Упущено то время, когда можно всерьез прийти в режиссуру. Быть режиссером — не значит сделать одну картину и случайно «попасть». Это нужно превратить в систему, разработать некую эстетику, художественную идею. Но для этого нужна была бы другая жизнь. Так поздно в режиссуру не приходят. Это труд, производство, два-три года на картину, на замысел, на его реализацию, огромное количество задействованных людей, своя команда.
Я никогда не говорю о себе: «Я режиссер». Ну, реализовал одну идею, которая пришла мне в голову, и в которой я понимаю, как мне кажется, лучше других. Появится другая идея, возможно, будет второй фильм. Увы, у нас страна дилетантов, и уровень планки очень занижен.
Был период, когда абсолютно все кинулись снимать кино: и артисты, и операторы, и гримеры.
И только один я занимался своим делом. И вдруг позвонил Данелия и предложил снять «что- нибудь»… Нет, если бы лет семь тому назад мне предложили вообще что-нибудь снять, то я бы кинулся с головой в это предприятие. А полтора года назад я о кино не думал. Зачем снимать дилетантские фильмы? Кругом и так много «никчемушек», сбацанных таким примитивным способом, которому можно обучить и зайца. И я неопределенно ответил Гие: «Надо подумать». И отложил это дело в долгий ящик. Для меня важна была идея, что-то такое, о чем я знаю лучше других. И еще, это непременно должно быть что-то личное.
Потом как-то сама собой возникла такая идея, которая постепенно стала обрастать другими, и, наконец, вылилась во что-то целое. И однажды, сев за стол, я за две недели написал сценарий фильма. И, успокоившись, отложил его.
Через год после первого разговора опять позвонил Данелия и спросил: «Ну как? Ты что-нибудь надумал?» — «Да, у меня уже и сценарий в столе лежит». Без излишних проволочек почти сразу же мы запустили картину.
«Сукины дети» — это киносказка про то, как из сора возникают стихи, и как несчастье делает людей тоньше, лучше, внимательнее, доброжелательнее, просто выше. Фильм нельзя отождествлять с тем, что происходило в Театре на Таганке. В жизни все было гораздо драматичнее…
Довольно долго я считал картину прошлогодним снегом. Сам сюжет — чиновники, партократия, где все они сейчас? Все попрятались по углам. Но у меня была уверенность, что мы слишком торопимся со всем этим распрощаться. И в итоге она оправдалась: картина вписалась в трагический контекст событий в Литве.
«Сукины дети»… Это фильм о том, что каждый из нас носит в себе человека. Есть минуты, есть верховные часы, когда человек обязан стать человеком, и в нем проявляется ощущение достоинства:
«Я живу один раз, и что мне все начальники на свете, плевать я на них хотел. Я умру с легкими, полными воздуха, а не так, как они предлагают: сползти к безымянной могиле. Жизнь уникальна. Она все- таки подарок Божий, а не советской власти или правящей партии. И подчиняюсь я только Господу Богу, а не им, с их идеями, доктринами и всем прочим».
Чиновник, которого я сыграл в «Сукиных детях» — самая плохая роль в сценарии. Там же ни биографии, ничего. Типаж. Просил Олега Янковского. Товарищей просил. Никто моим просьбам не внял. Амбиции были большие, компания звездная. И в последнюю секунду сыграл сам.
Картину «Сукины дети» многие проецируют на Таганку. К сожалению, я не мог придумать ничего более удачного, чем отъезд режиссера из страны и лишение его гражданства. Если бы я придумал какую- нибудь другую идею, ради которой артисты могли бы пойти на то, на что они пошли в моем фильме, никакой бы связи не угадывалось. Но пришлось использовать реальную ситуацию, придумывая по ее канве фантастическую ситуацию, которой, к сожалению, в жизни никогда и быть не могло. Кроме того, без конкретных людей и собственного жизненного опыта я бы не обошелся. Счастливцев и Несчастливцев — это не более чем маски. Но у меня среди артистов нет плохих людей. В жизни они могут быть разными, но театр обязывает видеть, а значит, и вести себя — иначе.
Сегодня в стране практически невозможно снимать кино. В условиях инфляции, когда собственную жизнь можно планировать только на два-три вперед не более, это сложно. Начинаешь с энного количества миллионов, а заканчиваешь уже миллиардами. Лопается одна картина за другой, даже не успев начаться.
Я работал без перерывов, без отпусков до 90-го года. Снимал кино, хотя режиссура всегда была для меня баловством. Может, поэтому моя вторая картина «Свобода или смерть» и осталась незаконченной. Я снял в Париже практически две трети фильма, а потом кончились деньги. Я, идиот, решил сэкономить на себе и был не только режиссером и сценаристом, но и сам сыграл главную роль, думал: себе-то могу не платить. Оказалось, гонорарные деньги — капля в море. А, в результате, картину нельзя закончить. Сам я играть не могу, кого-то уже нет в живых, кто-то уехал за границу, кто-то просто состарился.
Кино — скоропортящийся продукт. Это не спектакль, который можно отложить, перенести. Наши продюсеры этого не понимают. «Ну, что ты горячишься?» — спрашивают. «Время, время уходит», — отвечаю.
Потом раз — инсульт. А через полтора года звонит продюсер: «Деньги нужны?» — «Да нет, — говорю, — никому они теперь не нужны».
Герой в «Свободе» — Толик Парамонов — это даже не диссидент. Это такая пенка, которая бегала им за водкой. Он — мыльный пузырь, но тщеславие — без берегов. Я таких тоже знал и знаю, но называть не буду, люди известные, которые на всем этом хотели сделать себе имя. Толик — писатель, которого не издают. По причине, конечно, что «нельзя, потому что он такой опасный»… Дерьмо потому что. А дерьмо не издают нигде — ни там ни здесь. Правда, здесь сейчас издают.
Когда Толик приезжает на Запад, куда он как бы стремился, он не может поверить и примириться с тем, что он никто. Ему свобода как раз не нужна. Он — подпасок, холуй. Он всегда должен быть при ком-то, при чьем-то колене. Тогда у него есть шанс выиграть. А в таком пространстве, в котором, действительно, свобода неуправляемая, управляемая, но не на его уровне — он никто. Поэтому понятно было, что эти ребята — мыльные пузыри.
На телевидении за программу «Чтобы помнили» никто не заплатил ни копейки. Я снял шесть серий, которые не могу смонтировать, потому что за монтажную надо платить телевидению, чтобы потом эти шесть серий ему же и подарить.
Это пройдет. Неминуемо. Уже пришли новые артисты. Ни в одном поколении не было такой мощи. Сережа Безруков, Женя Миронов, Володя Машков, Владик Галкин — столько талантливых людей, и судьба такая стремительная. В нашем поколении не было таких. Судеб таких не было, а не талантов.
