Братцы медики! Подсобите! Сессия-то на носу! Какое там…
Все люди добрые читают учебники или хоть делают вид, что читают. Шпаргалки готовят по всем шестидесяти шести системам, выработанным лучшими умами человечества. А я даже этого не могу. Каторга!
В четыре часа помчался к заводу, проклиная себя за отсутствие твердости характера. Полчаса ходил у проходной. Продрог. Когда ее встретил, сделал удивленную мину (сам не ожидал, что умею так удивляться): «Вот случай! Вот неожиданность!»
«Какими судьбами?» — спрашивает. Выворачиваюсь: «Да вот за сухариками Сашке Зуеву иду». Улыбается. «Вот, — говорит, — любители сухарей. Дня два назад вы ведь тоже никак за ними ходили?» Опять недоумеваю: «Разве?» Пришлось сказать, что тогда за простыми, а сейчас — за ванильными. Поверила. Придется за сухарями больше не путешествовать. Буду за конфетами.
Простояли, болтая, около часа. Пригласил ее в «Октябрь» на «100 мужчин и одну девушку». Отказалась. Сказала, что перегружена работой. Это уже второй раз.
Все равно, шел обратно так, будто стал чемпионом мира по шахматам. Вот и увидел ее. Теперь можно за работу.
Остаток дня сидел и тупо глядел в одну точку, смертельно перепугав этим доброго Левушку (не сомневаюсь, он подумал, что у меня падучая). А я всего-навсего вспоминал наш разговор.
Умная она девушка.
Взялся за старославянский. Муть. Хуже латыни. Час бился над произношением юса большого (ради интереса). Ребята чуть меня не исколотили за потерянный час. Пригрозил, что примусь за изучение юса малого. Притихли.
Вечером играл в шахматы с Сашком. 2 : 0 в мою пользу. У него хромает эндшпиль.
На улице валит снег. Ветер. Мерзкая погода, специально для занятий.
Почему все-таки она отказалась идти со мной в кино? Может быть, у нее есть «он»? Ревную.
Продолжаю ревновать.
Все-таки, по-моему, у нее никого нет. Успокоился.
Пять страниц учебника по старославянскому прочитано. Осталось 287. До экзамена 15 дней. Много! (Страниц!)
Немцы вошли в Брюссель. Я думал, что бельгийцы посопротивляются, хоть ради приличия. Кого-то теперь сожрут фашисты?
А вообще, все это мне не нравится. Левушка считает, что немцы и на нас набросятся. Но я не верю, он известный интеллигент-паникер. Во-первых, у нас пакт, а во-вторых, Гитлер не такой уж окончательный кретин, чтобы ломать себе шею.
Какое блаженство, что у нас нет войны! Если бы еще не было экзамена по старославянскому, тогда бы совсем рай…
Нет, я должен ее увидеть.
Ура! Сегодня стипендия. Получил 150 рублей крупными купюрами. Я — миллионер! Даже мульти. Настроение отличное, как у всякого миллионера. 75 рублей послал домой.
Джек Бурачков притащил «маленькую» на троих. Я прочитал лекцию о вреде алкоголя. Выпил одну рюмку. Отрава страшная. Зачем только ее производят?
Послезавтра зачет по языкознанию.
Играл в шахматы с Левушкой. 11/2 : 1/2. Победа моя.
Марина исчезла. Беспокоюсь. Ходил к проходной. 55 минут измерял расстояние от переулка до столба. 24 шага с четвертушкой. Она не показалась. Может быть, перепутал смены? А вдруг она заболела?
Завалил зачет. Вот так та?к. Даже сам не ожидал этакого оборота дела. Радует, что не я один в бедствии: неудачников целый коллектив.
Педантичный Сергей Сергеевич свирепствовал. У него новая мода: при опросе в правом углу листка ставит палочку — ответил, в левом — не ответил. Слушает, а сам жует бутерброд с колбасой. Я порол всякую чушь с невинным видом новорожденного и с тоской смотрел на возводимый им скоростным методом частокол в левом углу бумажки. Наконец он сказал: «Будет! Довольно» — и принялся читать нотацию. Вы- де будущий педагог, и не просто педагог, а русист, и вам непристойно блуждать без фонаря в дебрях такой замечательной науки, как языкознание. Ужасно скучно слушать нотацию, зная, что в зачетке пустота.
Стану педагогом — плохие отметки буду ставить молча или со смехом, как это делает профессор педагогики Гаврилов. Ребята говорят: выйдешь от него с провалом, а на сердце радостно! Он вообще, по выражению девчат, «душка».
За вчерашнее поражение вознагражден. Вообще у человека никогда не бывает все плохо. Среди плохого найдется хорошее, и все уравновешивается (чем я не философ?).
Сегодня повстречал у нас во дворе первоисточник моего несчастья или счастья — рыженькую Таню, у которой я с Мариной познакомился на вечеринке. Я, конечно, о Марине спросил, вроде между прочим. Оказывается, она тоже экзамены сдает в техникуме. Вечерница. Вот где собака зарыта! Для меня это было таким откровением, что я даже рот раскрыл, а закрыть его забыл. Ну и вид был, представляю!
А рыжутка уже, конечно, все поняла: идем, говорит, в общежитие, я сейчас туда иду. Маринке, мол, проветриться надо. Откуда только у девчонок интуиция?
Разве надо было меня уговаривать? Пошли. Марина встретила меня. Чувствую, слегка краснеет. Я сделал вид, будто ничего не вижу. Татьяна же бочком, бочком да и в сторону, ушла и дверь за собой поплотнее закрыла.
Заметил, что Марина смущена, но и рада моему приходу (впрочем, в последнем не уверен). Чтобы рассеять неловкость, стал болтать всякие разности. Язык-то, слава богу, есть, — значит, нечего ему бездельничать.
Сделал открытие: Марина на четвертый курс переходит, будет техником-технологом по обработке металла. Чертит какие-то шестеренки, валики и прочие метизы. Говорит, что интересно.
Болтали, болтали, чувствую, что пора и честь знать, но уйти не могу, хоть сам звериной ненавистью ненавижу надоедливых людей. Но тут ввалились обитательницы комнаты (завод хорошо сделал — техникумовцы живут вместе), и я начал прощаться.
Девчонки были так удивлены, застав меня в их апартаментах, что я стал сомневаться, видели ли они когда-нибудь на свете живых лиц мужского пола. У одной из них — Майи, кажется, — совершенно остановились зрачки и отвисла нижняя губа. Другая быстрее всех пришла в себя и защебетала: «Давайте пить чай, у нас есть вишневое варенье…» А третья, не церемонясь, пробурчала: «Это еще что такое?»
Пили чай за столом, покрытым старым ватманом, прямо на болтах и гайках. Марина усиленно подкладывала мне сухари, простые и ванильные. Приходилось кусать, хотя я до них не большой охотник.
Девчата оказались не такими замороженными, какими я их видел. Я им рассказал, как сдавал вчера зачет, и все вместе мы хохотали до упаду. Потом разговор перекинулся на излюбленную тему, на извечный