занимается. У меня в администрации вся работа парализована. Одна выемка документов за другой. Я прокурору уже три письма отослал. Дескать, вы направьте нам запрос, мы любые бумаги сами вам доставим, зачем же людей стращать и переполох устраивать. Ни ответа, ни привета. Встречается со мной — глаза прячет. Оно и понятно, он чужую волю выполняет. По сценарию не нужно, чтобы мы добровольно привозили документы. Надо, чтобы доблестные следователи героически врывались в кабинеты к пожилым теткам, пугали их до смерти и переворачивали все вверх дном. И чтобы все это обязательно снимали на камеру. А вечером, в новостях, всем показывали, как подлые городские чиновники трясутся при виде сотрудников правоохранительных органов. Так, конечно, эффектнее получается. А сам я вместо того, чтобы городским хозяйством заниматься, с допросов не вылезаю. То в одну инстанцию дергают, то в другую! И везде меня журналисты караулят. Им, видать, повестки раньше меня вручают.
— Но вас же не подозревают в причастности к этому взрыву? — недоверчиво начал я, но он меня перебил.
— Да какая разница, подозревают они или нет?! Главное, что они весь город в этом убедили. Сейчас любая бабка на рынке знает, что в мэрии Уральска орудует шайка оголтелых преступников, главарем которой является мэр города собственной персоной. И не поделив награбленное со своим заместителем, мэр пытался его прикончить. Во как! — от злости он рубил короткой рукой воздух в такт своим словам, и огонек сигареты плясал в темноте. — Жене телефон оборвали, мол, правда ли, что меня уже арестовали? Она, бедная, на улицу показаться боится. Про себя уж не говорю. Хоть хватай тулуп, да беги из города! А Лисецкий, который всю эту свистопляску затеял, только посмеивается да руки потирает. И еще всю эту бредятину, им же самим придуманную, в Москву шлет. Прямиком в администрацию президента. Дескать, глядите, с чем нам тут разгребаться приходится! Какие уж тут президентские выборы, если местный мэр — настоящий бандюга! Миллионы ыв сундуках держит да своих замов взрывает! Ты думаешь, почему Ельцин на меня в аэропорту окрысился? Да все поэтому!
Он с ожесточением швырнул окурок в воду и замолчал. Я не знал, что сказать. Признаюсь, я понятия не имел, что все зашло так далеко. Какие-то отголоски до меня, разумеется, долетали, но, закрутившись в водовороте наших проблем, я не воспринимал этот скандал всерьез, эгоистически полагая, что это пустяки по сравнению с нашими трудностями.
— Я ведь к губернаторским выборам готовился, — тяжело вздохнул он. — Потягаться с Лисецким собирался. И поддержка у меня была серьезная. А сейчас какое мне губернаторство? На своем бы месте усидеть! Все друзья по кустам попрятались. Вчера с одним приятелем Лисецкого беседовал, строго конфиденциально, конечно. Так он меня открытым текстом предупредил: дескать, уходи добровольно, по- хорошему, иначе уголовной статьей все закончится. Схватишь срок на пару с Храповицким — мало не покажется!
— Это, наверное, Гозданкер был, — догадался я. — Он же, помнится, одним из первых на вашу сторону переметнулся, правда? А теперь получается, что поспешил Ефим окрас менять: Лисецкий — на коне, президента встречает, а вас бьют. Гозданкеру срочно выслуживаться надо, смывать позор измены. Лисецкий ведь ох какой злопамятный. А если Гозданкер уболтает вас насчет отставки, запугает там или как-то иначе дожмет, то губернатор его разом и простит. А может, даже и какой-нибудь свинокомплекс подарит. В деревне Грязнулино, например. А что? Ефиму в хозяйстве все сгодится.
Мой тон ему не понравился.
— Не в Гозданкере дело, — с досадой возразил он. — А в том, что меня сейчас действительно травят. Это не смешно. И вешать на себя еще и ваши грехи я, знаешь ли, не собираюсь. Поэтому не хочу, чтобы журналисты меня с кем-то из вас рядом видели.
