досягаемости дивизии и никакого приказа дать не может. Угроза ген. Буняченко была переломным пунктом. Вследствие этого, дивизия сама себя выключила из союза с немецкой армией и решила преследовать собственные цели, т. е. соединиться с остальными частями РОА на территории бывшего Протектората Чехии и Моравии.[81]
Что дивизия с этого момента находилась в состоянии мятежа, было ясным, в первую очередь, самому ее командиру. После окончания разговора, Буняченко спросил майора Швеннингера, готов-ли он сообщить это решение командованию 5-го корпуса. Швеннингер согласился и ушел. Начальник штаба дивизии подполковник Николаев его сопровождал по дороге из здания. Он знал, с каким именно посланием Швеннингер уходит, поэтому предложил ему послать это сообщение по-радио, чтобы Швеннингер мог избежать подозрения, что он тоже участвовал в этом решении. Швеннингер все же настоял на том, что он это сообщение сделает лично. Тогда Николаев дал ему радиостанцию дивизии и добавил: «Если с Вами что-ни- будь случится, то мы придем и выгородим Вас из этого».
В то утро, 1б-го апреля, как раз, когда Майор Швеннингер добился связи со штабом 5-го корпуса, началось наступление Красной Армии. Поэтому ни у кого не было времени заниматься дивизией, которая причинила столько хлопот, и дивизия весьма быстро получила разрешение продолжать движение на юг. У Швеннингера сложилось такое впечатление, что все были довольны тем, что эта проблемма разрешилась сама собой.
Целью 1-ой дивизии было достигнуть территории Чехии, как можно скорее. ТПвеннг*нгер в течение всего последующего времени, путем своего влияния старался избегать всех дальнейших приказаний. Военное положение с каждым днем ухудшалось и дивизия должна была идти по окольным путям, чтобы не столкнуться с Красной Армией. Все верили, что если конец войны застигнет их на территории Чехии, то это будет для них гораздо лучше, чем оказаться среди немецкого населения на германской территории. В этом отдавал себе отчет штаб армии Шернера.
Движение дивизии на юг указано на карте № 2.
16-го апреля, когда дивизия находилась в области Сенфтенберг, она соединилась с 4-м полком, которым командовал полк. Сахаров и который в середине марта был перемещен из Дании на фронт в районе Штетин- Гарц-Казеков, где он занял вторую линию обороны. Полк принял участие в попытке перейти Одер и создать предмостное укрепление на правом берегу. Эта попытка не удалась из-за неудовлетворительной артиллерийской подготовки. 16-го апреля полк соединился с 1-й дивизией в районе Франкфурт-на-Одере. В тот же день 1-й и 2-й батальоны покинули железнодорожную станцию Либеро- зе вслед за 1-й дивизией. 3-й батальон прибыл на станцию Либерозе лишь на следующий день, когда как раз началось советское наступление на Одере. Батальон попал в плен непосредственно на железнодорожной станции и лишь незначительной группе удалось пробиться на запад. Из офицеров спасся лишь пор. Шаповалов.
Однако, прежде чем дивизия вышла в поход, она получила еще один приказ: переместиться на фронт. Под первыми ударами наступающей Красной Армии, в немецком командовании произошла явная паника и поэтому они от дивизии требовали оказать поддержку немецкой обороне в области Косель, приблизительно в 6-ти километрах на северо-запад от г. Ниески. Генерал Буняченко отказался
исполнить это и приказал дивизии продвигаться на юг, причем отверг предложение о предоставлении ему железнодорожного транспорта из Радеберга. Дивизия выступила и следовала по узкому проходу, хоторый оставался между двумя фронтами. Посередине этого прохода немцы установили прожектор, который ночью служил в качестве направляющего маяка для всех частей, отступающих на юг. 1-я дивизия воспользовалась этой возможностью и уже 21-го апреля, когда достигла г. Бад Шандау, снова оказалась в условиях относительной безопасности. Весьма вероятно, что если бы она ожидала предоставления железнодорожного транспорта в районе Радеберг, то она никогда не попала бы на территорию Чехии.
Еще до того, как дивизия дошла до Радеберга, рядом с 4-м полком, который следовал в качестве арьергарда, появилась конная группа горцев Кавказа, а с ними 15 шотландцев в красных беретах, из какого-то лагеря военнопленных. Шотландцы были переодеты в форму РОА, чтобы не привлекать на себя внимания, и проследовали весь дальнейший путь вместе с 4-м полком. Речь о них будет позже.
По пути на юг, дивизия забирала брошенные немецкие танки и самоходки, количество которых возросло до нескольких десятков. Однако, с большими трудностями приобреталось горючее для них и, главное, огнеприпасы. В обоих был уже большой недостаток.
