Почему за меха дерут такие большие пошлины? — спросил Крисп.
— Кто знает, почему глупые законы действуют так долго? — насмешливо изогнул пухлые губы Ипатий. — Чтобы сделать из нас нищих, наверное. — Судя по его виду, трудно было поверить, чтобы ему пришлось в скором времени выпрашивать на улицах подаяние. Что и подтвердили его дальнейшие слова:
— Я тем не менее могу немедленно выложить двадцать монет золотом тому, кто поможет нам добиться справедливости.
— Я с вами свяжусь, — пообещал Крисп. Цветущее лицо Ипатия слегка увяло. Он поклонился и вышел вон. Крисп задумался, подергивая себя за бороду. Этот жест напомнил ему о Петронии, и он решил навестить Севастократора.
— И чем я могу служить почитаемому и почтенному господину на сей раз? — спросил Петронии. Крисп объяснил. — Он предложил тебе всего двадцать? — возмутился Севастократор. — Если согласишься, сдери с него по крайней мере фунт золота! Он, возможно, поскулит, но заплатит.
— Но стоит ли мне соглашаться? — не унимался Крисп.
— Тут я тебе не советчик, друг мой. Сам решай. Мне лично все равно — у меня есть дела поважнее. Но даже если ты не нуждаешься в наличных, возможно, тебе следовало бы выяснить, почему был принят такой закон. Тогда ты поймешь, что в нем надо изменить.
Крисп покопался в истории вопроса — во всяком случае, сделал попытку. Плавать по лабиринтам видесской бюрократии оказалось делом нелегким. Секретарь суда послал его к начальнику архива. Начальник архива — в городское управление эпарха. Адъютант эпарха попробовал послать его обратно к секретарю суда, но тут Крисп взорвался и обложил адъютанта. Тот быстренько подумал — и предложил Криспу податься к таможенному инспектору.
Инспектора на рабочем месте не оказалось, и ждали его не раньше чем через неделю: у него только что разродилась жена. Но когда Крисп сердито развернулся, его окликнул чей-то голос:
— Высокочтимый господин! Могу я помочь вам, высокочтимый господин?
Оглянувшись, Крисп увидел того самого таможенника, который поймал их с Анфимом возле Амфитеатра.
— Все возможно, — не трудясь поправлять не положенное ему по чину обращение, ответил Крисп. — Мне нужно вот что…
— Да, я могу его найти, — заверил таможенник, когда Крисп закончил. — Буду рад отблагодарить вас за доброту хотя бы такой мелочью. Подождите, пожалуйста, здесь, высокочтимый господин. — Таможенник скрылся в комнате, битком набитой ящиками со свитками. В конце концов он появился, отряхивая пыль с рук и туники:
— Простите, что так долго: там у нас ужасный беспорядок. Закон, о котором вы спрашивали, был принят для того, чтобы защитить живших на реке Астрис трапперов и охотников от конкуренции меховщиков из Агдера.
— На реке Астрис? — изумился Крисп. — Но там уже несколько столетий живут кубраты!
— Вы это знаете, и я это знаю, но до закона новости, похоже, не дошли.
— Дойдут! — пообещал Крисп. — Спасибо за помощь.
— После того, что вы для меня сделали, высокочтимый господин, я всегда рад вам служить.
Крисп вернулся в императорскую резиденцию и нацарапал Ипатию записочку: «Вопрос у вас весомый, но недостаточно весомый, чтобы продвинуться вперед». Купец, без сомнения, сумеет понять, что речь идет о весе монет.
Так и вышло. Когда они встретились снова, Иратий первым делом поинтересовался:
— Сколько должен весить наш вопрос?
— Фунта вполне хватит, — заявил Крисп, вспомнив совет Петрония. Голос его звучал ровно, однако в душе он с трепетом ожидал, что Ипатий сейчас взбеленится.
Меховщик только вздохнул:
— Фунт так фунт, почитаемый и почтенный господин. Скомбр все равно обходился нам дороже.
— Да ну?