— А без журналистов? — поинтересовался я. — Без журналистов с вами можно встречаться? Под покровом ночи.
Честно говоря, я не собирался встречаться с ним под покровом ночи. Я хотел понять, окончательно он рвет со мной или оставляет лазейку.
Он ответил не сразу.
— И без журналистов не хочу, — после паузы выговорил он. — Не хочу и все тут!
— Ясно, — пожал я плечами. — Спасибо за откровенность.
— У тебя был выбор! — раздраженно бросил он. — Я предлагал тебе ко мне на работу перейти. Предлагал или нет?
— Предлагали, — подтвердил я.
— Чего ж ты теперь рожи недовольные корчишь?!
— Извините, — сказал я. — Непроизвольно получается. Рожа, видать, у меня такая, недовольная.
Он хмыкнул, повернулся и двинулся от меня к освещенной каюте, откуда доносился веселый шум голосов. Но навстречу ему уже с шумом валила толпа во главе с президентом. Мы, наконец, прибыли к заветному месту.
Ельцина порядком развезло, и Лисецкий бережно вел его под руку. Поливайкин на правах партнера страховал президента с другой стороны.
— Вот здесь он и утонул, — сказал Силкин, указывая в темноту.
— Кто утонул? — вяло полюбопытствовал Ельцин, медленно поворачиваясь в его сторону всем корпусом. Похоже, он благополучно забыл о цели нашей поездки.
— Чапаев, — робея, напомнил Силкин. — Василий Иванович.
— А, — коротко отозвался Ельцин. — Понял!
Поддерживаемый с двух сторон, он покачиваясь стоял
у самого борта, так что на него попадали брызги воды, доносимые ветром. Остальные теснились за его спиной, вглядываясь в темноту. Перед нами тянулась унылая безлюдная полоса земли, на которой смутно различались холмы и голые деревья. Было страшно неуютно и хотелось назад, в город, в жизнь, в тепло. Ельцин поежился на ветру, трезвея.
— Как же он утонул? — спросил он Силкина.
— Достоверно не известно, — волнуясь, принялся рассказывать Силкин. — Свидетельства очевидцев в советское время десятки раз переписывались, так что до правды теперь не докопаешься. Есть, конечно, книжка Фурманова, да еще этот самый фильм. Однако, между нами говоря, и то, и другое — художественный вымысел. Местные историки пытались что-то выяснить, но как-то все выходит противоречиво, — Силкин виновато развел руками. — Картина складывается примерно такая. Чапаев ночевал в деревне, на том берегу, с небольшим отрядом. Его основные силы базировались дальше, вон там. Белые напали внезапно, под утро. Всех его людей перебили почти сразу. Он бросился в реку и поплыл. И где-то здесь его подстрелили.
Некоторое время Ельцин сосредоточенно созерцал унылый пейзаж.
— А речка-то не больно широкая, — с некоторым разочарованием заметил он. — Полкилометра и то не будет.
— Это только кажется, — патриотично возразил Поливайкин. — На воде всегда расстояние скрадывается. Да еще темень, хоть глаз выколи. Тут метров шестьсот, не меньше.
— Если б его не ранили, он бы переплыл, как нечего делать! — гнул свое президент.
— Ну, был он ранен или нет, никто точно не знает, — проговорил Лисецкий, понижая голос. — Тело- то ведь не нашли, да и вряд ли искали. Может, это потом режиссеры фильмы выдумали, для красивости.
— Раненый он был! — категорично повторил Ельцин. — Я кино видел.
— Ну да, раненый, — послушно согласился Силкин. — Но вот до этого места он доплыл. А здесь его вторая пуля нашла. Или уже сил не хватило.
Все помолчали, отдавая дань памяти погибшему герою революции. Вдруг Силкин хихикнул и покрутил головой.
— У нас тут один краевед есть, — заговорил он уже другим тоном, интимным. — Отсидел при советской власти за убеждения, старенький уже. Книжки пишет по истории нашей области. Так он вообще уверяет, что у Чапаева в селе бабенка была, молодуха. Солдатка вдовая. И он к ней в ту ночь и отправился
