– Мы победили! Мы победили!
– Вот дьяволы, – с возмущением заметил Лаканодракон.
– М-м?
Движение за оградой женской галереи на втором этаже отвлекло Аргироса. Мельком он заметил пару темных, острых глаз, смотревших вниз сквозь филигранную решетку. Аргирос задумался, кому бы они могли принадлежать. Жена и любовница императора были обе голубоглазыми блондинками. Никифор питал слабость к прекрасным женщинам. Ни Марина, ни Зоя не отличались набожностью. Магистр почесал затылок. У него было странное ощущение, что это лицо ему знакомо.
Он пожал плечами и последовал за магистром офи-циорий из храма. На Августеоне собралась толпа, желавшая знать, как прошел первый день Собора. Некоторые из монахов Арсакия обращались к константинопольцам:
– Анафема почитателям мертвых досок и красок! Долой идолопоклонство!
Когда один иконопочитатель попытался активно возразить против брошенных ему в лицо анафем, монах ловко уклонился от атаки и ударил его в живот. Его ловкость и сила говорили о военной выправке. Без сомнений, Арсакий явился в полной готовности.
– Его величество не будет доволен, если Собор выйдет из-под контроля, – сказал магистр официорий.
– Нет, но что, если александрийцы правы? – спросил Аргирос.
Тонкость используемой в споре аргументации вызывала головокружение: чтобы защитить использование образов, императорским теологам теперь придется колебаться между Сциллой монофизитства и Харибдой несторианской ереси.
Лакано дракон с упреком взглянул на магистра:
– И ты туда же?
– Святой Дух выведет святых отцов к правде, – уверенно заявил Василий.
Будучи ветераном на бюрократическом фронте, он добавил:
– Конечно, мы сможем кое-что подправить.
Аргироса разбудили среди ночи: его вызывали в храм Святой Софии, точнее, в соседствующую с ним резиденцию патриарха.
– Что такое? – зевая, спросил он у посыльного.
– Собрание ученых, чтобы придумать, как опровергнуть доводы Арсакия, – ответил слуга Лаканодракона. – Должен сказать, ваша записка была довольно полезна, и это убедило Евтропия, что вы можете помочь поправить дело и преодолеть трудности.
Евтропий был добродушным ничтожеством и едва ли даже подозревал о существовании Аргироса. Василий понимал, что приказ исходил от магистра официорий, им же был прислан и нарочный. Но от этого приглашение не становилось менее лестным. Потерев глаза, Аргирос быстро оделся и отправился вслед за посыльным, которого внизу дожидался факельщик.
– Осторожно, – предупредил магистр, обходя дырку в мостовой напротив дома его соседа Феогноста, старшины гильдии пекарей.
– Это надо засыпать, – сказал слуга Лаканодракона. – Я едва не провалился туда несколько минут назад.
По пути к храму они проходили мимо гостиницы, в которой остановился архиепископ фессалоникийский. Он поддерживал почитание икон. Пара десятков монахов Арсакия стояли на улице, звонили в коровьи колокольчики и пели:
– Долой образы! Долой образы!
Несколько других, уже утомившихся от этого занятия, сидели у костра и передавали по кругу кувшин с вином.
– Так им друзей не обрести, – заметил посыльный.
– Нет, но так они могут извести своих врагов.
Пение монахов прервалось, когда кто-то из окна второго этажа плеснул на них из ночного горшка. Разозлившиеся александрийцы разразились грязными ругательствами.
– Идите вперед, – обратился Аргирос к своим спутникам. – Я догоню вас.
Они посмотрели на него как на сумасшедшего, но ушли после небольших препирательств: факельщик – довольный, а слуга – с недоверием. Он уступил только из уважения к авторитету Аргироса.
Насвистывая, магистр подошел к людям у костра и весело произнес:
– Долой грязные иконы! Не найдется ли глотка вина для мучимого жаждой?
Один из монахов поднялся пошатываясь и протянул кувшин.
– Долой грязные иконы, это точно.
Он широко зевнул, демонстрируя гнилые зубы.
– Изматывающая работа – днем сидеть на Соборе, а ночью здесь изводить этого идолопоклонника, – сказал Аргирос.
Монах снова зевнул.
– Ах, мы – мелкая сошка. Арсакий и его епископы спят крепким сном, а мы должны устраивать кошачьи концерты для незадачливых почитателей картинок и будем петь серенады и завтра, и послезавтра, пока не
