Губернатор обычно сам решает, кого взять с собой, а кого оставить, и чаще всего происходит это экспромтом. Поэтому я прямиком направился к банкетке, надеясь, что никто не станет проверять, приглашал меня Лисецкий или нет. Мой расчет оправдался, меня не остановили.
Приоткрыв дверь, я увидел, что в помещение набилось человек сорок, не меньше. В центре стола восседали Лисецкий и генеральный директор автозавода Разбашев, оба в элегантных, дорогих темно-синих костюмах и ярких галстуках. Разбашев был статным русоволосым мужчиной средних лет, с высокомерным лицом, тяжелым взглядом и решительным подбородком.
О взаимной неприязни директора с губернатором по области ходили легенды. Рассказывали, как порой, сталкиваясь нос к носу в депутатском зале Шереметьево, они прятались в туалете, лишь бы не здороваться.
Разбашев, возглавляя одно из крупнейших производственных объединений страны, считал себя выдающимся руководителем, хозяйственником и человеком дела, а Лисецкого — болтуном, интриганом и фанфароном. В Уральск Разбашев не ездил, губернаторские приглашения игнорировал, политикой не интересовался, в свой бизнес Лисецкого не пускал. Автогигант давал в областной бюджет до тридцати процентов налогов, и Разбашев полагал, что за такие деньги Лисецкий может и потерпеть.
Лисецкий, разумеется, терпел, но скрежетал зубами при одном упоминании Нижне-Уральска. Как и все представители новой русской знати, Лисецкий был исключительно завистлив. Мысль о том, как много ворует Разбашев, сводила его с ума. За глаза он называл Разбашева хамом и жлобом. В глубине души он был бы рад, если бы Ельцин разбашевскую программу зарубил, однако способствовать этому Лисецкий не мог, все из-за тех же налоговых поступлений.
В сегодняшнем мероприятии Разбашеву доставалась ведущая партия, тогда как губернатор отходил на второй план. Понятно, что их чувства по этому поводу были диаметрально противоположными. Сидя вплотную друг к другу, они упорно смотрели в разные стороны, отдаленно напоминая двуглавого орла с российского герба.
Бедняга Силкин, мэр Нижне-Уральска, зависел от них обоих и до смерти боялся испортить отношения с любым. Он нервно ерзал подле Разбашева, заглядывал через него в глаза Лисецкому и угодливо улыбался то одному, то другому.
По правую руку от губернатора располагался не кто иной, как сияющий Плохиш. Его я никак не ожидал здесь увидеть, будучи уверен, что он давно находится за пределами России. Заметив мое изумление, Плохиш мне игриво подмигнул.
Мой ночной кошмар, генерал Лихачев, демонстративно сидел в углу, подальше от губернатора. Закинув ногу на ногу, он бросал иронично-вызывающие взгляды на других силовиков: начальника областного УВД Поли-вайкина и начальника ФСБ Зайцева. Увидев меня, он покачал головой, будто удивляясь моей дерзости, и отвернулся. Был тут и Ефим Гозданкер, который мокрыми губами что-то шептал на ухо прокурору области.
Стол был накрыт, но поскольку угощение предназначалось для высокого гостя, то к еде никто не притрагивался, за исключением губернатора. Он ел оливки, а косточки выкладывал на тарелку перед Плохишом. Кстати, вице-губернатор по сельскому хозяйству, необхватный Семен Калюжный тоже, кажется, что-то торопливо жевал, низко склонив голову над тарелкой. Судя по той скорости, с которой двигались его уши в такт работающим челюстям, он ужасно боялся попасть под губернаторский гнев. Но сдержаться все равно не мог.
— Жаль, конечно, что Борис Николаевич к нам одним днем прилетает, — сетовал Поливайкин. — За один день ничего не увидишь! Остался хотя бы на выходные, мы бы охоту ему организовали, в баньке бы его попарили.
— Ему, с больным сердцем только в бане и париться! — саркастически отозвался Разбашев.
