— Не мог ли святой Винсент на Доске архиепископа держать в руке архитектурные планы реконструкции Шаролы?
Бен кивнул.
— Похоже на то. Если профессор узнал через орден Христа, что «Поклонение святому Винсенту» когда-то изображало планы, а орден приказал профессору хранить эти планы в тайне, тогда все строки письма становятся понятными.
— Нам просто нужно отыскать, что теперь находится на первом этаже.
— Ну, это будет просто, — язвительно ответил Бен. — Нам всего-навсего необходимо проникнуть на этаж всемирно известного здания, которое охраняется ЮНЕСКО, доступ к которому закрыт уже несколько веков.
Их разговор прервала экскурсовод неожиданно бодрым сообщением:
— А сейчас мы войдем в Шаролу.
На этот раз дневной свет не изменил впечатления от Томарского комплекса: Шарола по-прежнему казалась нереальной в своем ослепительном блеске. Широкие полосы солнечного света лишь подчеркивали ее красоту. Мара отключила сознание от монотонного жужжания экскурсовода и позволила себе насладиться архитектурной роскошью.
В ту секунду, как они вошли в ризницу, началась работа. Мара осмотрела все сантиметр за сантиметром, сравнивая в уме с архитектурными планами каждое окно, каждую колонну, каждый карниз. Она еще раз убедилась, что отсюда нет явного доступа на нижний этаж, если только не сверлить дырки в каменном полу.
Мара перешла к южной стене. Вспомнив один абзац из рекламного буклета, где утверждалось, что до 1930-х годов вход в ризницу осуществлялся через южное окно, смотрящее на главную галерею, она решила внимательнее приглядеться.
И тут она увидела. На пустой южной стене выделялся выступ небольшой каменной умывальной чаши, под которой располагалась весьма внушительная кованая решетка. Мара долго смотрела на нее. Подошел Бен и проследил за взглядом Мары. И тогда Мара процитировала строку из профессорской записки:
— «Смой мои грехи».
42
Антонио ведет потрепанный флот вдоль восточного побережья Африки, по пути нанося маршрут на карту. Приказ отчалить от Каликута да Гама отдал поспешно, не учитывая направления ветров, — в нем заговорила уязвленная гордость. По команде ударяет цинга, корабли попадают в штиль.
Десны моряков распухают так, что они не могут есть. Ноги их чернеют и раздуваются, так что они не могут ходить. На палубах «Сан-Габриэла», «Сан-Рафаэла» и «Берриу» высятся груды тел. Только семь- восемь человек на каждом судне способны нести службу.
В неподвижном воздухе разносится священное песнопение — проходят похоронные мессы. Монотонные мемориальные гимны прерываются лишь всплеском волн: тела сбрасывают в море. Корабли движутся так, словно разрезают не воду, а мед; матросов осталось очень мало, да и ветра нет. Приходит приказ. Кораблем «Сан-Рафаэл» больше некому управлять, его надлежит сжечь.
Антонио, которого цинга подкосила, но не выбила из строя, обходит штурманскую палубу и офицерский кубрик. Собирая свои нехитрые пожитки, среди которых карта да Гамы, он действует почти в гробовой тишине. Ему даже начинает не хватать обидных замечаний погибших сослуживцев.
«Сан-Рафаэл» поставлен на якорь и готов к сожжению. Антонио спускается в шлюпку с остатками команды — грязными, истощенными матросами, солдатами и священником. Капитан Паулу да Гама садится последним. В руках у него резная фигура с носа корабля — деревянный архангел Рафаэл.
Антонио рад, что на короткое путешествие до «Сан-Габриэла» у него есть тихая компания — отец Фигераду. Присутствие священника дарит ему покой, пока они приближаются к судну капитан-майора, где ему предстоит выдержать постоянное общение с разгневанным да Гамой. Тем более что цинга унесла жизнь штурмана «Сан-Габриэла».
Оставшиеся в живых моряки перебираются на борт «Сан-Габриэла». Обе команды выстраиваются на палубе, и капитан да Гама на торжественной церемонии передает своему брату деревянную скульптуру.
Капитан-майор подает сигнал храбрецу-матросу, которому поручено опасное дело. Изящное судно «Сан-Рафаэл» с квадратными парусами и блестящими деревянными бортами начинает гореть. Матрос быстро удаляется от корабля, а тем временем нижняя палуба загорается оранжевым светом. Пламя постепенно краснеет, разрастается, ползет вверх по мачтам.
К горлу Антонио подкатывает тошнота, пока он смотрит, как обугливается «Сан-Рафаэл». Он вспоминает о женщинах и детях на корабле, шедшем из Мекки. Он смотрит на отца Фигераду, и тот, понимающе кивнув, начинает беззвучно молиться.
Языки пламени перепрыгивают на оснастку. Затем огонь охватывает паруса. Загораются горделивые красно-белые кресты ордена Христа, украшавшие каждый парус. Антонио не хочет смотреть на да Гаму, но не может себя побороть. Капитан-майор, такой невозмутимый во время всех предыдущих кровопролитий, держит статую архангела Рафаэла, как младенца. Когда начинают дымиться кресты, Антонио готов поклясться, что на глазах командира выступают слезы.
Затем да Гама поворачивается к нему. Наверное, Антонио все-таки ошибся. В высокомерном взгляде да Гамы нет ни малейшего признака слабости. Капитан-майор отдает ему приказ:
— Веди нас домой, штурман Коэльо.
43
У Мары затекла правая нога. Они с Беном забились в угол чулана, ожидая, когда закроется музей. Как только закончилась экскурсия, они отбились от группы и спрятались в заброшенной передней одной из неотреставрированных галерей. Там они дожидались наступления ночи.
Постепенно все звуки в замке и монастыре стихли. Первыми перестали галдеть туристы. Затем прекратилось шуршание швабр и позвякивание ключей — это угомонились служащие. Наступила тишина. В гулком музее воцарилось спокойствие, а нервы Мары тем не менее были взвинчены до предела. Что вообще она здесь делала? Ей надлежало заниматься своим делом, разыскивать украденные произведения искусства, а не вести себя как один из тех воришек, которых она преследовала. К тому же ее теперешняя игра в шпионов не имела никакого отношения к украденной карте, насколько она понимала.
Бен толкнул Мару локтем. Оба поднялись с пола. Рюкзак Бена потяжелел и расширился после их прихода сюда — он запасся веревкой и инструментами, заимствованными из шкафа уборщика по дороге в чулан. Оба сомневались, что такого снаряжения будет достаточно, но следовало хотя бы попробовать.
Они вышли в коридор, где стояла кромешная тьма. Бен запомнил наизусть план здания, поэтому Мара шла за ним след в след, пока он ощупью находил дорогу, проводя рукой по шершавым каменным стенам. Она полностью ему доверилась в лабиринте коридоров.
