— Не всегда, — заверил его Шарбараз. — Они так же верят в своего Фоса, как мы в Господа. А поскольку они уверены, что их бог — единственно истинный, то все, кто не поклоняется ему или поклоняется не так, как они, обречены на вечную жизнь во льду, точно так же, как мы знаем, что неверные падают в Бездну и исчезают на веки вечные. Они считают своим Долгом приобщить людей к своей религии. Ох и нелегко было уговорить Маниакиса приструнить их!
— Почему же? — удивился Абивард. — Если знатный человек отдает приказ, все, кто ему служит, должны подчиниться.
Шарбараз от души расхохотался. Абивард даже обиделся, но законный Царь Царей сказал:
— Ах, зятек, не привык ты еще общаться с видессийцами. Судя по тому, что я видел и слышал, эти синерясники настолько упиваются своим богом, что ни от какого знатного человека никаких приказаний и слушать не станут. Даже Автократору не всегда легко заставить их поступать так, как хочет он.
— У нас в Макуране таких безобразий нет, — сказал Абивард. — Хоть я и с северо-запада, но это-то знаю точно. Если бы мобедхан-мобед посмел как-либо прогневать Царя Царей…
— То уже через час у нас был бы новый мобедхан-мобед, — закончил за него Шарбараз. — Царь Царей как-никак монарх. И никому не позволительно вызывать его недовольство. — Он снова рассмеялся, на сей раз над собой. — С тех пор как унаследовал трон, точнее сказать, должен был унаследовать, я вечно всем недоволен. Когда он действительно станет моим, этого не будет.
В голосе его не было места сомнению. Поначалу это обрадовало Абиварда: Шарбаразу необходима была уверенность, что он вернет себе престол. Но потом Абивард призадумался: а не означают ли слова Царя Царей, что, воцарившись в Машизе, он попросту откажется выслушивать что-то неприятное для себя? Это обеспокоило Абиварда. Ведь даже Царь Царей иногда нуждается в напоминании о том, как устроен мир на самом деле.
Что-то изменилось. Абивард понял это, как только поднялся в фургон, где жили Рошнани и Динак, даже до того, как увидел жену. Служанка, поклонившаяся ему, не сказала ничего необычного, но такого тембра голоса он прежде за ней не замечал.
— Муж мой, — произнесла Рошнани, когда он вошел в ее закуток. И вновь обыденны были слова, но не тон. — Задерни занавеску. А то комары совсем заедят — это бич здешних мест. — Вот это было на нее похоже.
Абивард подчинился. Задвигая занавеску, он внимательно смотрел на Рошнани.
Она выглядела как всегда, только немного более усталой, чем обычно. Он почесал голову, думая, уж не привиделось ли ему чего.
— Что-то не так? — спросил он, когда она подставила ему щеку для поцелуя.
— Не так? С чего ты решил? — Она рассмеялась и продолжила:
— Если только я не ошибаюсь, у меня будет ребенок.
— Я рад, что все в поряд… — сказал Абивард, прежде чем сказанное Рошнани дошло от ушей до мозга. Он широко раскрыл рот. Закрыл его, снова открыл и спросил:
— Как это случилось?
Если раньше Рошнани просто смеялась, то теперь она буквально зашлась от смеха, звонкого, переливчатого; когда же она наконец овладела собой, на нее напала икота.
— Если я не ошибаюсь, — намеренно повторяясь, сказала она, — это случилось самым естественным образом. Мы женаты уже второй год. Я даже начала беспокоиться, не бесплодна ли я.
Абивард скрестил пальцы, отводя слова, несущие дурное предзнаменование.
— Обереги Господь, — сказал он и моргнул. — Вот он и оберег, правда?
— Да, Господь оберегла, — сказала Рошнани. Оба улыбнулись. Когда мужчина и женщина говорят друг с другом о Господе, на слух это подчас воспринимается странно. Рошнани продолжила:
— Да пошлет Она мне сына.
