покупать — значит, про показания и не мечтай. В Москве кому-нибудь денег сунет, оттуда такое давление пойдет — караул! Полгода промаешься, а потом дело развалится за недоказанностью, и он же меня на посмешище выставит. Я весь в дерьме, а Аполлон чернявый — на коне! А с этой никчемной статьей — совсем другой коленкор. Понимаешь меня?
— Арестовать легче? — догадался я.
— Ну конечно! Выходит, что наш Храповицкий — никакой он не уважаемый гражданин, а социально опасный тип. Буквально головорез. Чуть что — за нож. Кстати, там у него при обыске полно ножей-то нашли. Видать, многих он резать собирался. Такой подозреваемый нуждается в срочной изоляции, иначе пырнет кого-нибудь. Уж больно он неуравновешенный.
Я был шокирован его цинизмом.
— То есть вы эту статью ему пришили без всяких оснований?! — воскликнул я.
— Как тебе не стыдно! — притворно возмутился Лихачев. — Еще раз такие слова произнесешь — выгоню вон и руки не подам! Пришили! У нас есть заявления свидетелей о том, как он им угрожал, запугивал, вынуждал к преступным действиям!
— Да ведь это выдумки! Вы сами в это не верите!
— Как же я могу не верить свидетелям? — с укором возразил мне Лихачев. — Кому же мне тогда верить? Храповицкому, что ли? Да ты же сам недавно слышал, как Кабанкова жаловалась на него. Плакала даже. Неужто тебе не жаль женщину?
Спорить дальше не имело смысла. Лихачев явно наслаждался этим фарсом и своей ролью, тогда как у меня внутри все прыгало. Не отвечая ему, я закинул ногу на ногу и принялся пускать в потолок кольца дыма, демонстрируя, что не намерен впредь развлекать его своим участием в его интермедиях.
— Значит, не доверяешь ты Кабанковой, — сокрушался между тем Лихачев, пытаясь вывести меня из оцепенения. — Почему, спрашивается? Как тебя убеждать — ума не приложу!
Он подождал еще, но я не реагировал. Лихачев задумчиво побарабанил пальцами по столу.
— Что ж, только одно остается, — обреченно заявил он. — Последнее средство. Ультима рацио, как в народе говорится. Придется ехать к Сырцову!
— Куда ехать? — ахнул я. Все мое показное безразличие разом слетело. Мне показалось, что я ослышался.
— К Сырцову. К Пал Николаичу! — ответил Лихачев как ни в чем не бывало. Он торжествовал,понимая, что опять сумел меня поразить. — Куда ж еще! Знаешь такого?
— Знаю — растерянно пробормотал я.
— Тебе ли не знать! Сколько лет он на вас батрачил, концы в воду прятал. А вы с Храповицким взяли за это и его подорвали. Гранату — шварк ему в харю! Получи, Пал Николаич! Вот она, храповицкая благодарность. Еле жив остался, бедняга. С того света врачи его вытащили. — Лихачев состроил скорбную мину, словно все, им описанное, произошло с его близким родственником.
— Это бред! — задохнулся я от негодования. — Храповицкий к этому покушению не имеет никакого отношения!
— А что это ты опять за всех отвечаешь? Откуда у тебя такое убеждение? Ты у них там седьмая свеча в пятом цилиндре, мелкий хулиган. Едем к Сырцову, у него все и спросим. Уж он-то лучше всех ведает, кто его заказывал и за что. Пошли-пошли, — поторопил он, вставая из-за стола. — Раз решили, чего время терять! Или ты забоялся?
И он устремился к двери. Я поднялся на ватных ногах. Голова моя шла кругом.
Едва черная «Волга» Лихачева выехала со двора налоговой полиции, как водитель привычным движением врубил сирену и так лихо топнул по педали газа, что машина подпрыгнула и рванулась вперед. Лихачев с досадой покосился на меня и хлопнул водителя по спине.
— Ну-ка, убери эту дребедень! — сердито потребовал он. — И скорость сбавь. Зачем народ пугаешь?
Тот бросил удивленный взгляд на сидевшего рядом с ним прилизанного помощника, но помощник лишь чуть заметно пожал плечами. Водитель нехотя повиновался.
— Любят они эту цветомузыку, — пожаловался мне генерал, словно все дело было в их своеволии, с которым он не успевал бороться. — Что с них взять! Ума-то нет.
