безвольно опустилась, кисти рук повисли над полом. Стало тихо.
— Так что же? Я жду вашего ответа, — сказал Шумский, подождав некоторое время, и опять поднял фотографию: — Знали вы этого человека?
— Может быть, и знал, — глухо проговорил наконец Потапенко, не двигаясь.
«Ну вот, голубчик, всему приходит конец», — с удовлетворением подумал Шумский. Он был возбужден, и возбуждение это скрадывало страшную усталость, которую он ощущал на протяжении последней недели.
— Что значит «может быть»? Да или нет? Знали или не знали?
— Знал…
— Его имя? Фамилия?
— Гоша… Георгий Красильников. Отчества не знаю.
— Вот это мне и важно было выяснить, — сказал Шумский и кивнул Кравцову: — Вы свободны.
Бочком Кравцов прошел мимо Потапенко, не спуская с него глаз, и аккуратно прикрыл за собой дверь.
— Эта записка адресована Красильникову? — продолжал Шумский.
Потапенко снова вскочил, прижал кулаки к груди.
— Не писал я ему записки, поверьте, не писал, не писал, не писал! — и заплакал. — Я вам все говорю, как есть, вы же сами видите…
— Вижу, — криво улыбнулся Шумский. Он был невозмутим. — Кому же вы писали ее?
— Я сказал… У меня есть еще один Гоша, приятель мой, — плачущим, просительным тоном говорил Потапенко, — Гоша Кашеров, ему я и писал, ему…
Шумский не выдержал, гневно хлопнул ладонью по столу:
— Прекратите валять дурака, Потапенко! Уж если врете, то запоминайте, что врете. Совсем недавно ваш приятель носил фамилию Каширский, а теперь он стал Кашеровым. Как это понимать? Или вы сознательно издеваетесь над нами? Каширского в природе не существует. Понятно? А Кашерова, я уверен, тоже, но мы сейчас это установим. — Шумский схватился за телефонную трубку, вызвал Изотова и попросил немедля навести справки о Кашерове. — Вам надо было взят фамилию попроще, что-нибудь вроде Иванова, Петрова или Сидорова. Смекалки не хватило… Тогда нам пришлось бы поработать основательнее. Еще на неделю-другую оттянули бы окончание следствия. Но ведь это не меняет сути дела.
Неторопливо прошествовал к столу Изотов и сказал громко, что Кашеров в Ленинграде не проживает.
— Ну что я говорил, Потапенко? А вы льете слезы, уверяете, что даете чистосердечные показания… — Шумский успокоился, к нему вернулось благодушие; он знал, что загоняет Потапенко в угол. — Ну давайте порассуждаем, ведь мы взрослые люди, не правда ли? Итак, мы выяснили, что вы знали Гошу Красильникова и он у вас бывал. Вы написали записку Гоше, изменив свой почерк. Ни Гоши Каширского, ни тем более Гоши Кашерова не было и нет, это ваша выдумка. А вот Гоша Красильников был, и записка оказалась имен но у него в кармане. Логичнее всего предположить, что она попала в руки адресату. Следовательно, вы писали ему. Правильно?
Потапенко молчал.
— Я вас спрашиваю: правильно?
— Правильно, — едва слышно проговорил Потапенко.
— Ну вот так-то, — сказал, вздохнув облегченно, Шумский и вытер платком влажное разгоряченное лицо. — На сегодня хватит. А завтра продолжим. Тем для разговора у нас предостаточно, и у вас есть время подготовиться. Подумайте как следует и завтра расскажите мне, по какому поводу и зачем вы написали эту записку Красильникову. Только заранее предупреждаю: не выдумывайте, говорите правду, мы ведь все равно ее установим, а вам запирательство пойдет только во вред…
17
Приехав в Ригу, Сергей Чупреев оставил чемоданчик в уютной гостинице «Саулитэ»и отправился в управление милиции. Моложавый подполковник с большим родимым пятном на щеке принял его сразу.
