— Да, похоже на то, — раздумчиво сказал Маммиан. — Я знаю, что не больно-то помог вам осенью.
— Нет, но и Петронию — тоже. За это я тебе благодарен.
— Да уж надеюсь. Честно говоря, я выжидал. И извиняться за это не стану. Если бы вы заняли трон, не заслуживая его, Петроний быстро накрошил бы вас ломтиками. А я в конце концов помог бы ему; империи не нужны слабаки на троне. Но раз вы неплохо с ним сражались, и указы ваши по большей части были разумны… — Маммиан злорадно потер руки, — я помогу вам повесить шкуру этого сукина сына на стенке. Выкинул меня со службы, да?!
— Выкинул? — недоуменно повторил Крисп. — Но ты военачальник…
— … Провинции, которой военачальник нужен, как ящерице баня, — перебил его Маммиан. — Я был с Петронием, когда он пару лет назад попытался захватить Васпуракан. Я ему прямо сказал, что у нас силенок на это не хватит.
— Я ему сказал то же самое перед началом похода, — заметил Крисп.
— И что он сделал? — поинтересовался Маммиан.
— Попытался меня убить. — Крисп вздрогнул. — Едва не преуспел.
Маммиан хрюкнул.
— Мне он заявил, что, дескать, если я не хочу сражаться, так он исполнит мое желание. Так я и застрял на равнинах, где никогда ничего не случается. А теперь мне подвернулся случай отплатить ублюдку той же монетой. — Он погрозил приближающимся всадникам кулаком. — Вы свое еще получите, гады!
Крисп тоже наблюдал за надвигающимся противником. Несмотря на малый военный опыт, он оценил вражескую армию как равную собственной. Император криво осклабился — битва будет более кровавой и менее решающей, чем он рассчитывал.
Над центром вражеского строя реяло синее знамя с золотым солнцем — такое же, каким размахивал рядом с Криспом знаменосец. Это не просто путало — Криспу казалось, что он будет биться с собственным отражением.
— Крисп! Автократор Крисп! — кричали его солдаты. Люди Петрония в ответ выкликали имя своего командира.
Крисп обнажил меч. Пусть он не был солдатом, но в горячке боя искусство фехтования не так уж важно. Перед ним выстроился отряд халогаев, готовых уберечь его от схватки; яркое весеннее солнце блестело на бритвенно-острых лезвиях секир. Крисп не спорил с ними, понимая, что может еще повоевать, несмотря на все усилия своих охранителей; даже начальнику стражи не дано предугадать исход сражения.
С убийственной легкостью взметнулись в небо стрелы. Люди валились с коней. Кто-то бился, пытаясь встать; кто-то лежал неподвижно. Падали кони, давя своих всадников. Над полем разносились вопли людей и конское ржание. Раненые лошади носились панически туда и сюда, сбрасывая седоков и сея хаос в рядах остальных.
Два строя смыкались. То здесь, то там солдаты уже не осыпали друг друга стрелами, а кололи легкими пиками и рубили саблями.
Над полем стоял оглушительный грохот: вопли, крики, гром копыт и звон металла. Оглядываясь, Крисп не мог понять, какая сторона пока побеждает.
Он посмотрел вперед, на второе императорское знамя. С некоторым удивлением он узнал среди воинов Петрония — частью по позолоченной кольчуге и красным сапогам, а больше по надменной легкости, с которой Анфимов дядя восседал на коне. Петроний тоже заметил соперника; даже с двух сотен шагов Крисп ощутил, как столкнулись их взгляды. Петроний указал на Криспа мечом, и его последователи устремились вперед.
Крисп вогнал шпоры в бока Прогрессу. Гнедой мерин заржал от боли и ярости и рванулся вперед. Но халогаи тоже не дремали. Один за одним он вцеплялись в удила, уздечку, упряжь.
— Проклятье, пропустите меня, — взревел Крисп.
— Нет, твое величество, — отвечали ему северяне. — Мы разделаемся с мятежником за тебя!
Петроний и его свита были уже близко. Халогайской гвардии у него не было, но вокруг самозванца собрались самые близкие его соратники, самые верные и храбрые. Саблями и пиками они врезались в ряды императорских телохранителей.