21-го апреля дивизия достигла г. Бад Шандау, а 23-го апреля пришел дальнейший приказ из штаба Шернера: дивизия должна занять линию обороны в районе г. Нови Бор (нем. Хейда). Одновременно с этим, ген. Буняченко получил приказ явиться 24-го апреля, в 17.00 часов, в Нови Бор, где он должен лично встретиться с маршалом Шернером, где по всей вероятности, Шернер должен был дать приказ для подготовляемой обороны остающейся территории. Вместо ген. Буняченко прибыл начальник разведки дивизии майор Костенко с сообщением, что Бунячнеко получил травму во время автомобильной катастрофы. Когда майор Швеннингер увидел ген. Буняченко после его возвращения в дивизию, голова у Буняченко, его правая нога и рука, были покрыты бинтами и он красочно рассказывал, что с ним произошло. Майор Швеннингер не верил ни единому слову его повествования.
24-го апреля дивизия перешла границу Чехии, западнее от гор. Дечин. Штаб дивизии расположился в районе г. Дечински Снежник, непосредственно на горном хребте Крушне-гори (Рудных гор). Здесь ген. Буняченко вынужден был дать дивизии отдых. Продвигаться далее на юг все-равно было невозможным, т. к. дивизия израсходовала зесь запас горючего, а продуктов питания оставалось только на один дет. Именно в это время, пришло извещение о предстоящем посещении дивизии фельдмаршалом Шернером.
26-го апреля, вместо него, однако, прилетел на самолете начальник штаба армейской группы ген. Олдвиг фон Натцмер. Согласно его решения, дивизия должпа была занять оборонный участок в районе г. Брно, шириной в несколько десятков километров, частично уже занятый немецкими частями, а 1-я дивизия должна была заполнить незанятые участки. Перемещение предполагалось осуществить при помощи железнодорожного транспорта. Оба приказа имели дополнения, гласящие, что будут предприняты суровые санкции в случае невыполнения приказа дословно. Ввиду того, что у дивизии к тому времени иссякли все запасы, ген. Натцмер дал приказ экипировать ее на три дня. Дальнейшие запасы должны были поступить по мере продвижения по железной дороге. Ген. Буняченко, хотя и сделал вид, что приказ принял, ко когда ген. Натцмер отбыл, он заявил: «Маршировать за кусок хлеба? — Ну, нет!».
Исполнение приказа об обороне г. Брно означало бы, в действительности, рассеивать армию. Отдельные транспорты, в ходе их прибытия в этот район, получали бы задания соответственно срочной необходимости на фронте, вследствие чего дивизия перестала бы существовать. Кроме того, было под вопросом, удастся ли железнодорожным транспортам вообще добраться до г. Брно. Можно предполагать, что большинство из них вышло бы из строя в результате воздушных налетов американских истребителей.
Ответственность за решение, подчиниться ли приказу или действовать далее самостоятельно, взял на себя совет командиров, созванный немедленно после отбытия ген. Натцмера
«… Положение создалось такое, что я сам не могу принять решения о нашей дальнейшей деятельности. Я дал фельдмаршалу свое согласие на переброску в Брно, но для сохранения дивизии я готов свое слово не соблюсти… Однако, прежде чем я отдам приказ, я хочу услышать Ваше искреннее мнение…» С такими словами ген. Буняченко обратился к своим подчиненным командирам. Они решили, что единственным разрешением положения будет не подчиниться приказу и продолжать следовать на юг. Иного пути не оставалось.
Ген. Буняченко сознавал, что его решение приведет маршала Шернера в ярость и что конфронтации с ним не избегнуть. Но он рассчитывал на то, что после вступления на территорию Чехии, дивизия будет на «дружест- венной земле» и надеялся на поддержку населения, когда произойдет конфликт. Для сохранения хороших отношений с местным населением, он издал особый приказ о соблюдении строгой дисциплины и угрожал суровыми наказаниями. Был даже случай, когда один из солдат артиллерийского полка был в назидание другим расстрелян за кражу.
Когда 27-го апреля дивизия двинулась в дальнейший путь на юг и обошла тот участок, с которого должен был отойти железнодорожный транспорт, майор Швеннингер был крайне удивлен и заявил ген. Буняченко: «Но ведь это обман! Это нечестно! Вы получили приказ от фельдмаршала…» — Но ничего не добился. Ему не оставалось ничего иного, как сообщить в штаб армейской группы о том, что произошло. Ответ фальдмаршала майор Швеннингер передал ген. Буняченко устно. Продвижение дивизии, — приказывает Шернер, — будет остановлено силой. Это означало — бой. Конечно, Буняченко это предвидел и, несмотря на дальнейшие протесты майора, дивизия продолжала следовать, идя при этом в боевом порядке таким образом, чтобы в любую минуту быть в состоянии начать оборону.
Над продвигающейся дивизией появились самолеты. С одного из них был сброшен пакет, содержащий письмо на имя ген. Буняченко, написанное в тот же день, т. е. 27-го апреля, в Ставке главнокомандующего генералом Ашбреннером. В письме командир дивизии предупреждался, что он своим поведением ведет к погибели себя, своих офицеров и своих солдат. Но дивизию уже ничто не могло остановить. Она быстро продвигалась, идя несколькими походными колоннами по широкой полосе, начиная от Теплице—Усти-на-Лабе до района Лоуни— Слани—Раковник.
