растерянности, как и мы.
– Думаешь, тот таинственный убийца?..
– Шляпа и сумка гонца куда-то пропали. – Ухо пожал плечами. – Пока твои нежные и внимательные пальчики не перетрясут это тряпье до нитки, я не буду уверен ни в чем. Нужно выяснить, кто был этот загадочный тип, откуда и куда скрылся с недостающими предметами гардероба. Я принял решение послать Этьенна по следу. Но как плохо, что Джакомо больше нет.
– Ты думаешь, он не справится один? – удивилась Джованна.
– В том, что Этьенн справится, я не сомневаюсь ни минуты. Если письмом и в самом деле завладел убийца, наш князь его найдет. Вопрос в том, кому он его принесет. Этьенн – змея с двумя головами, и пока одна ищет путь к кошельку, другая пробирается к шее… – Ухо замолчал. Он, похоже, не знал, как продолжить. Такая нерешительность была совершенно несвойственна тому, кто на равных беседовал с Генералом Ордена и уверенно жонглировал головами министров и принцев, прикидывая, как перекроить карту Европы к вящей выгоде католической церкви.
Последний лоскут сюртука голландского покроя упал в корзину. Джованна выпрямилась и одним движением опрокинула ее в камин.
– Ты считаешь, что я должна поехать с ним и смотреть ему на пальцы? – спокойно спросила она. – Хорошо. Это разумно. Я поеду. Но мне понадобится другой паспорт. Французский барон и итальянская княгиня не могут путешествовать вместе, не вызывая подозрений, а на дорогах неспокойно. Документы у нас проверят не раз, особенно если придется садиться на корабль и пересекать границу.
– С этим как раз проблемы нет, – Ухо снова откинулся в кресле, наблюдая, как догорают в камине обрывки ткани и кожи. – Я не зря велел Этьенну жениться. В его паспорте записано: «путешествует с супругой». Ты на время превратишься в Кэти. Не забудь только, что тебе нужно отзываться на другое имя и вести себя с Этьенном свободно.
– Но если его ищут по подозрению в убийстве офицера?..
– Его не ищут. С барона полностью сняты все подозрения. Убийца офицера найден. К сожалению, понести справедливое наказание он не может, потому что прибывает вне юрисдикции земного суда.
– Брат Джакомо? – вскрикнула Джована. Ухо кивнул, – Но… как же так?! Он был хорошим сыном церкви, он погиб, выполняя долг. Он достоин погребения в своем монастыре и молитв братьев, а вместо этого его закопают как собаку во дворе английской тюрьмы и забудут, как звали!
– Это очень важное условие нашей работы, моя голубка, – серьезно кивнул Ухо, – чтобы непременно забыли, как звали. Принося обет служения, мы отказываемся не только от мирских благ, но и от доброй памяти. Наш саван – молчание, и чем оно плотнее, тем лучше солдат Ордена исполнил свой долг. А наша смерть, как и наша жизнь, служит лишь одному – благу церкви.
– Я понимаю, – торопливо кивнула женщина, – но это… тяжело.
Ухо осторожно взял ее пальцы в свои ладони.
– Если твой крест кажется тебе слишком тяжелым, значит, твоя вера недостаточно сильна.
Не отнимая рук, женщина в упор поглядела в сощуренные, серьезные глаза Уха.
– Если ты так веришь, тогда что же тебя беспокоит? Почему, отправляя меня на это задание, ты беспокоишься, как купец, у которого в тюках полно контрабанды?
– Верно подмечено, – рассмеялся Ухо. – Я беспокоюсь. Этьенн не привык обуздывать свои желания. Он понятия не имеет, зачем это нужно. А ты, моя голубка, – он нежно погладил ее пальцы своей шершавой ладонью, – к несчастью, слишком красива. Он желает тебя, и это желание становится все сильнее.
– Если это все, что тебя беспокоит, то твое волнение напрасно! – Женщина холодно улыбнулась. – Я – не Кэти. И даже не Ирис Нортон. Я – клинок ордена, выкованный Мастером для защиты веры. Я сумею за себя постоять.
– Ты уверена в этом?
