часто, исключительно в красивых, длинноногих и ухоженных. Почти всегда ему отвечали взаимностью и ждали серьезных предложений, невзирая на его бедность по нынешним стандартам. Напрасно ждали. К таинству брака Ю.Б. был по-прежнему не готов. Внебрачный статус компенсировал нежностью и умением предугадывать любовные предпочтения временных подруг, даря им стопроцентное удовлетворение. Чему способствовало и крепкое здоровье, доставшееся от казачьих предков и усиленное физкультурой. Короче, роль любовника в этой жизни удавалась ему лучше всего. Как ему казалось, лучшие годы жизни были связаны именно с периодами любви.
Ю.Б. любил красивые места, будь то городские улочки или далекие острова в заливе и затерянные лесные тропы. Любил бродить вдоль набережных каналов и речек, любил многолюдные проспекты и городские сады. В городе, среди тысячи прохожих, он чувствовал себя, как в лесу, умиротворенно одиноким, незаметным и независимым. Любил смотреть и наблюдать за людьми, общения с которыми избегал. Обруч дал ему новые возможности, одно временно лишив удовольствия неспешного потягивания пивца на террасе в летний вечер.
Но наслаждаться сверхъестественным зрением мешало беспокойство. Обруч врос в его плоть. Безболезненно и прочно. Сколько ни пытался Ю.Б. снять всемогущий глаз, вернувшись домой из лесного похода, ничего не получалось. Возникли вопросы. «Обруч одноразового использования одним носителем? Имеется ли секрет избавления от него? Типа ампутации внезапно выросших крыльев. Нетипично. Неэстетично с точки зрения бескрылого большинства, но как практично и поэтично! Вспорхнул и полетел. Стоит ли ломать голову из-за внезапного дара всевидения и подсматривания? Возможности прокручивать яркие зрительные образы волевым усилием или легким движением мысли? Обруч в тысячи раз усилил зрительную память. Обруч заменил фото и видео, оптику бинокля, монтажное оборудование режиссера документального кино. Правда, кино — только для одного зрителя. Но каково происхождение обруча? Возникнут ли побочные явления от нового органа зрения? Может быть, обруч— ретранслятор видеоинформации для обитателей Луны? Инструкция ведь к обручу не прилагалась», — раздумывал Ю.Б., всматриваясь в профиль юной художницы, сосредоточенно покусывающей кончик кисти на спуске к Фонтанке, под чугунной оградой дворца. Девчонка была вызывающе неопрятна и антигламурна. Вся в черном, мятом, мешковатом, в смазанных каплях красной краски. Смуглая щека покрыта белыми брызгами. Рыжие вьющиеся волосы стянуты полосатой георгиевской ленточкой. Пухлые губки, аккуратный носик, высокий лоб, большие глаза. Прикид творческой личности не скрывал, однако, идеальные формы женского тела, скорее подчеркивал там, где надо, прелестные выпуклости и изогнутости. Девочка искренне играла в богему. Ее подруга, прислонившись спиной к гранитной стенке, впитывала вечерний загар прыщеватой кожей миловидного лица юной искательницы смысла жизни, обхватывала губами зеленое горлышко пивной бутылки и перелистывала «Жизнь Ренуара» Анри Перрюшо. Под бронзовым хвостом клодтовского коня «синяки», уткнув носы в общий мобильник, о чем-то спорили, вяло жестикулировали, одновременно вытягивая руки в сторону цирка. Вспухшие загорелые лица сохраняли застывшее выражение безразличной злобы. Два курсантика, в мышиных мундирах на вырост, остановились подле непрезентабельной компании, пошевелили строгими губами, и ссутулившиеся «синяки» поволокли ноги в одинаковых зимних кроссовках на гранитную набережную. Освободившееся место заняла не озабоченная диетическим питанием группа туристов из штата Техас, если верить надписям на синих майках. «А в кино американцы красивы и стройны, а приезжают некрасивые и толстые, — подумал Ю.Б. — Иллюзия и реальность».
