офицеров и членов СС. Лишь на другой день, 29-го апреля, ему удалось прийти в комендатуру дивизии без немецкого сопровождения. Там ген. Власов объяснил собравшимся командирам дивизионных частей настоящее положение, а также свое отношение к немецких союзникам. Выразив полное согласие с действием ген. Буняченко, он коснулся общего положения Движения и своей личной ответственности. «Германское командование, — сказал он, — ожидает, что группа Центр сохранит все части РОА». Он считал себя обязанным поддерживать немцев, потому что иначе жертвой станут тысячи невооруженных русских, которые все еще находятся в Германии… Это единственная причина, почему он не может открыто занять противонемецкую позицию. Лишь только 1-я дивизия в хорошем положении, остальные же части находятся в худших условиях. Полный разгром Германии не за горами и прежде, чем это случится, армия не смеет вступить в открытый конфликт с немцами. В заключение он сказал: «…С вашими действиями я согласен и полностью поддерживаю Сергея Кузьмича (Буняченко). Пусть он и в дальнейшем действует, согласно собственным решениям…». Затем оба генерала, по русскому обычаю, обнялись и этим недоразумение было ликвидировано.
После усиленных походов дивизия отдыхала на занятой ею территории и чувствовала себя в безопасности. Но не так чувствовали себя командиры соседних немецких частей. Они приходили в штаб и старались узнать, какие намерения у их нового соседа. Получив заверения, что у дивизии нет вражеских намерений, они ух ода. пи, успокоенные обещаниями о взаимной помощи в будущем.
Однако, при вступлении на территорию Чехии, дисциплина в дивизии начала падать. Немецкие офицеры связи начали замечать, что среди дивизионного состава и чешского населения стали возрастать нервность и беспокойство. Были случаи ограбления военных складов, захвата бензина, конфликтов с немецкими регулировочными органами в проходных пунктах, где дивизия не была внесена в списки частей для прохода через них. Участились стычки с полевой жандармерией, отдельными лицами или группами немецких солдат, бежавших с фронта через территорию дивизии. Нарастали противонемецкие настроения под влиянием местного населения. Хорошее отношение было только к немецким офицерам связи, оставшимися с добровольческими частями до самого конца. Неизвестно ни единого случая, чтобы кто-нибудь из них покинул свой пост. Я преднамеренно указываю здесь на это обстоятельство, так как эти дни, с 29-го апреля по 2-е мая, являются временем перелома в истории дивизии, которая вскоре после этого сыграла такую неожиданную роль. В общем развалу никто не мог бы помешать офицерам связи уйти, если бы они решились на это. Для РОА они уже все равно ничего не могли сделать.
После отбытия маршала Шернера, в штаб пришло сообщение о стычке патруля 1-й дивизии с группой СС и о жертвах понесенных обеими сторонами. Вскоре после этого в Козиеды на грузовике были привезены убитые, а также шесть пленных офицеров и солдат СС. Ген. Власов приказал допросить пленных. Из допроса обеих сторон было установлено следующее:
На вокзале в гор. Лоуны патрулировал взвод РОА из близстоящей воинской части под командой лейтенанта Семенова. Когда прибыл пассажирский поезд, в котором один вагон был занят группой СС, патруль РОА потребовал, чтобы члены СС предъявили свои документы, после чего попытался их обезоружить. Произошла бешеная перестрелка. Члены СС строчили из пулеметов и автоматов из своего вагона. Были убиты лейтенант Семенов, два сержанта и трое солдат. На стороне СС было четверо убитых и несколько человек раненых. По показаниям старшего лейтенанта Бабушкина нет сомнения, что это произошло в результате злоупотребления правомочий. Перед зданием штаба собравшаяся толпа русских солдат требовала, чтобы оставшихся членов СС судили русским военным судом с приговором к расстрелу. Весть об инциденте быстро распространилась по всей дивизии, усилив еще больше антинемецкие настроения. Этот инцидент вызвал у Власова большое негодование и обвинение солдат за их поведение. Немецкие офицеры из окружения Власова предложили, чтобы пленным были возвращено их оружие и предоставлена возможность продолжать свой путь. Власов дал согласие. Но один из членов СС заявил от имени всей группы, что оружия они не возьмут, так как не намереваются больше воевать, считая, что война проиграна и, поэтому просят, боясь насилия со стороны русских, чтобы их отправили под конвоем с места инцидента. Власов удовлетворил эту просьбу и распорядился отвезти их к немецкой границе. Это решение вызвало резкий протест со стороны немецких офицеров из окружения Власова, вызвавший взаимные угрозы. В конце концов, немцы покинули собрание, заявив, что в штабе Власова они не могут больше чувствовать себя в безопасности. В сопровождении русских офицеров они были отведены в свои помещения. В тот же день немцы покинули Козоеды, и в штаб ген. Власова больше не возвращались.
