дебютом Пилар в роли владелицы модного магазина. Пилар оказалась неблагодарной, ведь это он сделал ее, создал ей имя. А она даже не подумала представить его коллекцию в магазине, который так пришелся по душе английской герцогине. Его разозлило, что Пилар вышла из повиновения.
Поползли какие-то невнятные слухи, и вдруг Пилар заметила, что одна клиентка просто не появилась в назначенный день в салоне, другая не позвонила, как обещала. Кто-то отказался от заранее обговоренной встречи, прислав записку или передав извинения. Все было очень цивилизованно. То один поставщик, то другой вдруг отказывался прислать Пилар то, что она просила. Банки отказывали ей в кредите, ссылаясь на то, что она — новичок в модном бизнесе.
Тряхнув гривой густых черных волос, Пилар решила не думать об этом. Она была Пилар, и Париж знает ее. Париж ее любит! Она никогда не предполагала, что Ваше заставит Париж выбирать между нею и им. Но со временем, когда она поняла, что он оказывает давление и на покупателей, и на поставщиков, почти все уже было потеряно. Но все-таки какая-то надежда еще оставалась. Ваше больше всего на свете нравилось изображать из себя гениального кутюрье, а Пилар была готова подыграть ему.
Она послала Ваше записку, он ответил. Приходи, пообедаем вместе, настойчиво предлагал он, вспомним прежние времена. Пилар согласилась и, надев черное бархатное платье с серебристым кружевным воротником, появилась в доме Ваше. Они сидели за столом друг напротив друга, и Пилар была готова сказать все, что ему хотелось услышать, просить, умолять его, чтобы он перестал мстить ей.
— Итак, — сладким голосом начал знаменитый кутюрье сразу после обеда, согревая в ладонях рюмку с коньяком, — сколько времени мы не виделись? Как ты, Пилар?
— Ах, Ваше, ты знаешь об этом лучше меня. Я понимаю, что ты играешь со мной в игру, не объяснив ее правил.
Ваше в притворном удивлении поднял бровь. Его позабавила мысль о том, что Пилар ни о чем не догадывалась.
— Ну что я мог знать о тебе, Пилар? С тех пор как ты покинула меня, мне осталась только работа. Ты видела Ларису, мою протеже? Она прекрасна. Ее светлые волосы великолепно контрастируют с моими последними моделями, ты не находишь?
— Да, она прелестна, Ваше. Я счастлива, что ты нашел свою музу, — осторожно заметила Пилар. Ваше смотрел на нее так, как когда-то, еще во времена их совместной работы, когда она была его любимой манекенщицей. Она ненавидела этот пристальный холодный взгляд человека, наслаждавшегося страданиями других. — Но, Ваше, тебе изменяет память. Mon Dieu, ведь это ты расторг со мной контракт, разве я не права?
— Дорогая, что ты такое говоришь? Тебе изменяет память. Это ты покинула меня. Вначале твоя душа, потом и твое тело. Ты перестала ценить то, что я создавал. Этого я не могу простить тебе, Пилар. Без тебя я чуть не пошел на дно, вдохновение оставило меня. И только Лариса вернула меня к жизни. Сейчас я продолжаю работать. Мои коллекции стали лучше, чем раньше. Так что я даже благодарен тебе за твой уход. Ты дала мне шанс подняться на новую ступеньку в искусстве моды.
Пилар все это уже слышала. Он играл с ней в» кошки-мышки», в эту глупую игру, которой он развлекался последний год, когда они были вместе. Наверное, раньше она была глупой девчонкой, обожавшей его. Ведь он обратил на нее внимание и выделил из десятка других манекенщиц. Но теперь она кое-что поняла, стала умнее. Она видела его насквозь: самовлюбленный, самонадеянный эгоист. Пусть другие падают перед ним ниц. С нее довольно.
— Ну хорошо, — вслух размышляла Пилар, — если ты так преисполнен благодарности, то почему тратишь свое драгоценное время на уничтожение моего магазинчика? Почему ты, известный кутюрье, опускаешься до такой мелочной возни?
В маленьких глазках Ваше вспыхнула ненависть. Отведя взгляд, он, не торопясь, с помощью серебряной вилки извлекал из раковины улитку. Ваше притворялся, что поглощен созерцанием раковины, совершенством ее формы, ее блестящей поверхностью, отражавшей неровное пламя свечей в канделябре. Казалось, он глубоко задумался, пытаясь найти ответ на резкие слова Пилар. Через несколько минут он произнес, не поднимая глаз:
— Пилар, ты была прекрасна. Среди манекенщиц тебя можно было назвать бриллиантом. Никто не мог представить мои модели так, как это делала ты. Ты давала им жизнь, в них появлялось нечто большее, чем просто совершенство кроя или великолепные линии. И все восхищались тобой. Все. Но никто не замечал меня. У меня великий талант, но я знаю, обо мне никто не думал.