Наслушавшийся баек, Крисп никогда раньше не видел, как же халогаи сражаются на самом деле. Первые их ряды были просто сметены, стоптанные конями или пронзенные пиками, прежде чем они успели хоть поднять секиры. Но падали и солдаты Петрония — от огромных топоров их кольчуги защищали не лучше, чем холстина.
Лишенные брони лошади страдали еще больше. Даже мясники на бойнях орудовали топорами менее длинными, тяжелыми и острыми, чем те, которыми орудовали могучие северяне. Одного удара доставало, чтобы уложить лошадь на полном скаку; второй отправлял к праотцам всадника.
Людей Криспа и Петрония быстро разделил завал из мертвых и раненых. Халогаи рубили поверх него, конники самозванца пытались одолеть преграду. Ряды телохранителей таяли. Крисп обнаружил себя в первых рядах, и занятые битвой халогаи уже не могли удержать его.
Там был и Петроний — размахивающий окровавленной саблей; уж ему-то никто не говорил, что он слишком важная персона! Крисп пришпорил Прогресса. Инстинкт прирожденного солдата заставил Петрония вовремя обернуться. Зарычав, мятежник отразил удар и нанес в ответ такой, что шлем Криспа зазвенел.
Сражаясь, они осыпали друг друга одинаковыми проклятиями:
— Вор! Грабитель! Ублюдок! Разбойник! Сукин сын!!!
Но халогаев осталось в живых больше, чем соратников Петрония, и они с именем Криспа на устах устремились на помощь императору.
Петроний был слишком опытным солдатом, чтобы погибнуть, сражаясь до последнего. Вместе с остатком своей гвардии он поспешно отступил, задержавшись лишь, чтобы в последний раз погрозить Криспу кулаком. Император ответил фигурой из двух пальцев, популярной на улицах города Видесса.
Центр держался. Крисп огляделся, чтобы выяснить, как обстоят дела на флангах. Равновесие сил сохранялось. Ряды его войска проседали немного на левом фланге, ряды солдат Петрония — на правом. Ни у одного из военачальников не хватало сил, чтобы вывести часть армии из сражения и ударить по слабому месту в рядах врага, не подставив этим самым под удар себя. А потому солдаты рубили, и кололи, и резали, и кричали, и истекали кровью — и все ради сохранения равновесия.
Это мучило Криспа больше всего. Он полагал, что если война и имеет цель, так в том, чтобы решить вопрос быстро и навсегда.
Бесцельные страдания казались ему нелепым мотовством. Но когда он сказал об этом Маммиану, генерал покачал головой.
— Чтобы добраться до столицы, Петронию надо обойти вас. Ничья ему ничего не даст. А для ваших людей это первая проверка верности и мастерства. Ничья для вас ничем не хуже победы, потому что вы покажете империи, что не уступите сопернику на поле боя. И тогда, учитывая, что город Видесс ваш, я не стал бы ставить на Петрония.
Крисп неохотно кивнул. Именно холодный здравый смысл, как у Маммиана, он и старался в себе воспитывать. Но чтобы рассматривать с точки зрения здравого смысла простершуюся вокруг Криспа фабрику человеческой боли, требовалось больше самообладания, чем мог найти в себе император. Крисп хотел сказать об этом Маммиану, но тот не слушал его. Генерал всматривался в левый фланг, точно крестьянин, почуявший перемену погоды в разгар страды и опасающийся за свой урожай.
— Что-то там случилось, — произнес он уверенно.
Крисп тоже глянул налево. Он не так легко, как Маммиан, уловил странное скопление людей на фланге своих боевых порядков, уловил крики — тревоги, ярости и затем — триумфа. Стекавший по его лицу пот резко похолодел.
— Предательство, — выговорил он.
— О да. — Маммиан вложил в два эти слова бездну значения.
Генерал взревел, подзывая гонца, и принялся торопливо отдавать приказы, затыкая прореху в строю. Потом он замолк, пригляделся, и против его воли по лицу Маммиана расползлась недоверчивая
