рядами покосившихся поленниц, и опять следы зверья.
– М-да… – покачал головой Вадим, – уныло… А чего же богов в граде не ставили?
– Спокон веку тут стоят, княже, – ответил Бряг, – место тихое…
– Едем, воевода, нечего здесь горевать… Найдем волхва – лепо[93] будет.
Незадолго до полудня князь вернулся в град и вновь погрузился в дела…
А град строился, посад тоже. Лес с каждым днем все прибывал, лесопилка пилила, строгала, сушила. Там же Вадим распорядился сразу и мебель делать. Ну, лавки, столы, сундуки – это понятно. Но князь собственноручно начертил на снегу рисунок своих задумок. А задумал он шкафы бельевые, кресла с резными спинками и табуреты. Ничего подобного тут не ведали. И вообще мебель была скудная, сделанная топором на коленке. Дюже Вадиму это не нравилось. «Нужен быт!» – решил князь и приступил к производству. Плотники переняли умение быстро и взялись за выполнение княжеского заказа, хоть и качали головой. Мол, чудное задумал князь. А князь не унимался и приставал с вопросами.
– А чем ткани красите? А можно ли ими дерево покрасить?
Нашлись и опытные красильщики. Негляд и Новожея – муж и жена. Славились они свои составами. Люди сказывали, что краска их с рубах долго не сходит. Вадим целую седмицу экспериментировал с супругами, кудесил над красками. И в итоге они получили стойкий темно-коричневый цвет, который ровно ложился на сухое дерево. За смекалку и труды Вадим выделил красильщикам подарки из казны. Негляду – небольшую шейную серебряную гривну, а Новожее серебряные же височные кольца. Рады они были до невозможности, чуть не кинулись князю руки целовать. Но Вадим вовремя пресек этот душевный порыв верноподданнических чувств.
Первый готовый шкаф, с дверками и даже с полочками, вызвал фурор и дикий восторг у баб. Мебель пошла в ход!
И еще кровати, ложе, стало быть, задумал князь, а то народ спит на нарах каких-то…
Производственный процесс резко прервало появление воеводы.
– Княже, гонцы возвернулись. Тебя дожидаются.
– Идем.
Взмокшие гонцы ожидали князя в тереме. Вадим, не мешкая, прошел в думную, за ним воевода и гонцы.
– Ну? – нетерпеливо вопросил князь.
Гонцы переглянулись, видимо, решая, кому начать первому.
– Род волка, княже, обещался прислать послов, – начал тот, что повыше. – Сказали, что сразу после Масленицы прибудут. Лучших людей обещали прислать.
– Добро.
– Чудины из рода лесного орла, княже, собираются вернуться на прежние земли, княже, – поведал второй гонец. – И готовы, как один, встать под твою руку, княже.
– Ай, хорошо. Ай, молодцы, – порадовался князь. – Молодцы же, воевода?
– Как есть, молодцы, княже.
– Спасибо, уважили. А теперь ступайте к кухаркам. Пусть вас накормят.
Как только дверь за гонцами плотно прикрылась, Вадим сказал Брягу:
– Думаю, воевода, послов от рода волка следует проучить, чтоб опосля весь род их проникся. Думаю сделать так…
Глава одиннадцатая
Веселье
Вадим принял послов от волчьего рода весьма радушно. По случаю был закачен пир, где пиво лилось рекой, а столы два раза меняли, ибо те не выдерживали огромного количества яств.
Князь руссов принял дары от чудинов. Ему преподнесли полные сани пушнины. Но и Вадим не остался в долгу и одарил послов серебряными кубками. И, чтобы окончательно помутился разум диких соседей, вручил им две золотые византийские монеты. Чудины, как и ожидалось, пришли в полный восторг от богатства и щедрости княжеской, и едва не стали молиться на блестящие кругляшки солидов. Но это был «пряник».
На следующий день жарко натопленная баня гостеприимно распахнула свои объятия, и послов повели париться. Как стало известно князю, данный чудинский род был на диво диковат и банями не злоупотреблял. Вернее, не знал оных напрочь. То ли они брезговали чистотой, то или им что нашептал Юмал, но факт оставался фактом. Хоть дорога от терема до бани и была коротка, но поразила чудинов до крайности. Во внутреннем дворе детинца Вадим неожиданно устроил экзекуцию. К столбам и дыбам были привязаны обнаженные люди с чудинской наружностью, а каты[94] вовсю обхаживали их. Кого хлестали розгами, кому выкручивали руки, кому приятно щекотал пятки огонь, а кого и вовсе с нежностью окунали в студеную воду. Визги, писки и крики стояли такие, что закладывало уши, а все собаки града так жалобно подвывали, что послы аж прослезились.
– За что же их так? – спросил дородный чудин, главный в посольстве.
– А-а-а, – протянул воевода, безразлично махнув рукой, – это охальники [95] и тати…
– Из какого рода? – уточнил посол, безошибочно признав в испытуемых своих одноплеменников.
– Из рода озерной чайки, – не меняя равнодушного тона, отвечал Бряг, – они князю нашему поперек слово молвили…
– О! – ужаснулся посол, а вместе с ним и все остальные чудины.
– Да. Пустое… всего и делов-то. Сотню князь приказал изрубить, весь (Весь – небольшое поселение) сжечь, а этих, – воевода кивнул на двор, – князь спытать решил… да медленно, чтоб другим перечить слову княжескому неповадно было.
– Крут князь-то…
– Да нет. Что ты, Окута?! Князь у нас – о-го-го! Щедр! Сам же видел. А эти враги несмышленые перечить вздумали…
– У-у-у-у, – чуть не в один голос выдохнули послы.
Их похмельные мозги здорово напряглись. А истошные крики не умолкали, и даже более того, усиливались. В воздухе повис противный запах горелого человеческого мяса. Двоих послов тут же стошнило.
– О, да я вижу, вы совсем умаялись, – улыбнулся Бряг. – Ну, пойдемте-ка попаримся. Душу отведем!
И воевода чуть не силой утащил послов париться. Чудинов подразвезло так, что раздевать их пришлось слугам. Их затолкали в парилку, поддали пару и с огромными вениками в руках к ним ввалились трое здоровенных детин.
– А ну, послы, лягай на полки! – приказным тоном изрек самый рослый банщик.
Чудины было принялись протестовать, но парни, не слушая писков протеста, силой уложили послов. И тут началось…
Банщики работали, как мельница в бурю. Их руки, вооруженные вениками, летали, будто молнии. И уследить было не возможно. Сначала прошлись березовыми, затем еловыми и под гонец дубовыми. Чудины лежали красные, как вареные раки. А руссы продолжали усердствовать.
– А ну лягай на спину! Да руки убери! Не боись – не отобью! А ну…
Веники звонко работали по пузам, выбивая остатки хмеля. Один молодой и шустрый посол норовил сбежать. Он юркнул между ног банщиков, но его поймали цепкие руки и водрузили на место.
– Не балуй!
Вся листва облетела с веников, и все пятеро послов, кажись, не дышали.
– Ушат!
Ледяная вода вмиг вернула сознание.
– Все! – лаконично подвел итог старший банщик, и послы, почуяв слабину, стрелой вылетели в предбанник.
