один палец Радаслава… Тошнотворный ком подступил к горлу, а голову словно кто-то с силой толкнул вперед, и Вадим, потеряв сознание, уткнулся в тело Бажаны…
– Вадим… Вадим… – слабый голос звучал, как в тумане… как в едком дыму.
– Вадя!
– Княже…
Голоса разом смолкли, наступила блаженная тишина. Почти райская… где-то даже защебетали пташки.
Князь открыл глаза. Сначала белесая пелена не желала отступать, он с трудом видел неясные очертания…
– Княже…
– Вадя!
Глаза чесались, хотелось дотянуться до них и протереть, но руки отчего-то не слушались. Он почувствовал на лице влажную тряпицу. Его заботливо обтерли.
– Княже, испей, – он узнал голос Бряга.
Ссохшиеся губы нащупали прохладный край кружки. Он жадно выпил квасу. Зрение практически полностью восстановилось. Вадим огляделся. Паша, Юски, Бряг… он услышал приглушенные всхлипывания.
– Кто там рюмит? Квета?
– Я здесь, Ва… княже, – она не решилась называть его при всех по имени.
Вадим поднял руку, ладонью провел по мокрой щеке.
– Опять ты рюмишь…
– Батюшка вот… и тебя чуть… – Квета склонилась к князю и зарыдала.
Павел обнял девушку за плечи и отвел в сторону.
– Кто меня вытащил-то?
– Юски, – ответил Павел, – он как почуял… рванул так, что не угнаться было…
– Да что я, – махнул рукой вепс, – вон и Баар тоже за мной сиганул.
– Больно тяжел ты, Вадя, – посетовал глава медвежьего рода.
– Живой, главное, – тряхнул головой воевода.
Князь зашелся в приступе кашля. Ему помогли повернуться, и несколько секунд он откашливался, сплевывая мокроту на пол. В глазах побежали круги…
– Что боярин? – выдавил из себя Вадим и сам подивился тонкости своего голоса.
– Нашли… – над ним склонился воевода, и князь наконец-то смог различить его черты, – внизу нашли его, княже… терем почитай весь сгорел. Боярина токмо по перстню и опознали… погорел сильно… одни кости…
Вадим хотел что-то ответить, но горло вновь сковал спазм, подступил кашель. Ему подсобили приподняться, и князь еще долго откашливался, а под конец его стошнило… Горло горело.
– Пить…
Ему поднесли теплого молока с медом…
– Бажана?
– И боярыня, и Радаслав… – многозначительно изрек Юски.
– Вадя, мы тебя-то насилу выволокли, а за ними уже не успели, – выпалил Павел.
– Еще кто?
Воевода уловил, куда клонит князь, и первым ответил:
– Наши все целы, из челяди боярской только одного бревном пришибло.
– А-а-а… – простонал князь, – добро…
– Ты поспи, Вадя, – Павел кивнул товарищам, мол, все на выход, – поспи.
– Квета.
Девушка, шмыгая носом, кинулась на зов.
– Квета… ты уж прости меня…
– Что ты, Вадюшка, что ты…
Юски, Павел и Бряг переглянулись.
– Видишь, как все вышло… сирота ты теперь, – князь устало прикрыл веки, – прости…
– Вадюшка! – она дернула его за рукав. – Вадюшка!
Князь никак не реагировал на ее тормошения.
– Вадя! – почуяв неладное, рядом с ложем на колени бухнулся Павел и попытался нащупать пульс на руке друга. – Нету!
– Ах ты! – взревел воевода.
Юски решительно отстранил боярышню и приложил ухо к груди больного.
– Юмал! Он не дышит!
– О-с-и-р-о-т-и-и-и-и-л ты меня пошто… Вадюшка! – взвыла Квета, схватив себя за волосы.
Она завалилась на пол и, продолжая причитать, рвала на себе волосы…
Глава пятая
Пробуждение
Пробуждение было чудовищным. Холод пронзал все тело, холодил кровь. Мелкие и крупные мурашки, перебегая по коже, причиняли легкий зуд. Был только один плюс – в голове прояснилось.
Он резко открыл глаза, но не увидел ничего. Темень была плотной, словно в гробу. Паническая мысль о гробе мгновенно привела в действие замершие функции мозга.
– О-о-о-о! – протяжно взвыл Вадим. – О-о-о-о! М-м-м…
Звуки не желали сплетаться в слова, благо мычание получалось достаточно громкое.
– Эй! Хей!
Призывы не помогали, в ответ тишина. Он попробовал пошевелиться. С трудом, но удалось. От долгого возлежания конечности затекли. Князь оторвал свое захолодевшее тело от лежака, и, не спеша, приподнялся. Руки-ноги были определенно целы. Вадим сел, огляделся. Нет, ничего, хотя и глаза уже привыкли к темноте. Кругом ровный, непроницаемый черный квадрат Малевича. Тьфу!
– Эй! Е-е… есть кто?
Чудо! Язык наконец очухался и прорвал сквозь зубы первые слова.
– Есть кто?
Тишина. «Ирий[66]? – спросил он себя. – Не похоже… Мрачновато…»
Вадим осторожно спустил сначала одну ногу – надавил. Так, вроде стоит. После вторую ногу – надавил. Хорошо. Затем он решился встать. Его качнуло… вовремя уперся руками о ложе, устоял. Так, тихонько… чуть вперед, шаг… другой. Тело еще слушалось плохо, ощущалась тяжесть. От напряжения аж немного вспотел. Но это быстро прошло, и снова вернулся холод, и даже больше… Из угла явно тянуло. Князь, шаркая ногами, подошел, поводил в темноте рукой. Так и есть. Легкий, едва заметный ветерок холодил ладонь. Вентиляция! Рука опустилась вниз…
– Йе! Лед!
Сомнений не было – это был самый настоящий лед. И это могло означать только одно…
– Ледник… – Вадим приложил руку к сердцу.
Только теперь он принялся изучать свое тело, вернее, то, во что оно было одето. Шуба! С меховой оторочкой – вот что давило на плечи и мешало двигаться! Однако шуба была распахнута, и под ней он нащупал рубаху. Почесал лоб – шапка, меховая…
– Фу ты – приодели, стало быть, – язык повернулся вполне ловко. – Это что же я, в леднике?
Тут сомнений быть не могло. Князь умер! Да здравствует князь!
– Вот черт… как же это?
Вадим присел на жесткое ложе, задумался. То, что это был не рай и не ад – однозначно. И то, что он, Вадим Хлопин, князь всея руссов – жив, тоже являлось неоспоримым. Слава богам! Стоп! «Чердак» вскипел,