Чуть поодаль унылый менеджер, при пиджаке и ярком галстуке, старательно вдавливал отжеванный комок резинки в перила моста. Рядом фотографировались и обнимались. Запускали окурки и сплевывали в воду. Целовались взасос. Менялись лица девушек, юношей, мужчин и женщин. Иногда кто-нибудь, из чувствительных натур, ощущал на себе пристальное внимание, настораживался, оглядывался в поисках подсматривающих глаз, прикасался пальцами к щеке или к виску и устремлял взгляд в сторону Ю.Б. Взгляды встречались. Ю.Б. всматривался в увеличенное изображение глаза, пытаясь проникнуть в черноту расширенного зрачка посередине цветной радужки, рассматривал мелкую сетку кровеносных сосудов, огромные ресницы, розовые веки и тени под глазами. Человек на далеком мосту был во власти проникающего взгляда. На пару секунд человек превращался в городскую статую, потом оживал, встряхивал головой и что-то говорил своему попутчику. «Вот вам и гипноз на расстоянии, ах, эти глаза напротив», — не без удовольствия отмечал Ю.Б. и разом охватывал взглядом мосты, дворцы, прохожих и автомобили. Из Итальянской ловко вырулил и припарковался к поребрику, за спиной Ю.Б., ярко-красный купе. Тонированные стекла не скрывали от любопытных глаз Ю.Б. шестидесятилетнего водителя со слюнявой улыбочкой и разрумянившимися щечками и его спутницу, лет восемнадцати, с губами, сложенными в трубочку, и слегка зажатую неопределенностью складывающихся отношений. Временные изъяны тощеватой шеи старика скрывал белый шарфик с красными драконами, волосы из крупного носа с синими прожилками старательно удалены, ногти на чистых пальчиках отманикюрены до блеска, зубы неправдоподобно ровны и белы. Старичок накрыл левой ладонью тонкие ручки девушки, пассивно скрещенные на круглых коленках, морщинистыми пальцами правой руки стал нежно гладить голое плечо и что-то обещать. Девица сидела прямо, неподвижно, но вполне доступно. «Что-то она получит взамен? Клевые шмотки, богатый парфюм, карманные деньги на мелкие расходы? Титул „Мисс Подруга Важняка“ или съемную квартиру в спальном районе?» — подумал Ю.Б., повернулся лицом к автомобилю и стал смотреть пристально в тонированное стекло. Старый любитель девочек метнул взгляд на любопытствующего нахала и облизал толстую губу. «Старичка понять можно», — усмехнулся Ю.Б., рассматривая практически раскрытую грудь старательно загорелой девицы. Помахал рукой автомобилю, бросил взгляд на запыленные животы кучерявых младенцев на фризе дворца и пошел вверх по Фонтанке. Густые брови сладострастника приняли вопросительное положение, он настороженно огляделся и отстранился от сладенького.
Прогулка по любимому маршруту. Раньше его взгляд скользил, перебегал, цеплялся, задерживался на фасадах, портиках, треугольных фронтонах, пилястрах, круглых попках и загорелых животиках, прогулочных катерах и на крутых «байках», на ограждениях мостов и набережных, на лицах, вывесках, пролетах мостов, на ножках, спинах и затылках, на облаках и воде. Он примечал забавные персонажи и уличные сценки, выхватывал в толпе знакомые лица публичных людей, сохраняя в памяти события всероссийского масштаба. И, конечно же, многое забывал. Хождение и смотрение было неотъемлемой частью его городской жизни. Теперь он наслаждался высматриванием и дотошным рассматриванием приглянувшихся объектов и вечерним просмотром качественного материала, отснятого своими глазами и обручем.