— А мы бы аккуратненько, не во вред, — осклабился Поливайкин. — У нас в заказнике банька есть срубовая — чудо. И егерь там один так веничком березовым обмахивает — дух захватывает! Прямо мурашки по коже! Я к нему министра нашего возил, тот больной весь прилетел, простуженный. Так мы его живо на ноги тут поставили. Эвкалиптом поддавали, все хвори как рукой сняло! Он на радостях аж ружье егерю подарил. В Москву с собой его звал, да тот отказался.
— Борису Николаевичу у нас не до бани будет, — подал голос Щетинский. — Он к нам по особому вопросу прибывает. Тут государственная задача одна есть... — он многозначительно замолчал.
— Это какая же? — надменно поднял бровь Разбашев.
Разбашев, ощущая себя хозяином сегодняшего торжества, полагал, что никто не может быть осведомлен о ходе мероприятия лучше, чем он.
— Да видишь, он хочет нашему Егору Яковлевичу должность вице-премьера предложить, — таинственно понижая голос, поделился Щетинский.
— Да ну! — поразился Поливайкин, приоткрыв рот и сверкнув золотыми зубами. — А это хорошо или плохо?
Остальные тоже вытянули шеи, прислушиваясь к словам Щетинского.
— Надо же ему перед выборами правительство укреплять, — авторитетно пояснил Щетинский. — Там ведь из регионов нет никого. А голосовать не Москва будет, а Россия! Борис Николаевич — известный политик. Чует нужный момент! — Щетинский погрозил пальцем невидимым врагам.
— Правда, что ли, Егор Яковлевич? — в сомнении повернулся Поливайкин к Лисецкому.
— Не знаю, не знаю, — загадочно посмеивался Лисецкий и делал томные глаза. — Я сплетен не слушаю, а официально мне никто ничего не предлагал.
На самом деле этот сенсационный слух среди губернского бомонда Лисецкий распустил лично. Суть заключалась в том, что Ельцин, якобы напуганный возможным участием уральского губернатора в президентских выборах, предлагает ему дружбу и высокую должность. Не далее как вчера Лисецкий под большим секретом поведал эту историю Щетинскому. Тот, разумеется, не поверил, но виду не подал и вот сегодня подыгрывал губернатору, рассказывая эту фантастическую версию уже от своего имени.
— Чего только не наплетут, — презрительно пробормотал Разбашев. — Делать людям нечего, только сказки выдумывать.
Лисецкий обиженно поджал губы. Силкин напряженно заморгал.
Воспользовавшись тем, что все внимание было приковано к первым лицам, я начал осторожно протискиваться в сторону прокурора. До прокурора я, впрочем, не добрался, Лисецкий меня заметил.
— А тебя кто сюда звал? — осведомился он громко и грубо. Он злился на Разбашева и искал, на кого выплеснуть раздражение.
Все головы вмиг повернулись в мою сторону.
— Как он здесь оказался? — продолжал губернатор, обращаясь к присутствующим. Они молчали.
— Я не знаю, — залепетал Ковригин, ощущая себя виновником происшедшего. — Я велел, чтобы его в VIP-зал вообще не пускали.
— Но он же здесь! — сердито возразил губернатор.
Под пристальными взглядами окружающих я почувствовал, что заливаюсь краской.
— Извините, если своим приходом я доставил вам неудобство, — проговорил я, стараясь говорить весело.
Лисецкий рассвирепел еще больше.
— При чем тут неудобство? — оборвал он меня. — Это официальное мероприятие, на нем присутствуют лишь официальные лица, а не кто попало!
Я мимоходом взглянул на официальное лицо Плохиша. У него хватило совести отвести глаза. Зато все остальные таращились на меня, как на диковинного зверя. Меня бросило в жар.
— Я хотел с вами повидаться по важному вопросу, — предпринял я последнее, отчаянное усилие.
— На прием запишись, — отрезал Лисецкий. — У меня для встреч с гражданами приемные дни существуют. Первый четверг каждого месяца. А здесь тебе нечего делать.
Я готов был швырнуть чем-нибудь в его холеную недовольную физиономию. В другое время я бы не стерпел. Но в другое время он и не стал бы так распоясываться.
Стиснув зубы, я молча вышел из банкетки. Щеки мои пылали, в висках громко стучало. Должно быть, полковники подслушивали, потому что они молча расступились, давая мне дорогу. Один из них осуждающе