— Мы тут кое-что уже предприняли по вашему делу. — Он снял телефонную трубку и мизинцем стал крутить диск. — Эльмар, поднимись, пожалуйста, ко мне.
В комнату вошел высокий светловолосый мужчина, как показалось Чупрееву, вялый, слишком уж какой-то штатский и к тому же довольно невзрачный — широко расставленные глаза, толстые губы, нос приплюснут… Подполковник представил:
— Познакомьтесь — Эльмар Пуриньш. Он вам будет полезен, тем более что о Далматове у него собран некоторый материал.
Бывают люди, с которыми сходишься сразу, с первых минут знакомства. Трудно объяснить, почему так случается, но через полчаса Чупреев и Эльмар были уже на «ты» и знали друг о друге больше, чем простые знакомые. Они были одногодками. Эльмар тоже рано осиротел, и Чупреев, зная, что такое жизнь без родителей, проникся к нему еще большей симпатией.
— Посмотри эти документы, — сказал Эльмар, вручая Чупрееву коричневую папку с аккуратной надписью «Далматов и др.». — А я тут займусь пока одним делом. Можешь сесть за тем столом, Ян в командировке, будет не скоро.
Чупреев уселся поудобнее, раскрыл папку и с интересом стал читать бумаги подряд. Он так увлекся, что не заметил долгого отсутствия Эльмара.
— Ну как? — спросил, вернувшись, Эльмар и зажег свет.
— Тебе изрядно пришлось, поработать. — Чупреев согнутым пальцем постучал по картону. — Теперь для меня кое-какие моменты совершенно прояснились. Но кто же все-таки он такой, Далматов?
— Делец. Крупный делец, для которого нет ничего святого, кроме монеты. Он не так уж молод, ему за сорок. Вот он, посмотри. — Эльмар достал из ящика фотографию; на ней был снят мужчина с квадратным подбородком, умными, наглыми и жестокими глазами. Во взгляде чувствовалась воля. — В старой Латвии отец его держал универсальный магазин, во время войны отец умер, и сын, по-видимому, унаследовал кое- какой капитал, который он всячески стремится умножить. За эти годы Далматов дважды судился: один раз за подделку денежных документов, другой — за растрату, но освобождался быстро. Сейчас, как ты понял из бумаг, он работает помощником мастера на швейной фабрике. Должность скромная, но это для видимости. На самом деле он держит в руках многих людей: тут замешаны и охрана, и отдел сбыта, и транспортники. Словом, довольно обширная группа, которой удалось похитить сразу партию товара, не размениваясь на мелочи. На днях они собираются повторить операцию, и мы их схватим с поличным.
— А как по-твоему, Далматов мог бы убить человека? — спросил после недолгого молчания Чупреев.
— О, он способен на все, особенно если этот человек грозил разоблачением, — ответил уверенно Эльмар. — Так вот, Сережа, завтра тебе предстоит увидеть Далматова в жизни, тебе необходимо его увидеть. А ты в Риге когда-нибудь бывал? — неожиданно спросил он.
— Никогда, в первый раз, — признался Чупреев.
— Тогда, если хочешь, пойдем прогуляемся, я тебе покажу город.
Они вышли на улицу и, болтая, направились к центру.
Стояли последние дни декабря, но мороза не чувствовалось, иногда падал снежок, который таял, едва, прикоснувшись к земле. Рижане готовились встречать Новый год, а ходили еще в легких пальто и без шляп.
— Ты где остановился, в гостинице? — спросил Эльмар и, увидев кивок Чупреева, продолжал: — А чего тебе делать в гостинице? Переезжай ко мне. У меня, правда, маленькая комнатенка, но уместимся, раскладушка есть. Переезжай…
— Ты что, один живешь? — поинтересовался Чупреев.
— Один. Пока, — улыбнулся Эльмар, и Чупреев отметил, что у него приятная, располагающая улыбка. — Скоро вот женюсь…