Гранитный изгиб набережной от Мало-Конюшенного моста к Певческому завораживает пастельными фасадами строений, блеском воды и летней безмятежностью лиц плывущих экскурсантов. Раскрытое окно на третьем этаже. Царапина под коленкой загорелой ножки, складочка на животике, серебряные колечки в бровях, круглые наушники, сигаретка в детских пальцах. Девчонка устроилась на широком подоконнике и ритмично подергивает черной челкой. Сквозь запыленное стекло верхнего окна смотрит пушистый котяра с белой манишкой и здоровенными усищами. Почувствовав подсматривающий взгляд, кот повернул голову, тронул носом стекло и заулыбался. На подоконнике соседнего окна стоят, возможно, с осени семнадцатого года, граммофон и штоф с засохшей розой. Юркий роллер обогнул громоздкий внедорожник и прыгнул на тро туар, чуть не сбив коренастого японца. Блондинка за рулем коротко шевельнула сиреневыми губами и перламутровой ладошкой хлопнула по коже руля. Японец улыбнулся, как кот в окне. На правую руку ангела мира сел и косо расправил крылья серый ворон. «Забавно», — подумал Ю.Б. и направился к ко лонне.
Пересекая площадь, Ю.Б. рассматривал жизнерадостные лица молодых китайцев, загорелых и подтянутых пенсионеров из Германии, неутомимых скейт бордистов, утомленного впечатлениями папашу, с уверенностью очевидца, объясняющего семейству, откуда и куда бежали революционные матросы. Ю.Б. привычно скользнул взглядом по барельефам, посмотрел на орлов с лавровыми ветвями в когтях и впервые увидел в венке из дубовых листьев «Всевидящее Око» и надпись «1812». Посмотрел вверх. Сложив черные крылья и раскрыв черный клюв, ворон смотрел вниз, крепко вцепившись лапками в палец ангела.
«Что бы это значило? » — подумал Ю.Б., охватывая панорамным зрением скопление автобусов, брусчатку площади, колесницу с шестеркой коней и воинами-копьеносцами, лица сотен людей, громаду собора, деревья, шпиль и мальчика с сонным удавом на плече, смотрящего в объектив маминого фотоап парата.
— Слепому вернули зрение. Как он станет жить? Ну, сначала будет на все смотреть широко раскрытыми глазами, побежит в Эрмитаж и Дом кино, скупит в киосках глянцевые журналы. Потом пообвыкнется, присмотрится, приглядит себе жену и зрячую профессию. И будет просто жить. Смотреть телевизор и пялиться на девок. А если ты одноглазый? Двумя глазами лучше видно. А если у тебя три глаза? Что бы ты делала, если бы вдруг твои глаза стали видеокамерой? — Ю.Б. затер окурок, провел кончиком пальца от уголка правого глаза к ушной раковине и повернул голову в сторону Анны, лежащей голышом на широченной кровати с довольной улыбкой.
— Я сняла бы тебя во время акта, и одинокими ночами просматривала бы самопальную порнуху, и мастурбировала бы до полной остановки пульса, — Анна потянулась, вытянула загорелые руки и требовательно прошептала: — Иди сюда. Хочу еще разочек. Once more time, please.
— А передохнуть? Не юноша, чай, — Ю.Б. склонил голову и стал рассматривать красивую линию груди, шеи, растрепанные густые волосы, приоткрытые пухлые губы ненасытной Анны, изгибы бедер и длинных ног.
— Вечно ты так. Выпей кофе, съешь шоколадку — и в койку, — скомандовала Анна, изобразив каприз на привлекательном лице умной, самостоятельной женщины, охваченной желанием и ждущей очередного удовлетворения. — Не то уволю без права на прощальный поцелуй.
Ю.Б. стоял спиной к раскрытому по случаю жары окну и затылочным зрением заметил страдания красномордого с биноклем на пятом этаже двенадцатиэтажки, выискивающего эротику за стеклами соседних домов. Вот он наткнулся на что-то интересное. Движение бинокля прекратилось. Красномордый замер, облизал мясистые губы, сглотнул слюну, раскрыл рот и застыл. Ю.Б. усмехнулся и задернул шторы. Потом шагнул к рыжеволосому соблазну, лег рядом на темно-вишневые простыни и стал ласкать красивое тело в загаре без белых полосок на спине и попке.