Когда Скомбр ушел в монахи, все его мирское имущество отошло в имперскую казну. Анфиму на кутежи там хватит надолго, подумал Крисп, гадая про себя, сколько же взяток брал прежний вестиарий.
После того как золото перешло из рук в руки, Крисп предложил Анфиму внести изменение в закон.
— Почему бы нет? — откликнулся Автократор. — Да здравствуют дешевые меха!
Крисп подготовил необходимые документы, и Анфим подписал их императорскими алыми чернилами.
Двенадцать золотых Крисп послал Петронию. Севастократор вернул их с припиской: «Тебе они нужны больше, но намерения я не забуду». Крисп с удовольствием сунул монеты в кубышку, а, поскольку порыв его должным образом оценили, получилось, что он заплатил долг благодарности, не отдав ни гроша.
* * *
Певец открыл золоченый шарик, прочел: «Четырнадцать золотых монет», взвизгнул — не выходя из тональности — и поцеловал Криспа в губы. Поцелуй доставил бы тому больше удовольствия, будь певец женщиной. Но в остальном реакция артиста была лучше не придумаешь. Он понесся через зал, мелодично вопя во всю мощь своих легких.
У большинства Анфимовых гостей четырнадцать золотых монет не вызвали бы ни тени восторга. Как Крисп и ожидал, вид человека, столь восхищенного такой мелочью, развеселил гостей. Ну а для певца выигрыш вовсе не был мелочью.
Посмеиваясь про себя — ибо ему не приходилось испытывать беспокойства по поводу мужских поцелуев с тех пор, как он ушел от Яковизия, — Крисп как следует приложился к кубку с вином. Обычно на Анфимовых кутежах он растягивал кубок надолго, прихлебывая по глоточку. Но сегодня как-то не получилось; в голове у него зашумело.
Он пробрался сквозь толпу к императору:
— Могу я откланяться, ваше величество?
— Так рано? — надулся Анфим. Было что-то около полуночи.
— У вас завтра утром встреча с Гнатием, если помните, ваше величество. — Крисп насмешливо улыбнулся. — И если вы можете спать до последнего и даже заставить пресвятого отца подождать, то я должен встать рано, чтобы подготовить все, что положено.
— Ну ладно, — проворчал император. И вдруг глаза у него загорелись:
— Тогда давай мне чашу! Я сам буду предлагать гостям фанты.
Вообще-то император предпочитал более ядреные развлечения, но это было что-то новенькое, а потому интересное.
Крисп с удовольствием отдал хрустальную чашу.
Прохладный, свежий воздух весенней ночи освежил ему голову. Шум кутежа в особняке стихал по мере того, как Крисп приближался к императорской резиденции.
Халогаи у входа кивнули ему; они давно уже привыкл и к Криспу.
Едва он улегся в кровать, как зазвенел колокольчик на красном шнурке. Крисп, нахмурясь, влез в темноте в тунику. Почему император вернулся так рано? Неужто он бросил гулянку лишь затем, чтобы попенять Криспу на преждевременный уход? Вообще с Анфнма такое сталось бы, но только не теперь, когда он так увлекся раздачей золоченых шариков.
В императорской спальне горело несколько ламп, но Анфима там не было. В постели сидела императрица.
— Никак не могу заснуть сегодня, Крисп, — сказал она. — Принеси мне чашу вина, пожалуйста. Это тебя не затруднит?
— Ничуть, ваше величество, — ответил Крисп. И при этом не покривил душой: какой вестиарий осмелится счесть затруднительной просьбу императрицы видесской? — Я тотчас вернусь.
Крисп нашел в столовой кувшин вина и налил чашу.
— Спасибо, — промолвила Дара и залпом, почти как Анфим, выпила вино. Она была обнажена, как и утром, когда Крисп впервые вошел в императорскую спальню, но не пыталась прикрыться; для нее он был все равно что евнух. — Принеси еще, будь добр! — сказала она, протянув ему чашу.
— Сию минуту! — отозвался Крисп.