По напрягшимся затылкам обоих я понял, что оценку, данную им начальником, они считают несправедливой. Впрочем, мне сейчас было совсем не до барских замашек генеральской челяди, идущих вразрез с его собственными демократическими принципами. Я лихорадочно соображал, зачем Лихачев тащит меня к Сырцову. В чем смысл этой внезапной очной ставки? Где тут западня? Знает ли он о моем утреннем визите в больницу? И если знает, то от кого? Сумела меня выследить наружка, или же ему донес Сырцов? Этот вариант был самым неприятным, но сбрасывать его со счетов было нельзя.
Я покосился на Лихачева, но он сидел, невозмутимо отвернувшись к окну, равнодушно разглядывая немноголюдные улицы воскресного города. И все же я не сомневался, что он догадывался о том, что происходило внутри меня, чувствовал мое смятение и играл на нем.
— А правда, что он тебя с работы вышиб? — вдруг спросил генерал. — Храповицкий-то?
— Я сам ушел, — буркнул я.
Я не собирался ему ничего объяснять, эта мальчишеская реплика вырвалась помимо моей воли. Генерал тут же понял, что наступил на больную мозоль.
— Морду тебе набил, — продолжал перечислять Лихачев. — При женщинах. Оскорблял. Жуликом называл. За волосы-то хоть не таскал?
Помощник впереди хихикнул. Я закусил губы.
— Ну и ладно, — вздохнул генерал. — Не хочешь рассказывать — не надо. Я ведь так просто спросил, по-товарищески. Что поделать, если у вас обычаи такие.
В отделении хирургии навстречу нам выскочил мой знакомый доктор. Должно быть, его предупредили о начальственном визите. Однако узнав меня, он что-то пробормотал о срочном вызове, шарахнулся в ближайшую палату и захлопнул за собой дверь. Генерал еле приметно усмехнулся, но ничего не сказал. Омоновцы уже стояли в струнку, Лихачев, не останавливаясь, снисходительно скомандовал им «вольно» и первым шагнул в палату Сыр-цова.
Сырцов неподвижно лежал на кровати и бездумно смотрел в потолок пустыми глазами. Заслышав наши шаги, он повернул голову, и в его лице сразу отразился такой ужас, что я невольно запнулся, испугавшись за него. Зато Лихачев, напротив, расцвел.
— Гляди, Пал Николаич, кого я к тебе привел! — весело закричал он, обнимая меня за плечи. — Старого твоего товарища! Доволен, да? А уж он-то как к тебе рвался! Переживает за тебя, ясное дело. Ну, что ж ты встал как вкопанный? — он подтолкнул меня вперед. — Обнимись хоть с Пал Николаевичем! Только сильно его не тискай, а то помнешь. Он у нас все же еще очень слабенький. Я имею в виду после операции.
Фамильярность, с которой обращался Лихачев к Сырцову, свидетельствовала о том, что эта встреча была далеко не первой. Сырцов переводил больной затравленный взгляд с меня на генерала, не понимая, что означает наше совместное появление в его палате, к тому же в обнимку.
Я медленно приблизился к его постели, протягивая ему руку. Он страдальчески сморщился.
— Зачем? — укоризненно простонал он, обращаясь к генералу. — Зачем вы его сюда привели?
— Вот те раз! — переполошился Лихачев. — Ты что же, выходит, не того, не рад ему? А он мне клялся, что вы с ним чуть ли не братья!
— Мы не братья, — прошептал Сырцов. — Я видеть его не могу.
Лихачев с укором уставился на меня.
— Наврал мне, значит! Обвел меня вокруг пальца! А я ведь чуял, что нельзя ему верить. А все равно поддался! — он был расстроен. — Сам не понимаю, как получилось? — Лихачев покаянно развел руками. — Ты уж меня извиняй, Пал Николаич! Не желал я тебя огорчать. Просто уж больно он хитрый. Ушлый. Кого хочешь обманет! Неспроста его Храповицкий в подручных держал. Я ведь сегодня вообще случайно на работе оказался. Заскочил на минутку, а тут он, как раз он врывается! Не иначе как караулил. И давай меня с порога чехвостить! Дескать, вы что же тут натворили в мое отсутствие? Я, мол, специально из-за границы
