Квинтилий Вар только-только отослал германскую девушку, когда в его дверь постучал Аристокл. Вар, конечно, проворчал что-то насчет надоедливых рабов, не дающих толком насладиться близостью с женщиной. Но, по правде говоря, Вар не отпустил бы девушку так быстро, если бы был ее ровесником. Однако ему стукнуло пятьдесят, и перед следующей встречей с женщиной ему придется выждать день- другой, а то и три дня, сколько бы лука-порея, яиц и улиток он ни съел. Даже устрицы не очень помогали; впрочем, пока их доставляли с побережья, они, скорее всего, успевали испортиться.
— Что еще у тебя? — ворчливо спросил он.
— Пожалуйста, прости меня, господин, — сказал, входя, Аристокл. — Но сюда явился человек, которого, как я думаю, стоит принять.
— Неужто? Кто? — спросил Вар.
Первое, что пришло ему в голову, — прибыл посланец Августа. Может, мятежники в Паннонии сдались или разгромлены и Тиберий уже на пути сюда, чтобы закончить дела в Германии… Вар бы ничуть не обиделся, если бы все обстояло именно так.
«Клянусь милостивыми богами! — подумал он. — Неужели я смогу вернуться домой!»
Однако, посмотрев на раба, он понял, что новости не настолько хороши. Слегка извиняющимся тоном Аристокл сказал:
— Прибыл достойный германский гражданин по имени Сегест.
Вар, как и Аристокл, прекрасно знал, что понятие «достойный гражданин» неприменимо к германцу. Что же касается самого германца, тот был, пожалуй, последним человеком, которого наместник хотел бы сейчас увидеть.
— Ты что, не мог сказать ему, что я уехал в Италию, чтобы выстричь волосы из ноздрей и ушей? — буркнул римлянин.
Аристокл кивнул.
— Вряд ли он обрадовался бы, услышав нечто в этом роде, господин. Он ведь явился издалека… И уверяет, будто у него важные известия.
— Беда в том, что он всегда уверен в важности своих известий, но до сих пор эта уверенность оставалась пустой.
Квинтилий Вар вздохнул.
— Ну, ладно. Нравится нам это или нет, ты не можешь приказать ему повернуться кругом и отправиться обратно в Германию. Отведи его в маленькую столовую и подай вина и всего, чего он еще захочет. Я скоро приду.
— Будет исполнено, господин.
Грек кивнул и поспешно покинул спальню.
Снова вздохнув, Вар облачился в тогу. Римские обычаи не были рассчитаны на здешние зимы. Поживешь тут — и перестанешь удивляться, что германцы носят под плащами штаны. Вар и сам был бы не прочь надеть штаны, но что скажут люди, если римский наместник начнет подражать варварам? Нет, об этом лучше не думать.
А вот плотные шерстяные носки почти до колен Вар все же натянул. Их он мог носить, не роняя собственного достоинства, и рабыни жены связали ему несколько пар. В штанах было бы теплее, но носки лучше, чем ничего. Они все же греют… Хотя бы только ноги.
Когда Вар вошел в маленькую столовую, Сегест пил неразбавленное вино и ел фиги в меду. Германец вскочил и пожал руку Вара.
— Почтеннейший! — воскликнул Сегест на гортанной латыни.
— Добрый день, Сегест. Всегда рад тебя видеть.
Долгое знакомство с римской политикой приучило Вара лгать с невозмутимым лицом и самым искренним тоном.
— Что привело тебя в Ветеру?
Римлянин, возможно, начал бы издалека, продвигаясь к цели окольными путями, но слова Сегеста были такими же прямыми, как и черты его лица.
— Ты уже знаешь что. Я принес новости об Арминии. Плохие новости, особенно для того, кого волнует судьба Рима и римской провинции Германии.
Квинтилий Вар налил себе вина: домашние рабы предусмотрительно оставили на столе две чаши.
— Что ж, расскажи мне, в чем дело.
Он старался по-прежнему говорить дружеским тоном, хотя считал, что этому человеку давно уже пора перестать докучать ему одним и тем же.
— Арминий отправился на север, на переговоры с хавками!
Холодные глаза Сегеста расширились, чтобы показать, насколько гнусное деяние совершил Арминий.
— А зачем? — терпеливо спросил Вар.
Он не был уверен, что Арминий и вправду отбыл к хавкам, ему не хотелось принимать слова Сегеста на веру, но об этом он благоразумно промолчал. Если германец подумает, что Вар считает его лжецом, дела могут принять неприятный оборот.
— Они живут далеко от Минденума, почтеннейший, там, где сила легионов почти неощутима. И все знают, что это сильное, воинственное племя. Спрашивается, чем Арминий может у них заниматься, кроме как искать с ними союза против Рима?
Сегест приводил свои доводы так, как греческий геометр чертит палочкой в пыли, чтобы доказать теорему.
Неожиданно и остро Вар ощутил, до чего ему не хватает теплого солнца Афин и тамошнего яркого неба. Он пожалел, что не стоит в тени оливкового дерева с серо-зелеными листьями рядом с греческим геометром, быстро чертящим свои фигуры, а потом стирающим их сандалией. Он тосковал по всему, что находилось там, где светит яркое солнце, растут оливковые деревья и живут геометры. Он тосковал по цивилизации.
Вар никогда не думал, что ему придется насаждать цивилизацию в столь дикой стране, как Германия. Очередная встреча с похожим на волка дикарем лишний раз напомнила, какое это непростое дело. Ведь Сегест, будучи не в силах доказать свою теорему, только и знает, что твердит одно и то же.
— А ты слышал, как Арминий говорил с хавками? Ты точно знаешь, что он им сказал? — спросил римский наместник.
— Слышал ли я его? Нет.
Сегест покачал головой. Как и большинство германцев, он был намного выше Вара, что наместнику, разумеется, не нравилось. Непрошеный гость продолжал:
— Но я знаю, что он им сказал.
— Откуда? — спросил Вар, может, более резко, чем собирался.
Вино, которое он налил себе, было таким же крепким, как и вино в чаше Сегеста. Неразбавленное вино помогает согреться в зимнее время. А еще оно ударяет в голову.
— Я скажу тебе откуда, почтеннейший.
Наверное, Сегест выпил не одну кружку вина, ибо на щеках его выступили яркие красные пятна. Когда он снова заговорил, Вару показалось, что зубы у него стали длинными и острыми, как у волка.
— Я знаю, потому что если бы я стоял перед хавками, пылая ненавистью к Риму, то сказал бы именно это.
— А, вот оно что.
Вар перешел в атаку.
— Но с чего ты взял, будто Арминий пылает ненавистью к Риму? Ты, наверное, слышал, что он и его отец гостили у меня в Минденуме нынче летом? И не выказывали никакой ненависти по отношению к нам.
— Доводилось тебе ловить утку голыми руками? — спросил Сегест.
— При чем тут какая-то утка? — раздраженно спросил Вар.
— Значит, не доводилось. Я так и думал.
Германец кивнул, словно в подтверждение своих мыслей.