Этот инцидент еще более расшатал падающую дисциплину. Солдаты выразили свою месть немцам тем, что расстреляли весь обслуживающий персонал связного центра, который с конфликтом не имел ничего общего. Власов уже ничего не мог поделать. К вечеру дивизия как- то успокоилась, но ночью кто-то бросил в помещение д-ра Крегера ручную гранату. Крегера в помещении не было и от взрыва гранаты никто не пострадал. На следующий день Крегер уехал в Прагу к К. Г. Франку. Но у него не было намерений покидать Власова. Будучи ответственным перед СС — Хауптамтом за деятельность Освободительного Движения, он отправился к Франку оповестить его об общем положении в Протекторате в связи с перемещением РОА на его территории. Несмотря на то, что в среде русских он не пользовался большой любовью, он не боялся, — даже после случая в Козоедах, — что кто-либо выступит против него. Вследствие событий, развернувшихся в последующие дни в Праге, он оказался отрезанным от Власова и уже никогда с ним больше не встречался.
Инцидент в гор. Лоуни имел еще один интересный эпилог. Лейтенант Семенов и убитые бойцы его патруля были похоронены 29-го апреля на кладбище в Козоедах. В 1947 году, советский генерал Д. из оккупационной армии в Германии, искал своего сына, лейтенанта Семенова. Поиски привели его на деревенское кладбище в Козоедах….[82]
Открытый переход дивизии на сторону чехов произошел 5-го мая по инициативе Буняченко, Николаева и Сахарова. Сопротивление Власова, который с этим не был согласен, могло вызвать открытый мятеж среди бойцов. Дивизия в то время уже полностью выступала на стороне чехов, а стычки с немцами и разоружение небольших групп немецких солдат стали обычным явлением.
Зная об этих случаях, Шернер, чаша терпения которого переполнилась, принял решение вмешаться в это дело и разоружить дивизию. Произошли события, закулисная сторона которых недостаточна ясна.
Генерал-полковник Герман Хот, командир 4-й танковой армии, размещенной в районе Крушне Гори (Рудной
Горы), будто бы получил приказ с содействием немецких частей в районе Праги разоружить русскую дивизию, находящуюся якобы в состоянии мятежа. 1-го мая в дивизию прибыло два парламентера с белым флагом из штаба Хота с целью установить на месте действительное положение событий. Согласно сведениям, полученным ими от Швеннингера, а также по их поведению, выходило, что ни у кого не было ни желания, ни нужных для этого средств. У геп. Хота ничего кроме этих двух фактов не имелось и для проведения интервенции имелось в наличии только два батальона, парламентеры охотно покинули дивизию, убедившись, что никакого мятежа не произошло. Власова и Буняченко, посетившего ген. Хота в Крушне Гори, последний заверял, что на разоружении настаивал комендант Праги ген. фон Туссен, который позлее утверждал, что ничего не знал об этом. Вероятнее всего, это было последней интригой маршала Шернера, в результате которой антинемецкие настроения в дивизии достигли максимума.
Описывая эти события я старался объяснить причину возникновения противонемецких настроений в дивизии. При таком положении дел, соответственно вышеописанному, переход на чешскую строону был процессом проходившим одновременно.
30-го апреля дивизия все еще находилась в районе гор. Ловосице. По данным майора Швеннингера в этот день один из командных пунктов чехов вошел в контакт с ген. Буняченко.
Незадолго до этого представители нескольких чешских групп Движения Сопротивления посетили штаб дивизии..[83] Они просили предоставить им оружие и оказать помощь разного характера. До этого времени дивизия не оказывала прямой и открытой поддержки партизанским частям. Да и сам ген. Власов никогда не вел личных переговоров с представителями партизан. В ходе первых связей с ними штаб дивизии выяснил, что чешское Движение Сопротивления разделяется на два лагеря и что у сторонников антикоммунистического движения нет ни политической программы, ни единого командования и что они недостаточно вооружены. О коммунистических партизанах стало известно, что в большинстве случаев ими командуют парашютисты из Советского Союза и что хотя они и хорошо сорганизованы, они так же слабо воо- ружены и что население их мало поддерживает. Коммунисты, конечно, ничего не ждали от дивизии, но засылали в нее агентов и агитаторов.
Чины дивизии несколько раз встречались с такими «партизанами» на территории Чехии. По мнению офицеров дивизии на самом деле это были регулярные военные части, которые работали в тылу у неприятеля и применяли методы партизанской борьбы. Об этом свидетельствовали как их экипировка, так и строгая военная дисциплина. По мнению подполковника Артемьева эти части, разделенные на шесть групп, выполняли задания советских политруков.