— Да пошлет. — Абивард немного пришел в себя. — Жаль, что я не могу передать в руки моего отца его первого внука. Если этот ребенок станет наследником надела Век-Руд, то вообще замечательно. — Он подумал еще немного и понизил голос:
— А может, лучше бы это был не первый внук отца. Ты сказала Динак, что ждешь ребенка?
Рошнани кивнула:
— Я сказала ей сегодня утром. Сегодня я окончательно убедилась и могла уже сказать об этом. Она обняла меня. Но я понимаю, о чем ты: замечательно было бы, если бы первый внук стал бы к тому же наследником престола Царя Царей.
— Конечно, если бы отец был жив, то, скорее всего, Пероз, Царь Царей, был бы тоже жив, и Динак не стала бы женой Шарбараза, Царя Царей, — размышлял вслух Абивард. — Чем больше присматриваешься к жизни, тем она сложнее. — Он вновь заговорил тихо:
— Я рад, что она не завидует, что ты зачала, а она нет.
— Думаю, что она немножечко завидует, — сказала Рошнани, тоже переходя на шепот. — Но, кстати, она немножечко завидует и тому, что ты приходишь ко мне чаще, чем Царь Царей к ней.
— Завидует? Чаще? — Абивард понимал, что вопросы его несколько бессвязны, но ведь ему еще никогда не сообщали, что он станет отцом. Ни одна из служанок или случайных куртизанок, с которыми ему доводилось переспать, ничего подобного не заявляли, а уж это-то они не преминули бы сделать при малейшем подозрении, что он их обрюхатил: как сын дихгана, он был бы обязан обеспечить будущее своего ребенка. И ни одна из остальных его жен не забеременела до того, как он отправился в поход с Шарбаразом. Возможно, ему следовало бы обеспокоиться относительно силы своего семени.
— Да, да! — ответила Рошнани.
Похоже, все, что он говорил в этот вечер, забавляло ее. Она велела служанке принести кувшин вина и две чаши. Кувшин был невысокий и широкий, сделанный в Стране Тысячи Городов; когда Рошнани наклонила его и стала разливать вино, оно потекло медленной тягучей струей. Она сделала недовольное лицо:
— Мало того что оно сделано из фиников, здешний народ считает, что его нужно слизывать с ножа, как мед.
— Сейчас это не имеет никакого значения. — Абивард принял у нее одну из чаш и поднял ее:
— За нашего ребенка. Пошли Господь ему — и тебе — многих лет, здоровья и счастья. — Он выпил. Рошнани
<ПРОПУЩЕН ФРАГМЕНТ>
Но их усилий было явно недостаточно: видессийские саперы заделывали пробоины в каналах и прокладывали дороги с той же скоростью, с какой противник разрушал их.
— Переправимся через Тиб — и они в наших руках, — сказал Шарбараз.
— Так точно, величайший, — ответил Абивард, хотя не мог не вспомнить, что прошлым летом Шарбараз выказывал такую же уверенность, но события доказали, что уверенность эта была чрезмерной.
Но возможно, Смердис пришел к тому же выводу, что и его соперник. Когда войско Шарбараза стянулось к Тибу, неприятель выстроился в боевые порядки, желая помешать им пересечь крупный канал, отделяющий их от Тиба. Вперед у войска Смердиса были выдвинуты пешие лучники, которые нанесли такой урон силам Шарбараза, когда в прошлом году они с юга наступали на Машиз.
Старший Маниакис, задрав кверху свой выдающийся нос, оглядел ряды лучников.
— Если мы сблизимся с ними, их души пачками полетят на лед Скотоса, — сказал он.
— Разумеется, — ответил Шарбараз. — Мои копейщики того же мнения. Но мне не хотелось бы форсировать переправу на глазах у всех лучников, которых они могут выставить против нас.
«Учится», — подумал Абивард, испытывая почти радость. Прошлым летом Шарбараз избрал бы самый откровенный путь переправиться через канал и обрушиться на неприятеля, а о потерях подумал бы потом, если бы вообще подумал.
— Позволь высказать одно предложение, величайший, — попросил Маниакис-старший.
— Очень бы хотелось его выслушать, — сказал Шарбараз.
