найдется кто-то еще, кто захочет перепродать его дороже. Это всего лишь вопрос цены. Главное, чтобы у тебя хватило денег.
Дом располагался на Николиной горе, уже в те времена вошедшей в моду и стремительно обраставшей поселками и коттеджами. Когда Артурчик, проезжая мимо, небрежно сообщал о том, сколько стоит сотка земли в том или ином месте, я не верил своим ушам. Крутя головой по сторонам, я поражался масштабам ведущегося строительства, оторопело прикидывая, в какие суммы это выливается. Артурчик посмеивался над моей провинциальной затхлостью и называл имена высокопоставленных чиновников и крупных бизнесменов, владевших самыми дорогими особняками.
Водитель, присланный Дергачевым, уверенно остановился перед высоким кирпичным забором, скрывавшим двор от нескромных глаз, и энергично посигналил. Про себя я отметил, что ориентировался он без труда — видимо, Дергачев частенько сюда наведывался. Однако чем занимался здесь наш московский директор, я не представлял.
Через некоторое время металлические ворота поползли в стороны, и нашим глазам в обрамлении декоративного приусадебного пейзажа предстал сам Дергачев, в халате, войлочной шляпе и тапочках, веселый и пьяный. На его лице горели красные пятна: видимо, он только что выскочил из бани.
— Долго же вы добирались! — упрекнул он нас, пожимая руки. — Я уж решил не дожидаться, первый заход в парилку без вас сделать. Ты езжай! — велел он водителю. — Раньше двух часов ночи не возвращайся, мы тут надолго!
Дергачев жизнерадостно засеменил к парадному крыльцу, указывая нам дорогу. Трехэтажный дом был, пожалуй, меньше Васиного имения или причудливого замка Виктора, но несравненно элегантнее. Его окружал ухоженный участок с аллеей деревьев, в которой прятались изящные беседки. И участок, и дом были подсвечены разноцветными прожекторами, что придавало им игру-шечно-сказочный вид.
— Ну, как хибара? — шепнул мне Дергачев. — Сойдет за третий сорт?
— Молодец! — похвалил я его. — Просто здорово!
Дергачев расцвел.
— Ты еще внутри не видел, — похвастался он. — Антиквариат, ценные породы дерева! — он зажмурился и замотал головой. — Телки, кстати, тоже полный улет! Через час будут. Фотомодели из одного московского агентства, ноги от ушей. К кому попало не мотаются, только к своим, проверенным клиентам приезжают. Дорогие, правда, сучки, но денег стоят. Твой прокурор обалдеет, помяни мое слово, — Дергачев кивнул в сторону Артурчика, который одобрительно осматривался. — Это он, что ли? Уж больно молодой. А как его фамилия?..
— Да нет, тот еще не приехал, — шепотом ответил я. — Как ты сюда внедрился?
— Приятель ключи оставил. Сам он сейчас за границей с семьей, ну а меня присмотреть попросил по старой дружбе. Я ему сегодня звякнул, предупредил о нашем мальчишнике. Он вообще-то спокойный парень, слова против не скажет, но я уж на всякий случай подстраховался, знаешь, чтобы потом лишних обид не было. Пятерку баксов ему пообещал. Для него это, сам понимаешь, не деньги, так — знак уважения.
Мои восторги сразу поубавились. Дело в том, что в Москву я приехал, располагая только своими средствами, которых было гораздо меньше, чем хотелось бы. Этим вечером я положил в сумку десять тысяч долларов — почти все, что у меня оставалось. Я не очень представлял, как я сумею покрыть предстоящие расходы, если половина моей наличности была лишь данью внимания, а не деньгами. Кое-что, конечно, еще лежало на кредитных карточках, но не густо.
Дергачев сразу повел нас в баню, находившуюся в пристрое. Особенность современной русской жизни заключается в том, что баня часто заменяет хозяину кабинет и гостиную: здесь он встречает гостей, ведет с ними деловые переговоры или просто по-дружески отдыхает. Поэтому в богатых домах наличие бани обязательно, тогда как библиотеки, как правило, отсутствуют. Исключение делается, лишь если книги представляют собой антикварную ценность, как картины, иконы или столовое серебро. Иначе большая библиотека способна навести посторонних на нежелательные подозрения, что хозяину нечем заняться.
