конце фразы прибавлять «est».
– Э-э…круиз. Для поправки здоровья, – сказала она, кое-как слепив фразу и нарочно опустив грамматику. Подумала и добавила: – est.
Монахи снова переглянулись. Похоже, такой убойной латыни им еще слышать не приходилось. Но, с другой стороны, ее добровольное сотрудничество со следствием произвело хорошее впечатление. Девушка явно не отказывалась общаться. Но, вот беда, понять ее было совершенно невозможно.
Монах немного подумал и повторил свой вопрос по-французски.
Ирис виновато пожала плечами. С языком Дюма, Сартра и Милен Фармер у нее были те же отношения, что и с латынью. Она знала слова «пардон» и «сюрприз», догадывалась о значении выражения: «пуркуа-па» и могла сказать по-французски с ярославским акцентом: «Господа, я не ел шесть дней»… Но это было явно не то, что хотел знать монах.
«Следствие» о чем-то совещалось между собой, изредка поглядывая в сторону Ирис. Как выяснилось позже, толстый отче приказал немедленно найти где угодно, хоть из-под воды достать, брата Доминика. Этот достойный сын католической церкви славился тем, что целыми днями ошивался в порту и пил со всеми, кто наливал, до полного разрушения языкового барьера. Не брезговал и еретиками-англичанами, которые на своем островке обнаглели настолько, что на Его Святейшество Папу забили гвоздь. Палубный.
С божией помощью брат Доминик нашелся быстро. Ради разнообразия, сегодня в четыре утра он не валялся где-нибудь в грязной таверне под столом, а мирно спал у себя в келье. Брата растолкали, кое-как привели в сознание и, позволив умыться и одеться, но не дав опохмелиться и позавтракать, приволокли на допрос англичанки в качестве переводчика.
Против ожидания, настроение у брата было вполне благодушным. Впрочем, у него оно редко бывало другим. На белобрысую девицу он посмотрел с доброжелательным любопытством и отметил, что она, пожалуй, нисколько не испугана. Это было странно. Обычно те, кто попадал в замок Святого Ангела, потели уже заранее. И правильно делали – ничего хорошего их здесь не ждало.
Впрочем, она же иностранка. Возможно, чего-то не понимает…
– Брат Доминик, для начала спросите ее, верует ли она в Господа, сколько раз в день молится и почитает ли Пресвятую Деву? – велел отец Петр.
– Понял, – кивнул брат и повернулся к девице, напряженно смотревшей на него большими серыми глазами.
– Значит так, – сказал он, – отец Петр желает знать, куда тебя будет легче пристроить, на костер или под перекладину. Я ему скажу как надо, а ты подумай, есть ли кто-то, кто может тебя выкупить.
– Что? – удивилась и возмутилась Ирис. – А как надо? – Но, увидев подрагивающее веко монаха, не подмигивающее, конечно, но что-то вроде того, торопливо кивнула, – да, конечно… есть. Мой муж, Родерик Бикфорд.
– Она верует, отче, – «перевел» брат Доминик, – молится три раза в день и никогда не забывает Пресвятую Деву. Это принято в доме ее мужа, Родерика Бикфорда. – И брат Доминик благочестиво сложил руки на груди.
– Но они ведь все Богом проклятые протестанты, – изумился отец Петр и уставился на Ирис, как на двухголового цыпленка.
– Как найти твоего мужа? – спросил брат Доминик.
– Он сам меня найдет, – Ирис вздернула подбородок… но чуть подумала и опустила плечи, – во всяком случае, я на это надеюсь.
– Они католики, – сказал брат Доминик, – в Англии много католиков, которые почитают и Господа, и Папу.
Почувствовав, что аутодафе откладывается, отец Петр в сердцах выпалил:
– Спроси ее, что она делала на Корсике в компании отъявленных бандитов.
– Я поняла, – кивнула Ирис, – «бандито» – это я поняла. Переведите, что мы с другом попали в плен.
– Она путешествовала по святым местам и попала в плен, – «перевел» брат Доминик, на этот раз почти дословно.
– Хм… Интересно, какому святому нужно молиться именно на Корсике? – с сомнением протянул отец Петр, – спроси ее об этом.
