скакалку или другой невинной детской забаве. — На улицу. Раз — и готово!
Не вставая с корточек, она взглянула на него снизу вверх и, со страху потеряв равновесие, села на пол.
— Ты че, вообще, что ли, ненормальный? — пробормотала она.
— Давай, давай, ты же смелая! — поторопил ее Виктор.
Схватив ее за жидкие волосы, он рывком поднял белобрысую на ноги и развернул к подоконнику.
— Залезай, я пока окно открою. Четвертый этаж, тут делать нечего.
— Пятый, — опасливо поправил начальник охраны, еще не решаясь вмешиваться.
Я тоже как-то не верил в то, что Виктор сиганет вниз, полагая, что он просто хочет проучить малолетку. Однако на всякий случай я придвинулся ближе.
— Подумаешь, пятый, — фыркнул Виктор. — Фигня сущая. Если повезет, только ноги переломаем. Черт, да помогите же мне с этим окном! Оно тут гвоздями заколочено, что ли?
Одной рукой он по-прежнему держал белобрысую за волосы, другой немилосердно дергал ветхую оконную раму. Рама не поддавалась, с нее сыпалась облупившаяся краска. Белобрысая пробовала вырваться, но Виктор ее не выпускал. Толстая Юля прижалась к стене, рот ее был приоткрыт.
— Ты че? — испуганно тараторила белобрысая. — Пусти! Ай, больно же! Ты че взбеленился? Че я тебе сделала?
— Вышибайте окно! — потеряв терпение, скомандовал Виктор охране. — Живо!
Начальник охраны обернулся на меня.
— Не вздумай, — воскликнул я.
— Отстань, дурак! — кричала белобрысая, пытаясь разжать руку Виктора. — Помогите же! Че вы все, блин, встали как вкопанные?! На помощь!
— Не ори, я с тобой, — смеялся Виктор. — Вместе сдохнем! Боишься, крыса? А так — боишься?
Он оскалился и размахнулся для удара. Она заверещала, как заяц, и, зажмурившись, втянула голову в плечи. Юля тоже заорала, хотя и с некоторым опозданием. Фонарик подпрыгнул в руке начальника охраны и на секунду выхватил из темноты искаженное ужасом лицо белобрысой и ухмылку бьющего Виктора.
— Стой! — крикнул я, рванувшись вперед.
Виктор ударил со всей силы, но не белобрысую, а в окно, рядом с ее лицом. Его кулак прошиб стекло в обеих рамах и вылетел наружу. Если бы начальник охраны не обхватил его в последнюю минуту, Виктор мог, потеряв равновесие, вывалиться на улицу. Осколки со звоном посыпались на пол и на асфальт во дворе.
— А так боишься? — повторил Виктор и ударил в соседнюю раму. И снова раздался звон стекла.
— Виктор Эдуардович! — ахнул начальник охраны, крепче прижимая его к себе. — Да вы успокойтесь!
— Прекратите это безобразие! — раздался дребезжащий старческий голос за нашей спиной. Видно, кто-то из соседей Виктора взывал к нам из-за запертой двери. — Я немедленно вызываю милицию!
— Пшли к черту, бараны! — привычно огрызнулся Виктор. — Сейчас оболью бензином да подожгу!
Он посмотрел на свой изрезанный осколками, окровавленный кулак с впившимся мелким стеклом.
— Испугалась, дура, — с беззлобной насмешкой проговорил он, отпуская белобрысую. — А чего, спрашивается? Я же пошутил.
Белобрысая приоткрыла глаза, увидела прямо перед собой окровавленную руку, взвизгнула и шарахнулась в строну.
— Псих! — выкрикивала она, кубарем скатываясь по ступенькам. — Дурак больной!
Толстая Юля, косолапя, побежала за ней.
Виктор стоял, криво улыбаясь, потряхивая изувеченной кистью, из которой хлестала кровь.
— Как вы, Виктор Эдуардович? — спрашивал начальник охраны, не выпуская его из объятий.
