мальчишка! Именно чудесный. Большой умница, жизнерадостный, но главное — открытый, честный, отзывчивый. У него тысяча хороших качеств. Мне он понравился сразу, когда мы познакомились на одном вечере еще в прошлом году. Потом долго не виделись и встретились случайно снова. Я почувствовала, что он ко мне неравнодушен, а потом убедилась в этом. Я долго мучила его, любя мучила и сама мучилась. Ты, наверное, представляешь, как тяжело мучить любя. Но мне хотелось проверить его. Обжегшись на молоке, дуют на воду. И вот, когда я уверилась, что он любит, любит горячо, по-настоящему, я поняла: до счастья далеко.
Где-то я читала, что есть люди, всю жизнь прожившие с чужим паспортом, все равно что в подполье. Они не жили, а влачили существование, кляня все и вся, И хоть сравнение, может, и неудачное, но мне кажется, будто я тоже живу по чужому паспорту. Я боюсь. Это та боязнь, о которой я написала вначале.
Я давно хочу подать заявление в комсомол. Но решимости не хватает. Я ничего не скрываю, но и ничего не говорю. Меня знают как Маринку Гречанову, хорошего (пусть даже так!) токаря, рационализатора, занимающегося в вечернем техникуме, неплохую подругу (я никому никогда не причинила зла, кроме как тебе, мой дорогой дядя, да и себе). Но прошлое мое никому не известно. Я никому не говорю о нем, я всегда
Когда меня будут принимать в комсомол, я должна буду сказать обо всем. И вот этого-то я страшусь. Я не хочу, чтобы мне делали милость, принимая. Но может быть и обратное: мне откажут. Люди есть люди. А я этого не вынесу, дядя.
И то же самое происходит у меня со Славой. Он ничего не знает. Я старалась избегать разговора обо мне. Но он неглупый. Он понимает, что я что-то скрываю. Да я и не могла бы всю жизнь жить по чужому паспорту с любимым человеком. Это подло! Если ему рассказать, как он все это воспримет? Отвернется от меня?
Мне страшен позор, одиночество. Я боюсь потерять Славу. Мне тогда уже некуда будет бежать.
Слава сейчас тяжело болен. У него воспаление легких. Сидя у его кровати, я передумала, кажется, все, что возможно и невозможно. Но ни к чему я так и не пришла. Если б ты знал, как мне нужно твое честное, прямое слово, как я его жду! Я уверена, что ты ответишь мне. Так ведь?
Больше ни о чем писать я не могу. Да и ничего особенного нет.
Тетю Симу и ребят поцелуй от моего имени.
Твоя
P. S. Посылаю тебе свою фотографию. Ты, наверно, забыл, какая я. Снималась летом.
Ленинград, 21 октября 1940 года
Дорогая моя девочка! (Ты ведь всегда для меня будешь девочкой.) Сегодня получил твое письмо. И скажу, что оно взволновало меня больше, чем твои прошлые затеи, все вместе взятые. Ты права: ошибаться сейчас тяжелее, чем в дни минувшие.
Как бы я поступил на твоем месте? Попробую объяснить, Маринка. Для меня в жизни существует одна главная, главнейшая категория — честность. По ней, как по термометру, я измеряю, оцениваю человека, коммуниста, комсомольца. И я убежден: именно в том, как мы относимся к окружающему, как воспринимаем его, в какие отношения с людьми вступаем — открытые, прямые или завуалированные, когда один увиливает от другого, что-то недоговаривает, — именно в этом заключена истинная ценность каждого человека. Тот, у которого «душа потемки», не может быть хорошим. Это аксиома. Ведь Слава тебе и понравился прежде всего тем, что он «открытый, честный». Так ты пишешь?
Ты отлично сказала о человеке с чужим паспортом. Но к тебе это не относится. Если же ты все-таки считаешь, что жила эти годы так, то ты всегда, в любую минуту, можешь его восстановить, свой паспорт. И ты обязана это сделать, Марина. Ты это заслужила.
«Люди есть люди», — пишешь ты. Согласен с тобой. Но почему ты думаешь, что там, где ты живешь, плохие люди, которые не поймут тебя, которые опозорят тебя (ведь так вытекает из твоих слов). Это не так. Уж если на то пошло, ты в ФЗУ никому ничего не объяснила. Ты просто ушла, показав своим уходом свое несогласие с чьим-то мнением. Это честно, но наполовину. А половина никого никогда не устраивает. Ты была тогда так измучена, так истерзана, что я не решился в тот момент говорить тебе, что ты не права, я видел лучший выход в твоем отъезде.
Ты, Маринка, достойна комсомола, ты достойна большой любви. Я в любую минуту дам тебе рекомендацию в комсомол, если она понадобится, потому что знаю тебя, уверен в тебе. И считаю, что ты должна прямо, честно, с высокой трибуны сказать обо всем. В исходе я не сомневаюсь.
И то же самое — со Славой. Ты пишешь, что проверяла его любовь. Может быть, это действительно была для тебя проверка. Но узнать любовь можно лишь на деле, трудном, связанном с большими переживаниями. Если ты ему скажешь все, что тебя гнетет, это и будет твоим главным испытанием. Тут ты поймешь, настоящее у него чувство к тебе или нет. Уйдет — значит, он не «открытый и честный»; значит, ты его плохо узнала; значит, это не тот, кто тебе нужен для твоего счастья. Любящий искренне никогда не остановится перед прошлым человека, зная его настоящее.
Ты решительная, и ты сделаешь, как я тебе советую. Те неприятные минуты, которые тебе придется пережить, стоят того, чтобы их переживать. Новый паспорт будет тебе на всю жизнь.
Будь смелей, моя девочка. Я желаю тебе добра, как никому другому. Огромный привет тебе шлет тетя Сима.
Целую тебя.
P. S. Фотографию твою получили. Большое спасибо. Ты у нас взрослая совсем стала, красавица дивчина.
Т е л е г р а м м а
Новосибирск, 22 декабря 1940 года
Сегодня принята комсомол ТЧК Счастлива ТЧК Тридцать первого свадьба ТЧК Горячо обнимаем целуем самых дорогих любимых
Т е л е г р а м м а
Ленинград, 31 декабря 1940 года
Поздравляем большими событиями жизни также Новым годом ТЧК Желаем дорогим нашим молодоженам много лет жизни больших радостей настоящей дружбы ТЧК Любите уважайте друг друга ТЧК Любящие вас
Новосибирск, 5 января 1941 года