– Там, где ты была, есть какое-нибудь святое место, – быстро произнес брат Доминик, – часовня, крест, могила отшельника…
– Н… не знаю, – растерялась Ирис, – разве что мост святой Анны, – и нервно хихикнула.
– Сгодится, – кивнул брат и повернулся к «следствию». – Она ездила приложиться к мощам святой Анны.
Монахи склонили голову и вознесли короткую молитву. Примерно через час такого же бестолкового разговора отец Петр решил, что на сегодня с него, пожалуй, хватит. Не прощаясь, «следствие» покинуло камеру английской пленницы в полном составе, прихватив с собой брата Доминика. Первая встреча Ирис и святой инквизиции закончилась вничью.
Солнце палило немилосердно. Фляга Кэти уже давно высохла, и девушка мучилась от жажды. Кордова считалась самым жарким местом Андалусии. Девушка этого, конечно, не знала, а если бы знала, то легче ей от этого не стало бы. Впрочем, тяжелее тоже.
Восседая на спине серенького ослика с белой мордой и очень умными черными глазами, Кэти наблюдала супружескую ссору по-мусульмански. Лайла медовым голосом что-то нежно пела, время от времени вознося руки к небу и умильно заглядывая в глаза господина Мехраба, а когда тот отворачивался, зло щурилась и цедила сквозь зубы уже не мед, а уксус. А ее супруг спокойно правил их маленьким караваном, направляя лошадей туда, куда считал нужным. Через некоторое время, сообразив, что ее попросту не слушают, Лайла притихла и теперь сидела на своей лошади молчаливая, прямая и очень встревоженная.
Они въезжали в бывшую столицу Кордовского халифата по древнему, еще римских времен, мосту над рекой Гвадалквивир. У его основания высилась массивная сторожевая башня. Ее зубцы, основательно сточенные временем, четко обрисовывались на фоне светлого неба.
– Калаорра, – бросил господин Мехраб, указывая на башню смуглой рукой. При этом смотрел он на Кэти, а не на жену. Не зная, что именно хочет от нее турок, девушка на всякий случай кивнула и повторила название башни.
Турок явно благоволил Кэти. Ему понравилось желание девушки не сидеть без дела, и он велел жене найти для англичанки иглу и шелковые нитки. И теперь каждую свободную минуту Кэти вышивала. Правда, свободных минут было немного: они вставали до солнца, ехали все утро, когда жара становилась нестерпимой, останавливались для короткой сиесты, но как только позволяла погода, снова седлали своих скакунов. Весь путь до Кордовы они проделали меньше чем за десять дней, и вот теперь копыта лошадей и смирного ослика стучали по легендарному мосту.
На другом его конце располагались Ворота дель Пуэнте, тоже старые, но по сравнению с окружением они казались современными. Еще бы! Ведь им было «всего» двести лет.
На входе с них взяли довольно приличную пошлину за животных. Лайла расплатилась французскими монетами. Кэти уже не удивлялась, лишь делала заметки на память. Не удивилась она и пять дней назад, когда в небольшом селении довольно богатый кабальеро просто подарил им этих замечательных, выносливых животных. Кэти запоминала: адреса гостиниц и домов, где они останавливались, людей, которые делали им такие дорогие подарки, даже церкви, куда Лайла заходила «помолиться». Лишь для одного случая она сделала исключение. В деревеньке миль за пятнадцать до Кордовы к ним подошел мальчишка. Ему было лет пять, не больше. Такой худой, что напоминал святые мощи. Он был одет в рубаху до колен, явно с чужого плеча, босой. Ноги – и надо бы грязнее, да некуда. Отросшие волосы все время падали на глаза, и он отбрасывал их, как отбрасывает челку жеребенок. Лайла что-то сказала ему на странном языке и похожем и непохожем на французский: все слова были знакомы Кэти, но смысл ускользнул. «Пусть брат укачает быка и вытянет соловья…» Мальчишка кивнул – он-то все прекрасно понял и поковылял по улице прочь. Только тут Кэти заметила, что ребенок хромает. Нет, что бы не делали эти люди, наверняка что-то противозаконное, и брат этого мальчика, скорее всего, давно созрел для встречи с