Ваше поднял голову и посмотрел на девушку так, словно удостоил ее великой милости.
— На самом деле я не требовал, чтобы меня любили. Я хотел только признания, хотел, чтобы меня оценивали по достоинству. Это ты, а не я стала символом модного дома Ваше. Я не мог этого вынести. Ты должна была уйти с моей дороги, из моей жизни. И вдруг эта глупость с магазином на улице Сент-Оноре. — Недоуменно пожав плечами, Ваше аккуратно положил вилку на льняную скатерть и, опустив подбородок на сжатые в кулаки руки, пронзил Пилар напряженным взглядом. — Вначале меня это не взволновало. Но потом я увидел твое имя на вывеске, я услышал о твоем успехе. Все восхищались тобой — твоим вкусом, твоим стилем, твоим умом. Сколько разговоров об этой лавке, которую ты называешь салоном элегантной одежды! Все это было смешно, честное слово. Но я должен был убедиться, что ты ничего не сможешь сделать против моей воли, что я еще не утратил своего могущества. Поэтому я позвонил одному, другому. Кого-то попросил, кому-то намекнул, что нам, работающим в модном бизнесе, не стоит связываться с новым, неизвестным магазинчиком и ставить свое имя рядом с именем той, чей успех вряд ли переживет текущий сезон.
— Но твое имя и не стояло в одном ряду с моим, Ваше, — напомнила Пилар. Она расправила плечи и смотрела на него не мигая. Он ни за что не должен догадаться, что она боится разориться по его милости.
— И это тоже было твоей ошибкой, Пилар. Если бы ты только спросила, не хочу ли я предложить одну или две модели для твоего магазина…
Пилар резко встала, бросив на стол отделанную кружевами полотняную салфетку. В этом старинном особняке шестнадцатого века, который Ваше называл своим домом, даже в столовой, напоминавшей зал средневекового замка, было очень холодно, но Пилар пылала от негодования.
— Тебя невозможно понять, Ваше. У меня такое чувство, словно я разговариваю с двумя разными людьми. То ты не хочешь, чтобы наши имена стояли рядом, то предлагаешь мне выставить в салоне твои модели. Ты должен дать мне возможность встать на ноги.
— Я ничего тебе не должен, милая, — ответил он, откидываясь на спинку старинного, обитого бархатом стула. — Ты больше мне не нужна. Я думал, что нужна, но ошибся. Я хочу только одного: уходи с моей дороги. А ты быстро пришлась им по вкусу, правда? Всем этим журналистам, фоторепортерам, состоятельным дамам. Даже герцогине. Какое волнующее было время! Но все кончено. Париж понимает, кто правит модным бизнесом. Во всяком случае, не владелицы магазинчика одежды с хорошенькой мордашкой.
— Но есть и другие модельеры, Ваше, — тихо произнесла Пилар. — Они не боятся тебя.
Ваше злобно засмеялся.
— Никто из модельеров такого уровня, как я, как Ив Роша, не будет иметь с тобой никаких дел. Могу дать тебе хороший совет: ищи богатого мужа, чтобы он содержал тебя. Я никогда не позволю тебе встать на ноги. Никогда.
Пилар медленно обвела глазами великолепно декорированную комнату. Когда-то здесь начался ее взлет. Как часто вдвоем с Ваше они смеялись и разговаривали в этой столовой. Здесь бывал весь цвет парижской моды. Ей импонировала любовь этого талантливого, знаменитого мужчины. Нельзя сказать, чтобы он покорил ее как любовник, но она испытывала благодарность к нему за то, что он ценил ее и выделил из множества манекенщиц. Ее прельщала роль прекраснейшей из прекрасных. Но сейчас все предстало перед ней в истинном свете.
Ваше был безусловно талантлив, но, совершив головокружительный взлет, он стал равнодушно относиться к творчеству. И это случилось довольно давно. Теперь он работал только ради денег и власти. Он создавал свои модели для любого, кто был готов хорошо платить. Он считал друзьями только тех, кто его боготворил. Но она теперь, слава Богу, уже не прежняя глупая девчонка и может постоять за себя.
— Ты — негодяй, Ваше.