Однако, не все части следовали на юг. Командир дивизии должен был несколько раз менять направление. Иначе нельзя объяснить, почему части дивизии попали даже в гор. Теплице (28-го апреля). Видимо некоторые части двигались на гор. Карловы Вары. Подполковник Артемьев приводит, что в этот день части дивизии прошли 100 километров без больших остановок и без ночного отдыха. Это сведение, конечно преувеличено, но целеустремленностью дивизии было оторваться от немецкого командования и отойти как можно дальше в центральную часть Чехии. Лишь форсированным маршем могла она избежать конфронтации с немцами.
Документированным фактом остается, что в течение двух дней, 27-го и 28-го апреля, дивизия преодолела расстояние около 120 километров с одним пятичасовым отды- хом и остановилась в районе Лоуни—Слани—Раковник. Штаб дивизии расположился в селении Козоеды, в 12-ти километрах южнее от гор, Лоуни.
В то-же время ген. Власов, вместе с д-ром Крегером, посетил Шернера в курортном городке Велиховки, где разместился штаб армейской группы «Центр». Ген. Власов считал себя обязанным сделать все возможное, чтобы отвратить опасность, которой подверглась 1-я дивизия. Сначала Шернер принял лишь д-ра Крегера и сообщил ему, что 1-я дивизия будет подвергнута бомбардировке с воздуха, т. к. она открыто совершила акт измены. С Власовым он вообще не желал говорить. По настоянию д-ра Крегера он, однако, все же выслушал Власова. Результатом этого разговора была гарантия, данная генералом Власовым в том, что его армия не предпримет никаких враждебных действий против немецкой армии при условии, что она сама не будет подвернута нападению с немецкой стороны. Ген. Власов давал в то время гарантию лишь за себя, но надеялся на свое влияние в армии. Он уже довольно долгое время не доверял ген. Буняченко, знал о его различных предварительных контактах, но был абсолютно против каких-либо военных авантюр.
Все немецкие источники единогласно утверждают, что ген. Власов не был дипломатом. Он был в первую очередь солдатом, действовал прямо и открыто, а в его честности ни у кого не было никакого сомнения. Именно поэтому, Шернер согласился, наконец, с ним говорить о будущем 1-й дивизии. В то время все еще предполагалось, — хотя теперь это и кажется абсурдным, — что ген. Власов получит на восточном фронте свой участок и попытается с помощью РОА и других добровольческих частей, остановить наступление Красной Армии на границах Чехии и Моравии. Перемещение разных частей в Чехию, которые до того времени не были подчинены Власову, а также большое число добровольцев из лагерей для военнопленных, свидетельствует о том, что даже в зародыше, этот план все же существовал. Подробности об этом приводятся в 8-й главе. Нет сомнения, что в то время на Власова еще делался какой-то расчет, иначе импульсивный маршал не вел бы с ним переговоров.
28-го апреля в полдень Шернер оповестил по радио о вторичном посещении дивизии. Приблизительно в 12-ти километрах южнее гор. Ловосице, близ деревни Клапы (Клаппай), приземлились два самолета, в которых находились фельдмаршал, ген. Власов и сопровождавшие его лица, прибывшие с курорта Велиховки. В этот раз Шернер вел себя добродушно. С бутылкой и коробкой сигар, он пришел узнать непосредственно от командира дивизии, что замышляется Буняченко, отвечая уклончиво, заявил, что согласен с перемещением в Брно, после чего Шернер одобрил новую ось маршрута, который должен был приходить южнее Праги. Визит продолжался неполный час и переговоры велись в присутствии ген. Власова.
Ген. Власоз остро критиковал поведение Буняченко, подчеркнув, что подчинение Шернеру, как командиру армейской группы, является абсолютно необходимым. Он уже производил впечатление уставшего, надломленного и безвольного человека. Буняченко это заметил, отказавшись перед Шернером признавать его авторитет, как главнокомандующего РОА, и совершенно открыто заявив, что командуя 1-й дивизией он сделает все то, что найдет нужным для ее спасения. «…Войну можно считать оконченной, а Германию побежденной…».
Какое впечатление эти слова произвели на Шернера, можно догадываться. Помимо изменения маршрута, о чем не было договорено, Шэрнер убедился, что на влияние Власова в 1-й дивизии полагаться не приходятся. Впрочем это он предчувствовал еще раньше. Но новостью для него было изменение в отношениях между главнокомандующим и его подчиненным, генералом Буняченко. И хотя на следующий день эти отношения в значительной мере наладились можно точно констатирозать, что с этого дня гсп. Буняченко фактически взял на себя право самостоятельно распоряжаться 1-й дивизией, отодвинув Власова на задний план. Оставаясь и в дальнейшем для РОА легендарным Андреем Андреевичем, ответственным за судьбу всей армии и десятки тысяч невооруженных бойцов и частных лиц, он до конца войны оставался в стороне. За пражскими событиями он наблюдал издали, даже по данным майора Швеннингера, покинул по неизвестным причинам дивизию на короткое время. Весь остаток дня во время переговоров с Шернером Власова неотступно сопровождала группа немецких
