскинул голову.
— Я тебя отвезу.
— Это очень любезно с твоей стороны, Коннор, но у меня машина, и я…
— Ты не можешь сейчас вести машину! Я должен быть уверен, что ты добралась до дома без происшествий.
— Я прекрасно могу…
— Ты. Не можешь. Вести. Машину. Я понимаю, что твоя собственная жизнь тебя сейчас мало волнует, но что, если ты убьешь еще кого-нибудь?
Огромные синие глаза смотрели на него, и в них были только тоска и покорность.
— Хорошо. Я поеду с тобой. Кай, пожалуйста, извинись за меня перед Джой.
— Разумеется, не думай об этом. Линда… ты в порядке?
Кривая улыбка чуть тронула бескровные губы.
— Конечно, Кай. Еще никто не умер от разрушенных иллюзий. Все пройдет. Я буду в порядке, как только смогу… смогу…
Теперь ее губы задрожали, и Коннор пришел ей на помощь.
— Я пригляжу за ней, Кай.
Золотой орлиный взгляд скрестился с серо-голубым взглядом викинга. Коннор произнес чуть тише, но очень твердо:
— Это не твоя проблема, дружище.