— В пятницу у нас корпоративка на теплоходике. Хочу, чтобы ты присутствовал, — Анна выгнула ладошку и продемонстрировала идеальный маникюр:— Посмотри-ка, нравится?
— Нравится. Кор-пора-штифт-ка. А что там делать непьющему человеку? Тоска зеленая.
— Я буду там. Этого недостаточно? Будешь развлекать меня. И с каких пор ты непьющий? Не смеши меня.
— С тех самых пор. Да и не люблю я этих твоих деловых мальчиков и девочек. — Ю.Б. недовольно поморщился. — Скучно слушать про крутые «тачки», убойные вечеринки, про кредиты и проценты. Сиди и кивай трезвой головой.
— Во-первых, эти мальчики и девочки пашут на меня и приносят мне хорошие деньги. Во-вторых, не хочешь — не слушай. Будем танцевать всю ночь и где-нибудь в закутке совокупляться. Как тебе такая перспектива?
— Заманчиво. Любовь в машинном отделении. Полный вперед, полный назад. Полный вперед, полный назад. Стоп машина. Отдать конец.
— Фу, как по2шло. Испоганишь мечту одинокой женщины и доволен. А еще интеллигент.
— Не преувеличивай. Какой я интеллигент? Так, погулять вышел.
— Это не твоя фраза. Украл, паршивец. Где-то я слышала про «погулять».
— Образованная, красивая, богатая. Женщина-мечта.
— Ну, хватит издеваться. Пошли в ванную. Мне на работу пора. Зарабатывать надо на домик в Финляндии. У озера, среди камней и сосен. И чтоб ни одной скифской рожи поблизости. Устала я, знаешь, от откатов, чиновников, пожарников. От всей этой сволочи. А эти выборы-перевыборы! Единые, неединые, на все согласные. И лживые все — до тошнотворности. На-до- ело! — Анна села и подтянула ноги к груди. — Извини, некому мне больше пожаловаться.
— Аполитично и непатриотично. И, главное, концентрация русских в стране Суоми колоссальна до неприличия.
— Молчи уж, патриот махровый. Дождешься от тебя слова утешения,—Анна резко опустила на пол длиннющие ноги и потянула Ю.Б. за руку.
После совместного купания, закономерно приведшего к взаимным ласкам, поцелуям, стихийно возникшей эрекции и интроэкции на скользкой поверхности эмалированной ванны, Анна первым делом схватилась за мобильник и стала давать указания секретарше, ссылаясь на то, что задерживается на неопределенное время в офисе нового партнера.
— Вот опаздываю из-за тебя, самец. Останешься или домой поедешь? — Анна быстро облачалась в черное белье, тончайшие чулочки, летний деловой костюмчик. Быстро подкрасила губы и взмахнула щеткой над рыжеватыми вьющимися волосами.
— Поеду. Обмозговать кое-что надо. Типа поработать.
— Тогда поторапливайся, работничек. В машине покуришь. Ключи возьми. Поведешь. А я расслаблюсь. Затрахал, изверг, слабую женщину.
Сидя за обтянутым дорогой кожей рулем новенького кабриолета Анны, Ю.Б. в полной мере ощутил преимущества панорамного зрения. Он следил за дорогой, рассматривал обновленные фасады, всматривался в меняющиеся лица водителей и их пассажиров, наблюдал за Анной. Смотрел, как на ее лице по мере приближения к рабочему станку смывается выражение беззаботного счастья удовлетворенной женщины. Кончики губ едва заметно раздвигались в блудливой полуулыбке, крылья прямого носика вздрагивали. А заботы хозяйки крупной фирмы медленно сгоняли эмоции с нежной кожи. Настойчиво проступали черты расчетливой стервозности, свойственной некоторым бизнес-вуманшам. При этом лицо не теряло привлекательности и манящей сексуальности. Глаза по-прежнему лучились дурманящим светом, превращающим серьезных мужчин в покорных или теряющих самоконтроль гормонозависимых самцов.