Во время перемещения в Чехию, группа квартирьеров дивизии натолкнулась в лесу на таких партизан. Последние им сообщили, что их командование находится далеко, а их командир, советский майор, был бы очень рад с ними поговорить. Это, мол, могло бы послужить и им на пользу, т. к. он является весьма влиятельным человеком. Разговор продолжался, когда внезапно появился и сам майор. Его очень заинтересовало, что дивизия намеревается расположиться на ночлег поблизости и он просил квартирьеров передать их командиру о его желании встретиться с ним. «У меня есть радиосвязь с высокопоставленным советским командованием и я могу предоставить вашему командиру возможность войти в прямой контакт»… Ген. Буняченко не проявил интереса к таким контактам.
Запасы дивизии, приобретенные ею по приказу штаба армейской группы «Центр», иссякли во время усиленного похода на юг, а так как она отказалась от контакта с армейской группой, то ей пришлось просить ближайшие гарнизоны о предоставлении провианта, которые в большинстве случаев удовлетворяли их просьбу, боясь конфликтов. В иных случаях бойцы просто захватывали немецкие склады и забирали то, в чем нуждались, предоставляя остальное гражданскому населению.
После инцидента в гор. Лоуни командир дивизии дал приказ об ежедневных переходах по 20–25 километров дальше на юг. Комендатура все еще оставалась в первоначальном месте. 2-го мая части дивизии дошли до района Раковник — Нове Страшеци. Население уже знало об их открытой антинемецкой позиции.
2-го мая дивизию посетили офицеры чехословацкой армии, которые отрекомендовались представителями подготовляемого восстания в Праге..[84] Сообщая Власову о своих намерениях, они настаивали, что если восстание не будет осуществлено в назначенное время, то немцы узнают об этом. Они отдавали себе отчет также и в том, что начинать восстание без посторонней помощи было весьма рискованно. Поэтому они обратились к «братьям власовцам» с просьбой оказания им помощи. Они старались повлиять на Власова, утверждая, что в случае неуспеха население понесет большие потери. Власов не дал им обязывающего согласия, несмотря на настояния Буняченко, который тотчас же согласился оказать им помощь. По его мнению, дивизия не могла стоять в стороне, если она окажется в центре событий. В конце концов, Власов дал согласие на оказание помощи, но чешским делегатам об этом сообщено не было. Им было обещано, что помощь будет оказана только в случае крайней необходимости..[85]
Трудно было принять решение о том, что следует предпринять в последующие дни для сохранения дивизии. Тогда еще никто не мог определенно сказать, какая из союзных армий займет территорию Чехии. Те, кто думали не только об окончании войны, но и о ее последствиях, предполагали, что если Прагу займут американцы, то их никто не принудит покинуть ее. Если же Прага будет занята Красной Армией, то повторится случай с Польшей. Чешская делегация от подготовляемого Пражского восстания также информировала Власова и Буняченко о том, что восстания или не будет или оно будет кратковременным, если армия Шернера отступит на Запад. Это было ясным для вождей готовящегося восстания. Бой должен начаться раньше, чем отступающая армия Шернера займет Прагу, но для успешного проведения этой акции пока нет возможностей. Если 1-я дивизия примет на себя руководство восстанием и удержит Прагу до прихода американской армии, то национальные круги, создавшие затем правительство, гарантируют дивизии право политического убежища.
После таких заверений ген. Буняченко и большинство офицеров его корпуса приняли решение включиться в Пражское восстание. Ген. Власов отнесся скептически к этому плану, не веря предположениям, что американская армия продвинется на Восток в центральную часть
Чехии. Кроме того он не желал вмешиваться во внутренние дела Чехословакии. Главным же доводом несогласия было то, что он не желал идти на открытую борьбу с германским союзником, т. к. при последнем свидании с Шернером он дал ему обещание, что его армия останется лояльной до тех пор, пока на нее не будет нападений с немецкой стороны. И хотя он, наконец, согласился с генералом Буняченко о помощи чехам и предоставил ему возможность вести с ними переговоры он сам отошел от этого дела, оставаясь сторонним наблюдателем до 8-го мая, когда в интересах армии он снова взял на себя инициативу в попытке войти в переговоры с американцами в Пильзене.
Против перехода дивизии на чешскую сторону высказался и командир 1-го полка подполк. А. Архипов. Согласно его воспоминаниям, на собрании, где решался вопрос об участки дивизии в этом деле, произошел резкий обмен мнениями, и когда участвовавшие в нем командиры приняли решение против мнения Власова, то последний покинул его со словами: «Если вы не желаете слушаться своего командующего, то зачем мне тут оставаться?». Архипов приводит далее, что после этого решения ген. Власов во время всего Пражского восстания был как бы пленником генерала Буняченко.
Все это отображает ход связей и переговоров между «власовской» и чешской сторонами в период от 30-го апреля до первых майских дней. Основой приводимых данных послужили отрывочные сообщения из некоторых русских и немецких источников. Недоступные для нас источники в чехословацких архивах, несомненно, дали бы возможность получить более детальную картину развития указанных отношений, которые в заключение перешли в вооруженное вмешательство со стороны «власовцев». После окончания войны, члены