Непритязательный приятель Дергачева был, вне сомнения, респектабельным и очень деловым человеком: принадлежавший ему банный комплекс включал в себя два бассейна в розовом мраморе, бильярдную, комнату для отдыха и небольшой зал с караоке. Я собирался выпить с дороги чаю, но Дергачев мне не дал.
— Потом, потом, — торопил он, не слушая моих возражений. — Тебя сейчас только баня спасет: я еще по голосу услышал, что ты простуженный.
Раздевшись и обернувшись мягкими полотенцами, мы нырнули в парную. Тут стояла невыносимая жара, и сильно пахло эвкалиптом. На верхней полке, наклонив седую голову и отдуваясь, сидел костлявый, очень загорелый мужик лет за шестьдесят, совершенно мокрый от пота.
— Ну, как ты тут, Семеныч? — приветствовал его Дергачев, залезая наверх, в то время как мы с Артурчи-ком малодушно остались внизу. — Живой еще?
— А чего мне сделается? — бодро отозвался Семеныч. — Чай, пупок от пара не развяжется.
В его морщинистом бронзовом лице читалась та замечательная порода, которую еще можно встретить в русской деревне, хотя все реже и реже. У него были серо-голубые глаза, прямой нос и правильной формы череп, к которому сейчас прилипли влажные вьющиеся волосы. Внешнее благообразие, впрочем, нарушалось специфическими татуировками: церковью с куполами, розами и кинжалами — свидетельством того, что немалую часть своей жизни Семеныч провел на иных полках, именуемых в просторечье шконками.
Присутствие в бане неизвестного мне сидельца меня неприятно озадачило. Можете считать меня неисправимым снобом, но уж если с меня берут пять тысяч долларов за вход, то я предпочитаю видеть внутри публику более пристойную, пусть не в смокингах, но хотя бы не в тюремных наколках. Я решил непременно объясниться по этому поводу с Дергачевым, но позже. Семеныч, впрочем, никакой неловкости не испытывал.
— Дергуша, поддай-ка еще, — по-хозяйски велел он, и я с удивлением увидел, как задиристый Дергачев послушно слез с полки, плеснул водой на раскаленные камни, разбрызгал остатки по стенам и вновь шмыгнул наверх. Сейчас, когда он был совсем голым, стало заметно, что, несмотря на худобу, у него намечалось брюшко, а шевелюра редела.
— Хорошая баня, — пробормотал он мне, щурясь от пара.
— Путевая, — подтвердил Семеныч. — Армяне две недели эту печку клали, со своим камнем приезжали. Генка ее потом на них же и проверял. Сперва натопил, а после загнал их сюда и запер. Говорит, если тяга правильная, то не угорят.
— Не угорели? — с волнением спросил Артурчик.
— Да ни на грамм! — успокоил его Семеныч. — Че им сделается? Старику только с сердцем плохо стало, но и то откачали. А я этим летом прям стосковался по бане!
Считай, семь месяцев в Сан-Тропе проторчал. А там откуда бани? Одни бассейны.
— Где вы проторчали? — переспросил Артурчик, решив, что ослышался.
— Да в Сан-Тропе, где ж еще! Лучше бы к свояку в Астрахань съездил, давно зовет. Арбузов бы поел да порыбачил, — в голосе Семеныча звучало легкое раздражение. — Я Генке так и сказал: в другой раз нипочем не полечу, даже думать забудь!
— Чем же тебе так не понравилось? — спросил Дергачев, незаметным подмигиванием и гримасами приглашая нас с Артурчиком к забаве.
— А че хорошего! Они там по-русски не говорят, а я по-французски ни бум-бум. У меня уши вяли ихнюю херню слушать!
— Почему же тогда все туда рвутся?
— Дураки, вот и рвутся! — убежденно возразил Семе-ныч. — Мода теперь такая. Куда им скажут, лохам, туда они и рвутся. Своего-то ума нет. Они, может, думают, что это город огромный, круглые сутки там мутеж-гал-деж. А там три улицы да набережная. Деревня самая настоящая, и делать нечего. Мы там еще «Мерседес» напрокат взяли за каким-то хреном. Ну и толку? Так он у нас и простоял без дела, раз пять,