— Нормально, — пожал плечами Виктор.
Ничего нормального, между тем, не было. Судя по обилию крови, он стеклом перерезал себе вену и нуждался в срочной медицинской помощи. Выглядела его рука пугающе.
— Надо перетянуть ему запястье, — бросил я охране, хватая Виктора за плечо. — Быстрее, ребята.
Виктор отмахнулся, перемазав меня кровью. Охранники тут же окружили его. Виктор слабо отбивался.
— Отстаньте, идиоты, — хрипел Виктор, вырываясь. — Я спать хочу.
Галстуком мы туго перевязали ему предплечье, а носовыми платками замотали рану. Когда с этим было покончено, мы совместными усилиями повели Виктора вниз, к выходу, чтобы отвезти в больницу. Он шел, спотыкаясь, и почти не сопротивлялся, лишь невнятно ворчал себе под нос ругательства. Мне показалось, что он как-то сразу устал и обмяк.
— Выпить дайте, — попросил он, когда мы усаживали его в машину.
Спиртного больше не было, и кто-то из охранников бегом кинулся в ларек за углом, работавший круглосуточно.
— Предупреждал я вас, что хуже будет, — улучив минутку, вновь упрекнул меня начальник охраны. — Надо было браслеты на него одевать.
— Не знаю, — ответил я, глядя на затихавшего Виктора.
Но в глубине души я был убежден, что с наручниками вышло бы еще хуже.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Настоящее массовое мероприятие, согласно русскому миропониманию, должно начинаться торжественно и чопорно, длинными речами или даже церковной службой. А заканчиваться беспорядочно и весело, например дракой или загулом со случайными женщинами. Поэтому самые значимые русские праздники, такие как Пасха, свадьба, День милиции или похороны близкого родственника, обычно состоят из двух частей: официальной, куда зовут всех, и неофициальной, на которую допускаются лишь избранные. Ибо скучать в зале можно с кем попало, зато похабничать и драться лучше со своими.
Официальная часть девятидневных поминок по Владику прошла в каком-то кафе днем во вторник. Туда меня никто не звал, и ее я благополучно пропустил. А вот на вечеринку, которую устраивал по этому поводу Пономарь у себя дома, мы с Виктором поехали, поскольку Пономарь пригласил нас обоих, таинственно намекнув, что успел повидаться с Лихачевым и сообщит кое-что важное. Виктор, впрочем, считал, что никаких серьезных переговоров у Пономаря еще не было, поскольку Лихачев к ним пока не расположен. Просто Пономарь где-нибудь случайно поймал генерала, перекинулся с ним парой ничего не значащих слов и теперь намерен травить нам всякую ерунду, набивая себе цену.
Виктор вообще был в этот вечер немногословен, мрачен и почти что трезв. Я отлично понимал причины его дурного настроения. Во-первых, весь его зимний транспорт находился в ремонте, и мы добирались на джипе, который он позаимствовал у Анжелики. Во-вторых, вышибая окна в воскресенье, он повредил сухожилие, которое пришлось сшивать, и теперь, по мнению врачей, его кисть могла частично утратить подвижность. Он то и дело косился на свою забинтованную руку и шевелил пальцами.
О неутешительном медицинском прогнозе я знал от охраны Виктора, ему самому я старался не задавать лишних вопросов. Кстати, я тоже полагал, что из сложившейся ситуации Пономарь попытается выжать максимум выгоды для себя, а в успех его миссии с Лихачевым я вообще верил слабо.
Компания, собравшаяся у Пономаря, как легко догадаться, состояла в основном из дам. Негромко играла музыка: что-то эстрадное, любовное, тягучее, вполне соответствующее духу поминок. В глубине гостиной, на диване, молча курили Диана и Настя. Печальная Настя была в темной вязаной кофте, ужасно не шедшей к ее детскому, простодушному лицу в веснушках. От слез ее глаза покраснели, а нос распух. Зато