– Вполне.
Внезапно выражение лица Уха изменилось. Миг назад такое теплое, оно вдруг превратилось в маску. Рука, нежно поглаживающая запястье женщины, перехватила его и с силой потянула на себя. От неожиданности Джованна поддалась. И тут же оказалась плотно прижатой к красному ковру худым, но тяжелым телом Уха. Лицо обдало горячим дыханием, а завязки корсажа треснули, ладонь мэтра и наставника оказалась в пугающей близости от обнаженной груди.
В пугающей? Если что-то и напугало Джованну, то собственная реакция. Она вся, словно подсолнух к свету, вдруг потянулась к этой руке, этому теплу. Отчаянно, до боли, до судорог ей захотелось, чтобы это не было игрой, испытанием… чтобы игра стала явью, чтобы это случилось прямо сейчас. И будь что будет…
Джованна расслабилась, сладко выдохнула, прикрыв глаза… вытянула руки. И точным, безупречно рассчитанным движением ткнула большим пальцем в шею Уха, туда, где проходил родник жизни. Он всхлипнул и обмяк.
Ухо пришел в себя от пары крепких пощечин. Голова кружилась. Во всем теле ощущалась слабость. Увидев над собой встревоженное лицо женщины, он улыбнулся. Он и вправду был доволен.
– Убедила, – тяжело дыша, проговорил он, – клянусь тонзурой Папы, ты меня убедила. Пожалуй, мне, скорее, стоит беспокоиться за Этьенна. Но я не буду этого делать. С этим он прекрасно справляется сам.
– Когда отправляться? – сухо спросила Джованна, приводя одежду в порядок.
– Завтра. На рассвете. Я помогу тебе собраться и провожу до заставы.
Солнце немилосердно поливало жаром с голубых, отвратительно чистых небес. Сначала Кэти, промерзшая в воде и продрогшая на ветру, бездумно радовалась этому и грелась, как кошка, расправляя складки сырого платья и только что не мурлыча. От платья шел пар, и сердце молодой женщины наполнялось благодарностью к создателю за тепло, свет и сбереженную жизнь. Но потом ей захотелось пить.
– Увы, – развел руками в ответ на ее просьбу старый моряк.
– Но неужели у вас с собой нет хотя бы фляги с чем-нибудь…
– Фляга есть. В ней пара глотков крепчайшего бренди.
– Годится, – кивнула Кэти.
– А раньше вы когда-нибудь пили бренди?
– Нет конечно, – возмутилась она, – за кого вы меня принимаете?
– Хорошо, – кивнул Свифт, – пара глотков меня все равно не спасут. Но я предупреждаю, что после этого пить вам захочется еще сильнее.
– Сильнее – невозможно, – безапелляционно заявила Кэти. Она храбро приложилась к предложенной фляге, осушила содержимое одним большим глотком и чуть не задохнулась: – А-а-а! О-о-х… Воды… – простонала она, едва обрела способность дышать. В ответ Томас красноречиво указал на синюю шелковую гладь, плавно покачивающую останки караки.
– Но неужели ее совсем нельзя пить? – проговорила Кэти, чувствуя, как тяжелеет голова, и руки становятся вялыми, – может быть, хоть глоточек? Она и впрямь такая соленая?
– Хотите поспорить со мной еще раз?
– Нет, – вздохнула Кэти. Ей было плохо, но не настолько, чтобы потерять остатки разума. – Скажите, Томас, а как велики шансы, что нас скоро найдут?
– Видите это? – бывший капитан указал широкой, как лопата, рукой сначала на чистый горизонт, а потом на спокойное море. Кэти пожала плечами. Она ничего не понимала, а после двух глотков бренди, первых в жизни, разгадывать загадки было сложно.
– Штиль, – пояснил моряк, – полный штиль. Все спасители, если только они есть поблизости, точно так же болтаются посреди моря, и паруса их висят, как простыни и наволочки на веревках голландских прачек.
– Мы умрем? – спросила Кэти.
Томас пожал плечами.
Солнце поднималось все выше.
– Оторви оборку от платья и прикрой голову, – посоветовал Томас.
