настанет час истины.
– Какой умный Арсакий, придумал же такое, – сказал магистр.
– Дай-ка мне глоток, – сказал монах, выпил, вытер рот рукавом черной рясы и захихикал. – Ай, Арсакий будет крепко спать сегодня со своей шлюшкой под боком.
– Шлюшкой?
Монах сделал выразительный жест.
– Не могу не похвалить вкус его преосвященства, это точно. Если уж грешить, так хотя бы пусть это будет приятно. Не думаю, что она египтянка, судя по акценту. Он путается с ней уже с прошлого лета, счастливец.
– Любопытно. А как ее зовут? – поинтересовался магистр.
– Не помню, – ответил монах. – Она не слишком интересуется такими, как я, и водит Арсакия вокруг пальца.
Правда, монах упомянул не палец. Он икнул и добавил:
– Она не дура, надо отдать должное. Кто-то сказал мне, что ночные бдения – это ее идея.
– Да что ты?
«В самом деле, поразительная женщина», – подумал Аргирос.
Он встал, потянулся и сказал:
– Мне пора. Продолжайте мытарить этого вонючего идолопоклонника до зари, и спасибо за вино.
– Всегда рады помочь честному и набожному человеку.
Монах ударил себя по лбу и скорее себе, чем Аргиросу, воскликнул:
– Мирран, вот как зовут девчонку.
От магистра потребовалось все его самообладание, чтобы не выдать себя и шагать твердой походкой. Мирран почти убила его в Дарасе; невзирая на ее пол, она была лучшим персидским агентом. И Аргирос хорошо знал, как ей удалось добиться благосклонности Арсакия.
По дороге к Святой Софии Аргирос сжимал кулаки. Персам нравилось разжигать религиозные распри в Римской империи: если римляне ссорятся друг с другом, их соперникам это на руку. Мирран играла в эти игры в Дарасе, поднимая местных еретиков против православия.
Однако теперь она пустилась в более опасное предприятие. Свара вокруг образов грозила подорвать благополучие восточных провинций, а со временем нанести вред и остальным частям империи.
Магистр выругался. Представить безумие иконоборчества как персидский заговор – это делу не поможет. Арсакий, воодушевленный то ли сатаной, то ли Мирран, высказал действительно веский теологический довод, и в его арсенале наверняка есть и другие. Единственный способ восстановить религиозный мир – это разоблачить заблуждения александрийца. Вот что заставило созвать тайное совещание в резиденции патриарха.
На площади Августеон не было видно кричащих монахов. Их гвалт побеспокоил бы не только патриарха, но и императора, и императорские гвардейцы прогнали нарушителей тишины.
В покоях патриарха и без них хватало волнений. Видные ученые и богословы нападали один на другого, точно крабы в ведерке.
– Вы идиот! – кричал белобородый архиепископ настоятелю монастыря. – Святой Василий это ясно выразил…
– Не говорите мне, а покажите! – перебил настоятель. – Я не поверю вашим словам, что светит солнце, пока не выгляну в окно. Покажите мне текст!
– Кто-то стащил рукопись! – в отчаянии воскликнул архиепископ.
Настоятель рассмеялся и ударил собеседника по лицу. Кто-то кого-то схватил за волосы, и архиепископ с настоятелем бросились разнимать сцепившихся, которым уже было почти по семьдесят лет. Евтропий, вынужденный председательствовать на совещании, выглядел так, будто ему не терпелось скрыться.
Аргирос незаметно прошел к пустому стулу и несколько минут прислушивался, точно к сплетням в портовой таверне. Как иногда случается с умнейшими людьми, собрание ушло в сторону от темы. То кто-то упоминал, что в писаниях отцов церкви благословляются образы; потом кто-то еще говорил, что образы не единосущны с их прототипами. Все это прекрасно и, вероятно, истинно, но, к сожалению, никак не спасало положения.
Интеллектуально магистр не принадлежал к этому кругу и понимал это. Но он чувствовал, что было самым важным. Он обратился к соседу:
– Бог стал человеком в лице Иисуса Христа.
– Аминь, – произнес человек. На нем была шитая жемчугом архиепископская ряса. – И Бог сотворил мир за семь дней. И что?
Ночное бодрствование сделало его раздражительным.
Магистр ощутил, что краснеет. Он ухватился за мысль и должен был точно сформулировать ее. Вероятно, разговор поможет, даже если архиепископ примет его за простачка.
– В воплощении Христа Слово – божественный Логос – получило плоть.
– И нематериальное стало материальным, – эхом отозвался архиепископ. – Видите, кто бы вы ни были, но я тоже могу произносить банальности.
Аргирос не собирался сдаваться. Сам того не желая, архиепископ помог ему прояснить мысль.
